1 тур феста "Двойной удар"

[Сэр Ланселап]

Название: Как получить одобрение Соласа?
Автор: спрятался
Размер: драббл, 332 слов
Категория: пре!слэш
Пейринг/Персонажи:: Солас, Инквизитор Лавеллан, Варрик
Жанр: юмор
Рейтинг: G/PG
описание Инквизитор Лавеллан ухаживает за Соласом. Солас неодобряэ.


Инквизитор Лавеллан и Варрик появились в студии Соласа ближе к вечеру. Солас как раз приступил к изучению очередного, притащенного Инквизитором невесть откуда, Осколка. Собственно, студией занимаемый Соласом проходной холл башни назвал как раз Лавеллан, подхватив это словечко от какого-то из орлейских приятелей Жозефины. Что это означает – не знал никто, но название прижилось.
– Не спи, милый, замерзнешь, – вкрадчиво прошептал Лавеллан на ушко Соласу, заставив того невольно вздрогнуть и выронить Осколок, который немедленно скатился на пол.
– Я не сплю, – сухо сообщил Солас, недовольно покосившись на Инквизитора и ухмыляющегося Варрика. Выбравшись из кресла, он обошел стол и, присев на корточки, поднял Осколок. С некоторых пор Солас старался не подставлять Лавеллану … спину. Солас выпрямился и положил Осколок на стол. Затем он, так и не вернувшись к креслу, спросил:
– Что-нибудь срочное, Инквизитор? Вы принесли ещё Осколков?
– Нет! – Морковно-рыжий на сей раз Инквизитор (откуда только краску для волос берет, экспериментатор долбанный) дебильно ухмыльнулся. – Мы за тобой!
– Выступаем? – Солас почти приготовился вздохнуть с облегчением, все-таки прогулки по Внутренним или Внешним землям были куда безопаснее того беспредела, что мог натворить Инквизитор в Скайхолде. Танцы на его, Соласовском, столе в одном передничке на голое тело были самым безобидным, что мог учинить скучающий Инквизитор.
– Нет, Варрик собирает пати для пары раундов «Порочной добродетели», – плотоядно улыбнулся Инквизитор.
– Без меня, – поспешно отказался Солас, – у меня полно работы. А раз Осколки у вас в кои-то веки закончились, я, пожалуй, займусь фресками.
– Какая жалость, – страдальчески сморщился Лавеллан, глядя в спину стремительно взлетающему на леса Соласу. А спина была… ммм… ничего.

***

– Ну вот скажи мне, Варрик, как можно получить одобрение Соласа? – жаловался Лавеллан по дороге в таверну. – Что мне надо сделать, чтобы привлечь его внимание? Обриться налысо? Я оборвал для него весь эльфийский корень во Внутренних землях, отыскал все завесные артефакты, написал поэму про элвенглори – бесполезно.
– А ты не сдавайся, – посоветовал Варрик, прикидывая, как он опишет ухаживания Лавеллана за Соласом в очередной книге, – всегда можно предложить что-нибудь ещё…
– Чай? Кофе? Меня? – просиял Лавеллан и умчался обратно. Варрик покачал головой и потянулся за пером и бумагой.

@темы: dragon age, фанфик, персонаж: Солас, персонаж: м!Инквизитор, фест Двойной удар

---

Могильник (1 тур феста «Двойной удар»)

[Сэр Ланселап]

Название: Могильник
Автор: ни разу не спалившийся  Ernst Wolff
Размер: 8.800 слов
Пейринги и персонажи: Дориан, Адаар
Категория: слэш
Жанр: AU
Рейтинг: NC-17
Описание: В мире давно уже нет магии, и Дориан в качестве исследователя отправляется на остров диких косситов - у них, говорят, волшебство сохранилось.
Предупреждения: нет
Ограничения: нет

читать

Жара стояла такая, что сложно было дышать, на груди будто сидел кто-то увесистый и обжигающий. Дориан через каждые пять шагов останавливался, чтобы судорожно втянуть воздух и стереть пот со лба. В глазах то и дело темнело, и ему казалось, что на следующей остановке он точно потеряет сознание. Его проводник не высказывал ни малейшего дискомфорта, хотя нес нелегкую поклажу Дориана. Впрочем… они же привычные. У них организм заточен под невыносимую духоту. Дориан посмотрел на широкую мускулистую спину перед собой и зафиксировал взгляд между лопаток. На сероватую кожу коссита был нанесен ритуальный рисунок алой краской, и ровно между лопаток стояла точка. Дориан глядел на нее, как на мишень. Если терять сознание — то падать головой в эту точку, в эту точку, в эту точку…
Видимо, он все же не выдержал напора местного климата. В голове все смешалось, перед глазами заскакала точка, потом она раздвоилась, а потом и вовсе превратилась в тысячу красных мушек. Последней мыслью пронеслось сожаление, что миссия зашла так далеко, лучше бы и дальше сидели у самого берега, где дороги проторены, а тут… Додумать он не успел: сорвался в черный колодец.
Придя в себя, Дориан сразу же понял, где находится. Могильник, поселение косситов, совсем не изученное, дикое. Могильщики проводят ритуалы, которые, как поговаривают, призывают магию. Профессора высказывали предположение, что у могильщиков можно выведать секреты и вернуть магию в мир. Дориан в этом сомневался. Но ритуалы всегда были его страстью. Никто, кроме него, не вызвался жить среди косситов и устанавливать с ними контакт. С ними познакомились, их язык изучили, втолковали, что от них требуется… и все. Иди, Дориан, в неизвестность. Умирай, Дориан, от жары. Нам тебя ничуть не жалко, Дориан.
Вероятно, эти косситы не такие уж и дикие. Дикари бросили бы бездыханное тело путника там, где он упал. Дориан же лежал в тени, головой на коленях своего проводника. Тот, склонив рогатую голову, пристально смотрел в лицо Дориану.
— Привет, — сказал Дориан. Голос не слушался. Приветствие вышло слабым, едва слышным. Тем более что коссит вряд ли разумеет язык.
— Такода? — коссит свел брови в недоумении.
— Привет, я жив, я это имел в виду. Проснулся. Все еще хочу вас, аборигенов, изучать. Долго нам осталось идти?
Коссит смотрел на него с растерянным видом. Дориан, хмыкнув, замолк. А чего он, собственно, ожидал? Разумеется, ему придется учить их говор, а не наоборот. Коссит неожиданно сказал:
— Привет, — и поднял раскрытую ладонь.
Дориан изумился. Дурнота даже отступила.
— Так может, ты способен к обучению? — поинтересовался Дориан и, перейдя на говор могильщиков, спросил: — Долго еще?
Говор давался ему с трудом. Было в нем что-то неповоротливое, словно камни жевал. Аж зубы скрипели.
Коссит улыбнулся. Улыбка на грубом лице выглядела оскалом.
— Скоро, — сказал он на языке, вновь удивляя Дориана.
Оказалось, что коссит донес его почти до лагеря на руках.
Так началось его знакомство с Адааром — его проводником, охранником, партнером и отчасти учителем; так началось знакомство с младшим жрецом, занимавшим едва ли не самое низшее место в иерархии могильщиков.

*

Прошла всего неделя с его прибытия в Могильник; Дориану она показалась вечностью. Ранним утром он спускался по узкой и крутой тропе к реке, чтобы смыть с себя ночной пот. Возвращение наверх, к дому, давалось с большим трудом. Солнце начинало печь, воздух становился раскаленным, и Дориан больше полз, чем шел. После такой прогулки, занимавшей всего-то полчаса, он еще час лежал на коврике и смотрел в потолок, пытаясь прийти в себя.
Дом был чем-то средним между хижиной и бунгало. Стены были сложены из бревен, а роль крыши исполняли исполинские листья. Солнца они не пропускали и каким-то образом сохраняли в доме приятную прохладу. Дориан так и не понял, что это за чудо архитектуры, а Адаар только разводил руками и говорил: магия. Скорее всего, он просто пока не мог сообразить, что имеет в виду Дориан. Хотя язык Адаар учил быстро. Дориан пытался освоить говор, но махнул на это рукой. Адаар схватывал все на лету, пробовал читать книги Дориана, запоминал по тысяче новых слов в день… Дориан только диву давался. Что ж, они с профессорами предполагали, что могильщики — особенное поселение, уединенное, даже, скорее, изолированное; здесь есть тайные знания. Почему же он должен удивляться поразительной способности к обучению у Адаара?
С другими косситами Дориану было пока запрещено общаться. Он лишь изредка видел их женщин, высоких, с перевязанными крест-накрест грудями. Они, в свою очередь, замечали Дориана и начинали между собой шептаться, с интересом на него поглядывая. Каждый раз ему казалось, что женщины подойдут познакомиться, но они, кинув на него последний взгляд, уходили вглубь Могильника. Сам Дориан не рисковал к ним приближаться. За нарушение традиций и убить могут. Тем более что их самоназвание о чем-то, да говорило, хотя ему и пытались втолковать, что через могилу приходит нечто вечное; позже он понял, что синоним Могильника — Тень.
Этим утром Дориан поднялся даже до восхода солнца. Он надеялся хоть раз добраться до реки и обратно в нормальную погоду, а не изматывающую жару. Взяв полотенце и чистую одежду, он пошел к тропе, придерживая разлапистые ветви кустов, норовящих ударить его по лицу. Тропа петляла, как запутавшаяся нитка. Даже зная, что могильщики крайне редко использовали этот спуск, Дориан все равно удивлялся: ему, человеку, сложно идти по ней, а каково громадным косситам? У них одна нога шириной с эту тропку… В первый раз Дориан едва не полетел с нее головой вниз. Теперь он уже понял, что в некоторых местах можно было поскользнуться, как на льду, и был крайне аккуратен в движениях.
Спустившись, он быстро разделся, сложил одежду на траве и зашел в воду. Солнце начинало подниматься, но еще не успело разогреть воздух. Ледяная вода впивалась иголками. Выдохнув, Дориан зашел по пояс и поплыл, пытаясь согреться. Его выводила из себя местная погода. Сейчас вода чересчур холодная, как горный родник, а днем, когда солнце жарит не на шутку, река тут же становится будто парное молоко. Здесь невозможно, решительно невозможно жить. Он никогда не привыкнет.
Вернувшись к берегу, он взял флакон с жидким мылом и судорожными движениями принялся за водные процедуры. Назвать их банными язык не поворачивался. Слишком холодно.
Уже смывая с волос пену, он краем глаза заметил шевеление в кустах. Виду он не подал. Будь здесь дикие животные, Адаар бы предупредил его… ведь правда, он бы сказал об этом? Дориан медленно нагнулся словно бы для того, чтобы зачерпнуть воду в ладони, и украдкой посмотрел в сторону кустов. Мелькнула знакомая серая кожа и алые узоры… или показалось? Нет, не показалось… Дориан, никак не продемонстрировав, что все заметил, продолжил мыться.
Выходит, Адаар приглядывал за ним. Или подглядывал? Раньше Дориан его не видел. А может, просто не обращал внимания. Значит, пока он стоит здесь, голый, по бедра в воде, его созерцают. С какой целью? Сердце забилось чаще. То ли от страха, то ли… Однако в этом есть смысл. Человек для коссита — такая же диковинка, как и коссит для человека. Дориан на его месте тоже воспользовался бы любым шансом, чтобы детальнее изучить пришельца будто из другого мира. В конце концов, Дориан тоже не отказался бы посмотреть и сравнить, насколько они будут разными без штанов.
Но все эти размышления и оправдания не отменяли того, что слежка его несколько смущала. Дориан ополоснул лицо, на мгновение потеряв кусты из вида, а когда вновь посмотрел, между ветвей больше никого не было. Хорошо… он пошел к берегу. Ладно. Его рассмотрели со всех сторон. У него такой возможности не было. Обидно.
Спустя пару часов, когда Дориан, уже просмотревший и исправивший свои вчерашние записи и рисунки, хотел совершить еще один поход к ритуальному столбу, Адаар принес ему завтрак. Вернее, Дориан полагал, что Адаар пришел именно по этой причине… но руки Адаара были пусты.
— С первым солнцем, — поприветствовал Адаар.
— Привет, — кивнул Дориан.
Он, не удержавшись, скользнул изучающим взглядом по Адаару, но тут же повернулся обратно, сев за столом прямо.
— Как работа? — спросил Адаар, приближаясь к нему. Он остановился за спиной Дориана, с интересом разглядывая листы акварельной бумаги, на которые Дориан скрупулезно наносил все найденные символы, столбы, новые виды растений…
— Продвигается, — ответил Дориан. — Ты отведешь меня сегодня к храму?
Положив локоть на стол, он сел вполоборота и поднял голову. Адаар смотрел не на него, а на рисунки. Они его интересовали больше всего в вещах Дориана.
— Нет, — сказал Адаар. У него были удивительно длинные и густые для мужчины ресницы. По крайней мере, для мужчины человеческой расы…
Дориан расположился удобнее, будто ненароком задевая босую ногу Адаара своей. Адаар наконец вздрогнул и оторвал взгляд от рисунков. Обычно Дориан постоянно носил рубашку и легкие шорты до колен. Сегодня он успел вернуться в дом до удушающей жары, и нужды промокать кожу хлопком не было; он остался в одних только шортах. Было прохладно, и соски превратились в две твердые горошины, но лучше так, чем постоянный зной. Даже ему, теплолюбивому человеку, было приятно посидеть в освежающем холоде.
— Ты не одет.
— Как и ты, — улыбнулся Дориан.
— Это другое, — возразил Адаар. — Все мы не одеты. Женщины одеты. Ты одет.
— Я что, женщина, по-твоему? — фыркнул Дориан, а в голове у него пронеслось: ты сегодня, дорогой, прекрасно убедился, что я мужчина.
Адаар с укором посмотрел на него. Он несколько секунд собирался с мыслями, как и всегда перед длинным предложением на языке, и сказал:
— Косситы не вызывают друг у друга желания и жажды обладать. Можно не одеваться. Все остальные должны носить одежду.
— Но раньше остальными были только женщины, — догадался Дориан. — Для пришлых правил не предусмотрено, даже для мужчин.
— Да, — сказал Адаар. — Можно не рубашку. Можно… вот так, — он положил ладони на грудь Дориану, располагая их основаниями у солнечного сплетения, а пальцами — в стороны. Будто птица распласталась крыльями. Огромные руки Адаара были прохладными. Дориан сглотнул.
— Что же, не одетым я вызываю у тебя жажду обладать? — хмыкнул он. Сердце застучало быстрее. Это прикосновение… нет, конечно же, он думал о таком. Сначала чисто с теоретической точки зрения. Потом заиграл практический интерес. Но чтобы всерьез… Дыхание захватывает.
Адаар убрал руки.
— Завтрак в кругу младших, — сухо сказал он. — Если одобрят, то завтра в храм у окраин.
— Наконец-то! — обрадовался Дориан. — Ради такого я даже оденусь…
На завтраке присутствовали три женщины. Они сидели напротив Дориана и молча его разглядывали. Он вежливо улыбался. Потом подошли четыре коссита. Они не ели, только прихлебывали травяной отвар из высоких деревянных стаканов с резными узорами. Адаар на говоре объявил, что чужак может быть допущен к храму на окраине, и спросил согласия. Эти семеро могильщиков были смотрителями окраинного храма, как понял Дориан. Его никто не посещал даже. Самое главное святилище располагалось в сердце поселения, но к нему Дориана подпустят в лучшем случае спустя полгода, с тоской подумал он.
…Косситы все-таки решили, что он заслуживает доверия. К храму его обещался провести Адаар завтра днем. На обратном пути к дому Дориан вздохнул:
— По самой жаре. Это невыносимо, Адаар. У меня не шкура, а кожа. Она нежная и тонкая, и кости через нее прожариваются. Ты знал об этом?
— Нежная? — уточнил Адаар.
— Да, это… — Дориан смешался, ища подходящее определение. — Это… вот так, — и он провел кончиками пальцев по плечу Адаара. — Это нежно. Ласково, осторожно.
Адаар остановился. Деревья бросали на них тень. Дориан поднял голову, глядя на Адаара; тот указательным пальцем коснулся гладко выбритой щеки Дориана.
— Нежно?
— Именно так.
Адаар улыбнулся и пошел дальше. А он хорошо схватывает, в который раз подумал Дориан. Не только слова, но и все остальное…

*

Следующим днем Адаар вел его через душные, влажные заросли и говорил:
— Жара кончится. Скоро. Время года — Кода. После станет не так жарко. Тебе будет хорошо.
— Надеюсь, — заплетающимся от жажды языком ответил Дориан. — Подожди…
Он остановился, чтобы глотнуть воды. Немного выпил и плеснул себе на лицо. На мгновение стало легче дышать, но потом опять в горло посыпался сухой песок вместо воздуха. Адаар с сочувствием смотрел на него.
— Почти пришли.
Идти и вправду осталось недолго. Минут через десять между деревьями и лианами показался серый камень. Храм был небольшим по сравнению с церквями, виденными Дорианом в цивилизованном мире, но от него, в отличие от прочих религиозных сооружений, веяло мощью. Дориан остановился, в шоке разглядывая храм. Да, от него шла сила — прохлада тянулась, будто легкий ветерок… Поразительно. Статуи высотой в три человеческих роста были вырублены грубо, будто взмахами огромного топора, но именно поэтому в них и присутствовала ярость… нет, не ярость. Страсть. Дориан заворожено смотрел на коссита и косситку. Коситка, вцепившись ладонями в голые груди, изгибалась в экстазе. Коссит просто стоял, расправив плечи. Член у него тоже стоял. Огромный каменный член, выполненный явно с большой любовью и с крайней детализацией. Дориан обалдело посмотрел на Адаара.
— Храм, говоришь?..
Адаар кивнул.
— Ты знаешь… у нас есть церкви, и там запрещено даже думать о плотском, не то что изображать это.
— Почему? — удивился Адаар. — Страсть — великая сила. Толчок. Жизнь.
— Да, но… нет, — передумал Дориан. — Ты прав. Это толчок. Но есть еще и любовь. Любовь — это уже результат толчка.
Адаар обдумал его слова и кивнул.
— Искра, страсть, любовь. Союз. Цель всего — союз духа. Он достигает через союз тел.
— Достигается, — поправил Дориан. — Достигается через союз тел.
— Да.
Они вошли внутрь. На стенах были высечены и покрыты почти выцветшей красной и черной краской картины голых косситов. Странно, но порнографией это не выглядело; возможно, потому что фигуры не совокуплялись, все стояли поодаль друг от друга. И позы не выглядели соблазнительными или развратными. Косситы были объяты страстью, в этом сомнения не возникало, но не похотью. Дориан не понимал, как такое возможно… но это было именно так. Адаар стоял за его плечом и ровно, глубоко дышал. Дориан сел на пол, жестом попросил свои вещи, и Адаар протянул ему рюкзак. Дориан начал зарисовывать общее строение храма — простое, даже элементарное. Он уже знал, что не будет перерисовывать картины. Просто не сможет передать их чистое экстатическое состояние.
Адаар ему не мешал. Он, немного понаблюдав за тем, как Дориан рисует, стал обходить храм по кругу. Он остановился у алтаря. Закончив схему, Дориан подхватил карандаш с альбомом и тоже направился к алтарю.
Признаться, таких алтарей он еще не видел. Дориан попросту не понял его назначения.
— Сюда ставят свечи? — предположил он, указывая на небольшой постамент с двумя ложбинками-выемками. За ним стоял постамент повыше и с ложбинками более узкими.
Адаар посмотрел на него, приподняв уголки губ не то в улыбке, не то в усмешке. Он посмотрел на алтарь.
— Сюда ставят колени. А сюда локти. А здесь стоит коссит.
Дориан вскинул брови. Да, так гораздо яснее… Теперь он прекрасно понимал, что нижний и верхний постамент должны прекрасно поддерживать тело косситок, чтобы их было удобнее брать.
— Что это за ритуалы?
— Союз. Знакомство. Скрепление. Все, что предшествует следующему этапу. Внетелесному.
— А можно я попробую сюда встать? Или это богохульство? — выпалил Дориан быстрее, чем успел подумать.
Должно быть, так действуют картины. Должно быть, это сама сила храма. Щекочет, возбуждает… Магия! Это магия, неожиданно понял Дориан. Их, древняя… всеми забытая. Здесь прошло столько ритуалов, здесь столько раз совокуплялись на глазах других, что стены впитали сам дух секса.
— Это… это можно, — ответил Адаар после небольшой паузы. Голос его звучал чуть глуше обычного.
Дориан положил карандаш с альбомом на край верхнего постамента и встал коленями на нижний. Широковато. Он редко раздвигает колени на такую ширину… но все равно, как ни странно, удобно. Скорее всего, на второй постамент косситки могли лечь грудью. Дориан же, уложив локти на положенное место, повис в воздухе, прогнувшись в пояснице. У него перехватило дыхание, совсем как там, на реке, когда его разглядывал Адаар, и совсем как в первый день здесь перед тем, как упасть в обморок от жары… У него запылали щеки. Он поднял взгляд. Перед ним был барельеф, почти повторяющий статую у входа. Да, почти копия, только этот коссит с огромным членом был наполовину закован в стену.
Что ж… он изучил храм со всех сторон, он сможет нарисовать даже то, как проходит ритуал… нет, он должен был забраться на эти постаменты, чтобы понять, его цель — исключительно научная… он застыл здесь, выставив задницу, ради познания, а вовсе не потому, что его это возбуждает… магия, точно магия…
Адаар шумно выдохнул. Дориан повернул голову. Адаар стоял ровно за ним, там, где положено стоять косситу во время ритуала. Губы его были приоткрыты, грудь вздымалась. Похоже, это чувство, этот огонь захлестнул и его. Дориан прижался лбом к камню и лишь тогда понял, что холод, царивший в храме, пропал. Было невыносимо жарко. Пот тек ручьями. Дориан дотянулся до альбома, схватил карандаш и стал не глядя рисовать фигуру коссита, заточенного в камень. Время шло, все тело горело так, словно он был в печи, но Дориан рисовал. Так, как это должно быть. Именно так видят коссита во время ритуала. Из такого положения. С потом, заливающим глаза. Это ведь что-то значит… это должно быть важно…
Когда Дориан закончил, Адаара уже не было: он вышел на улицу. После раскаленного храма, даже камни стали горячими, духота едва щекотала лицо.
— Пошли, — пересохшими губами сказал Дориан.
Адаар молча двинулся вперед, прорубая своим телом дорогу среди ветвей и лиан. Отдышавшись, Дориан спросил:
— Что это было? Отпечаток магии?
— Нет. Это и была магия. Она не должна… жечь, — подобрал он слово. — Но слишком давно никто не приходил в храм. Она разбушевалась.
— Значит, союзы вы больше не скрепляете сексом.
— Скрепляем, — возразил Адаар. Он остановился и повернулся к Дориану: так ему было проще контролировать язык, слова сами приходили ему на ум, как он выражался. — Но мы давно преодолели… перешли?
— Прошли.
— Прошли этот этап. Раньше, во времена моих прадедов, ты искал союзника и находил не сразу, и необходимо было пройти огонь и воду, понять, что вы подходите друг другу. И тогда вы скрепляли сердца. Теперь все находят союзника рано. В детстве. Отрочестве. Храм на окраине стал не нужен. Мы выросли, Дориан.
Кажется, он впервые обратился по имени… Красиво, понял Дориан. То, как Адаар произносит его имя, — красиво и даже интимно.
— Значит, ты тоже уже нашел союзника? — усмехнулся Дориан.
Ему ведь казалось, что между ними что-то вспыхнуло. Особенно там, в храме. Казалось, еще немного — и они союз этот скрепят, хватило бы одного прикосновения, чтобы одежда сгорела и ссыпалась пеплом, и два обнаженных тела слились воедино, склеились.
— Я не нашел. У меня нет союза.
Адаар развернулся и пошел дальше.
— Я не хотел тебя огорчить, — расстроился Дориан. Даже плечи Адаара, кажется, немного опустились. — Там, в храме… все горело.
— Да. Горело.

*

Рисунок вышел достойным, даже более, чем достойным. Учителя говорили, что художником Дориану не стать, полета фантазии не хватает, жизни в его картинах нет, да он и не стремился к живописи, она нужна ему была лишь как путешественнику и первооткрывателю; правда, единственным его открытием пока что являлся Могильник. Но этот рисунок, этот раскаленный, величественный коссит, — он точно был шедевром. Дориан это знал. Он сидел за столом и разглядывал в дрожащем свете лампы изображение. Перспектива чудовищно искажена, но на бумаге словно остался след магии храма, от изображения шли удушающие волны.
Огонь в лампе догорал. Дориан убрал альбом, заточил карандаши и потушил лампу. На улице тьма была синей. Звезды сияли до безумия ярко. Куда ярче, чем в городах. Словно и они горели…
Расстелив на полу ковер — толстый и мягкий, Дориан назвал бы его матрасом, но Адаар упорно звал его ковром, — он лег. Его все посещали видения сегодняшнего дня… эта поза, в которую он добровольно встал. Сейчас, вне храма, это было дико. Варварски.
Но у варваров осталась магия, а у них, цивилизованных людей, — нет. Она уходила постепенно, утекала, заклинания становились слабее… так говорили. Дориан магию уже не застал. Понял лишь, что чем больше машин и механизмов они строили, тем меньше оставалось волшебства. А добил ее, кажется, паровоз. А может, электричество. Они пошли по пути технического прогресса. Это правильно. Это логично. А косситы стали совершенствовать дух. Сначала плоть, а затем дух, и теперь им не надо проходить телесные испытания и удовольствия, чтобы владеть волей достаточной для того, чтобы менять под себя вселенную. Адаар, наверно, тоже немного маг. Его способность учить язык поразительна. Он говорит гораздо лучше, когда смотрит на Дориана, словно черпает знания прямо из его головы. Скорее всего, так оно и есть. Лексикон у него совсем как у Дориана. Некоторые слова звучат вычурно. Очевидно, и у самого Дориана они такие же… вычурные…
Он облизал губы. Как ни нагружай мозг размышлениями, тело все равно просит своего. Там, в храме, член стоял, но вся энергия ушла на рисунок. А потом жар стал таким сильным, что было не до секса. Но сейчас оно возвращается, это нереализованное желание. Дориан думал, что он уже ничего не захочет — после месяца путешествия на корабле и качки, от которой ему было плохо с утра до вечера, после утомительной дороги до ближайшей стоянки миссии… а здесь он закрутился, столько новых впечатлений получал днем, что к ночи отрубался без сновидений.
Сегодня в нем бушевал огонь храма на окраине. Сегодня не заснуть.
Дориан скользнул ладонью от груди к животу, с удовольствием провел по прессу вниз, по дорожке волос… член, и так уже напряженный, отреагировал мгновенно. Прикрыв глаза, Дориан обхватил ствол, неторопливо провел вверх-вниз… а может, Адаар так же касался себя, когда подглядывал?.. Или выбежал из храма, чтобы срочно подрочить. Задница Дориана смотрелась великолепно, он в этом уверен. За своим шумным дыханием Дориан не заметил, как в дом кто-то проник, и понял, что он не один, лишь когда над ним нависло огромное жаркое тело. Дориан распахнул глаза. Рот ему сразу же заткнула грубая ладонь. А на член опустилась другая ладонь, такая же упоительно грубая, большая, и одновременно — нежная…
Дориан выгнулся, подаваясь бедрами вверх. Адаар так и закрывал ему рот. Дориан скользнул языком между губ, лизнул пальцы Адаара. Он мог бы дать их в рот, дать облизать… нет, так и держит, словно боится, что Дориан закричит… или застонет. Адаар ласкал его волшебно — как никто другой из мужчин. Ни у кого больше не было таких рук. Дориан жадно провел по спине Адаара — мускулистая, какая крепкая! Хотел ответить ему на ласку, но не смог. Его пожирала эта страсть, нужно было отдаться ей полностью, иначе погибнешь. Он схватил Адаара за рога, потянул к себе ближе, и Адаар, должно быть, уперся губами в свою же ладонь. Дориан успел мельком подумать, что стоит Адаару перестать затыкать ему рот, и они поцелуются, Дориан вылижет его рот изнутри, или отдастся напору… Он растворился в движениях грубой руки, уверенно обхватывающей член. Было до боли хорошо, и Адаар отдалил для него оргазм, сжав член… Дориан растекся по ковру в неге. Руки исчезли. Исчез и Адаар. Слишком быстро, будто испарился. А был ли он?..
Дориан провел языком по губам. Был, конечно, был. Сбежал. Дориан перекатился на живот. Его клонило в сон. Теперь жажда утолена, теперь можно спать…

*

Утром Адаар, как ни в чем не бывало, пришел за ним и позвал на завтрак. Дориан коснулся его ладони, удерживая в доме. Адаар застыл, как каменный.
— Вчера ночью ты ушел, — сказал Дориан. — Почему?
Адаар отвел взгляд. Дориан настойчиво сжал его руку.
— Я не скоро отсюда уеду, — строго сказал он. — Нам нужно прояснить отношения, чтобы не было неловкости. Ты понимаешь? — на всякий случай уточнил он.
— Да, — нехотя ответил Адаар.
— Мне было хорошо. Я бы сделал так, чтобы тебе тоже понравилось.
Дориан подступил к нему чуть ближе и провел кончиками пальцев по обнаженной груди. Следов от краски не было ни на самом Дориане, ни на ковре. Значит, вчера Адаар пришел уже без ритуального раскраса.
— Я скрепил союз, — едва слышно сказал Адаар. — Потому что в храме было… потому что.
— Разве я против? — усмехнулся Дориан. Ему пришлось встать на цыпочки, чтобы заглянуть Адаару в глаза. — Давай продолжим укреплять союз.
Адаар отстранил его.
— Ты чужой. В одежде, но…
— Потому что я мужчина? — догадался Дориан. — Мы с этим что-нибудь придумаем, я тебя уверяю. У меня есть некоторый опыт.
— А у меня нет, — отрубил Адаар, и прозвучало это так, словно язык был для него родным.
Он вышел из дома. Дориан последовал за ним. Он догнал Адаара и схватил за плечо. Проще было бы остановить паровоз, чем эту громаду.
— Ты девственник? — спросил Дориан в спину, так и не сумев заставить Адаара притормозить.
Ответа не последовало. За завтраком все молчали. Дориан лишь надеялся, что никто не заподозрит Адаара в прелюбодействе. Нужно сначала выяснить, какие у них традиции… вдруг сразу на кол сажают.
От этой мысли Дориану стало не по себе. Он может в любой момент сбежать, вернуться и сказать профессорам, что миссия провалилась, его хотели вульгарно сожрать, облизывались на его сладкое и сочное мясо… Адаар же вряд ли сбежит вместе с ним.
Днем, исследуя храм, Дориан повторял себе, что не соблазнял Адаара. Тот пришел первым. Значит, знал, на что идет. Взял ответственность. На этот раз Дориан был в храме один. Его проводила косситка и оставила, пообещав вернуться. По крайней мере, Дориан так понял. Не исключено, что она сказала, что он умрет в каменной могиле.
Жара больше не было. Храм был ледяным. Обычным. Дориан измерил его, уточнил схему, нашел два небольших помещения неясного назначения… магия не возвращалась.
Зато к вечеру вернулся Адаар. Он проскользнул в дом под покровом ночи, когда Дориан, сидя за столом, уже в одной ночной сорочке, которую, впрочем, снимал, прежде чем лечь спать, и читал. На этот раз он уловил шорох и вовремя обернулся. Адаар вошел, затворил дверь и недовольно поморщился — видимо, рассчитывал на внезапность, как и прошлый раз.
Дориан потушил лампу. Он хотел заговорить… не успел. Адаар вихрем пронесся к нему, развернул вместе со стулом, обрушился на колени и взял член в рот так быстро и глубоко, словно проглотить хотел.
— С… стой, — выдохнул Дориан. Адаар стиснул его бедра, заработал языком, и член налился тяжестью у него во рту.
Ладони Дориана уже привычно легли на рога. Неистовое желание захватило его и без магии храма. Он прикусил губу, чтобы не издать ни стона, хотя хотелось кричать, вбиваясь в эту глотку, в этот горячий рот, кричать и извиваться. Дориан кончил спустя минуты три, ему показалось, что в одно мгновение — его захлестнула волна наслаждения, и он погрузился в нее с головой. Адаар проглотил все и стал отстраняться. Дориан крепче сжал его рога и зашептал:
— Нет… нет, ты останешься… Адаар, стой…
Тот попытался отцепить от себя руки Дориана. Не удалось. Дориан сполз со стула, не позволяя Адаару подняться с коленей, прижался к нему грудью и как-то легко, незаметно повалил его на спину. Потом только сообразил, что это Адаар поддался. Иначе бы не вышло его и с места сдвинуть. Но сейчас Дориан об этом не думал. Он уложил Адаара на спину, держа его за рога, и обхватил бедрами бока. Почувствовал, как в него утыкается большой крепкий член. Дориан потерся о него, и Адаар шумно втянул в себя воздух.
— Хорошо, — прошептал Дориан. — Хорошо, да? Не уходи, не вздумай… ты останешься, никто не узнает…
Продолжая бессвязно шептать, он сделал так, как Адаар прошлой ночью: положил одну ладонь ему на губы, а второй скользнул между ног. Нижнего белья косситы не носили. Член Адаара впечатлял. На статуях храма все-таки не приукрашали размеры, даже, пожалуй, немного приуменьшили… Дориан погрузил пальцы Адаару в рот, позволяя покусывать их, приник губами к его плечу и ласкал его неторопливо. Изучал. Было на удивление спокойно, бешеная, ненормальная страсть схлынула, и спешка была больше не нужна.
Острая кромка зубов Адаара то и дело смыкалась на пальцах Дориана. А когда сосал, то и случайно ни разу не задел… Пальцы он облизывал и прикусывал явно с огромным удовольствием.
— Хорошо, — вновь зашептал Дориан и ускорил движения ладони на члене Адаара. А как он кончит? Так же, как и человек?.. Член в руке стал каменным, кажется, даже стал еще больше, того гляди, лопнет… И огромный, не обхватишь…
Дориан резко выпрямился, вытаскивая пальцы изо рта Адаара, и обхватил его член обоими ладонями. Было темно, так темно, что не разглядишь и блеска глаз, только и было слышно дыхание и влажные звуки. Адаар, кажется, ударил кулаком по полу, и член его выстрелил спермой. Дориан закрыл глаза, весь отдавшись ощущениям. Ствол в его руках терял невыносимую упругость, в еще несколько толчков вышла сперма. Дориан повалился на Адаара и потянулся к его губам. Тот недоуменно попытался отдернуться.
— Стой. Подожди. Ты знаешь, как целоваться?
— Как — что? — хрипло спросил Адаар.
— Ты не знаешь, что такое поцелуй? Я тебе покажу…
Понятие нежности Адаар ведь хорошо усвоил… Дориан мягко прихватил его нижнюю губу, лизнул… Да, Адаар учился быстро. Он все прекрасно понимал. Член его еще долго оставался твердым, словно не бывал в расслабленном состоянии.
Этой ночью Дориан удержал его на несколько часов. Целовался. Скользил членом по животу Адаара и почти кончил. Как в подростковом возрасте, когда в закрытом клубе достаточно было потереться с кем-то в темном углу… Адаар, даже если и понятия не имел об однополом сексе, вел себя уверенно. Сжимал ягодицы, мял их, доводя Дориана до экстаза. Тут тоже быстро научился — понял, где эрогенная зона… Потом Дориан спросил:
— Тебя накажут, если узнают?
— Не знаю.
У них не было запрета на отношения между мужчинами. Просто потому, что раньше такого не случалось. Но Дориан все равно оставался чужаком, и к сердцу Могильника его пустить не могли. Пока не могли, как он надеялся. А значит, и скрепить союз внетелесно нельзя.
— Значит, ты можешь уехать со мной, — мурлыкнул Дориан. — У нас можно…
Адаар промолчал, и Дориан тоже больше ничего не говорил на эту тему. Просто позвать с собой на край света, когда он сжимает ладонью оба их члена и дышит в ухо, прикусывая мочку. А днем, когда вокруг вырастает реальность, это гораздо сложнее. Особенно когда общество людей, не видевших никогда косситов, может оказаться более диким, чем варвары. Особенно когда общество не жалует мужчин, выбирающих мужчин. А уж если эти факторы накладываются друг на друга… Дориан поцеловал Адаара. Всего этого не существует. Ночью — не существует.

*

На третий месяц пребывания в Могильнике Дориан собрал все свои записи и отправился к последней стоянке миссии. Неделя пути, как предполагал он; обратно — быстрее, если ему дадут лошадь. На что он, впрочем, не надеялся. Жара и вправду спала, как обещал Адаар, и долгие прогулки давались куда легче. А может, Дориан просто привык. За это время его допустили еще до двух храмов; храм на границе и храм у последнего дома. В первом уже не было места для ритуального совокупления. Он походил на место для свиданий. Магия была уже не столь агрессивна. Скорее всего, потому, что его изредка посещали косситы и волшебство вгрызалось в них, реализовывало себя через их разум и сердца. Это было место для уединения. А иногда там устраивали танцы. Дориан не видел, но Адаар рассказал ему, и даже попытался научить. Танец был нелепым и целомудренным. Дориан, посмеиваясь, продемонстрировал то, что было последней модой в салонах, пока он не покинул города. Адаар заинтересовался, но из-за его огромного роста и несоответствия габаритов не получилось изобразить ничего даже отдаленно похожего на тщательно выверенные па; Дориану пришлось признать, что он и сам уже разучился.
Во втором храме, храме у последнего дома, царила забота. Дориан почувствовал ее сразу же, едва вошел на первую ступеньку. Его тогда сопровождала одна из женщин (Адаар отправился вместе с остальными косситами на охоту, как раз начался сезон). Чувство, вспыхнувшее было, тут же погасло. Осталось ощущение тепла, словно тлел в груди уголек. Но он быстро прогорел. Придя в храм во второй раз, уже с Адаарам, Дориан забыл, что там делал. Словно он спал. Очнулся в какой-то момент и понял, что сидит за спиной Адаара, обнимая его и уложив щеку ему на левую лопатку, а Адаар едва слышно напевает что-то вроде колыбельной. Вспомнив тот миг сейчас, Дориан улыбнулся. Он остановился, смакуя нежность, разлившуюся по всему телу, постоял немного и пошел дальше.
На стоянке, увидев людей впервые за последние месяцы, Дориан поначалу потерял дар речи. Он и представить не мог, что настолько соскучился. Гаррет, его добрый друг и никудышный ученый, зато специалист по выживанию в дикой природе, загорел дочерна и зарос бородой и волосами, как медведь; заявил, что это для маскировки. Вивьен посочувствовала Дориану: так долго среди варваров!.. И все, все, кого церковь прислала облагораживать этот уголок перед ликом Создателя, все были уверены, что Дориан жил среди неграмотных, грязных и не способных к обучению зверей. Стыдно, но он и сам так думал про косситов, когда плыл сюда…
Он провел на стоянке два дня. Из городов доставляли привычную пищу на кораблях, но случалось это редко, и мало кто озаботился тем, чтобы приберечь для Дориана хотя бы банку консервов; лучше всех проявил себя Гаррет, грохнув перед ним на стол двухлитровую бутыль портвейна, от которого блевали за борт даже бывалые моряки. Язык лился со всех сторон; все слушали его и восторгались образчиками культуры дикарей; про магию не заговаривали. Они ее не почувствовали, сидя на стоянке кто полгода, а кто и больше, и были уверены, что и среди косситов ее нет. Дориан отмалчивался. Он сделает вот как: он принесет им магию. Пока не знает, как, но доставит ее прямо в руки людей. Его имя, скорее всего, сотрут из учебников истории следующим же десятилетием, история всегда забывает своих героев, но он видел себя — видел, как раскроет ладонь, полную огня, и заново научит всех, каждого… Заставит их чувствовать магию так же, как он чувствовал ее в храмах.
Ранним утром третьего дня Дориан, взвалив на спину потяжелевший рюкзак, побрел обратно. Гаррет хотел было навязаться, единственный из всех, поверивший, что дикари не настолько дикие, как они считали, но Дориан не позволил.
— Ты чужак, — сказал он.
— А, то есть ты уже местный! — фыркнул Гаррет с обидой.
Дориан положил руку ему на плечо. Хотел утешить, но не смог. Как объяснить, что он еще не стал своим, но и чужим больше не был? Его пускали все ближе к сердцу острова. Он знакомился все с новыми косситами. Он даже мог поддержать разговор с их женщинами на говоре. Он свыкся с укладом их жизни так крепко, что порой ожидал нащупать у себя на голове рога.
На пятый день пути Дориана встретил Адаар. Он сидел в тени дерева, скрестив ноги, и ждал. Перед ним лежало копье. Настало время миграции диких зверей, вспомнил Дориан.
— Соскучился? — еще издалека позвал он Адаара.
Тот вскинулся, и все смешалось, все стало быстро, знойно; вот еще он только шел, а уже скинул рюкзак, уже лежит на траве и целуется с Адааром, и ему наконец-то хорошо и уютно, такого не было даже на стоянке… Они двинулись в путь, когда село солнце. Отдав рюкзак Адаару, Дориан шагал первым. Поэтому новость застала его врасплох, ударила в спину.
— Старшие жрецы решили, что допустят тебя до храма в сердце.
Дориан остановился.
— Что в этом плохого? — настороженно спросил он, поворачиваясь к Адаару.
Тот насупился.
— Ничего плохого.
— Так почему у тебя такой тон, словно ты мне скорую смерть предрекаешь? — рассердился Дориан.
— Храм в сердце пускает только с союзником.
— И?
— Тебе нашли союзника, — угрюмо сказал Адаар.
— Ты, кажется, позабыл язык. Я тебя не понимаю.

*

Все стало понятно, когда они вернулись в Могильник. Дав Дориану день на отдых, Адаар привел его к костровой яме, возле которой они принимали пищу по вечерам. Скамьи были пусты, лишь на одной сидела женщина.
— Это Катара, — сказал Адаар. — Ее союзник заблудился в Тени семь недель назад.
Дориан внимательно посмотрел на женщину. Он ее не видел ни разу. Вместо красной одежды на ней была черная.
— Заблудился — это значит не проснулся? — вспомнил Дориан местные легенды.
— Да. Жрецы решили, что вы можете попытаться стать союзниками.
Катара сидела неподвижно, хотя наверняка заметила их. Видимо, она решила не мешать их разговору. Не вмешиваться, пока ее не позовут.
— Могу я с тобой поговорить наедине? — вполголоса спросил Дориан.
Адаар мотнул головой. Он уходил от разговоров уже не в первый раз за последние двадцать четыре часа. Отмалчивался, грубо сек словами: старейшины решили, он не вправе, Дориан все скоро узнает сам. А целовал так, словно в последний раз. И от его близости сносило голову, Дориан никак не мог им насытиться, прижимался все ближе и просил больше. Его тоже захлестнула горечь Адаара.
— Что ж, так тому и быть, — сдался Дориан. — Катара, — обратился он к косситке, — ты меня хорошо понимаешь?
Она кивнула. Дориан взглянул в последний раз на Адаара и подсел к женщине. Она была выше его на полторы головы. Красивая, определенно одна из самых красивых косситок, каких он только видел, но печаль проглядывала сквозь все ее существо, просвечивала через фигуру и лилась из глаз.
— Ты грустишь по нему, верно? Все еще грустишь. Я не хочу проходить в храм, если тебе это будет неприятно.
На плечо Дориану опустилась тяжелая рука.
— Это ее решение, — сказал Адаар, отделяя слова чересчур большими паузами. — Не пытайся отказаться. Старейшины приняли ее просьбу. Она хочет попытаться завести нового. Без союзника умираешь. — Он перешел на говор и ласково сказал Катаре: — Все пройдет, сестра.
Дориан смотрел на Катару, ожидая хоть одного слова, но она молчала, отведя взгляд в сторону. Неужели ее собственное решение — попытаться заключить союз с чужаком? Допустим, она готова, ее разум достиг высшей ступени развития, и физическое скрепление ей ни к чему. А он? Он не просветлел, он до сих пор варится в похоти, и думает лишь о том, как забрать Адаара и остаться с ним навсегда, и духовного в этом ничего нет, он хочет любить его во всех доступных смыслах, и особенно — в физическом, потому что секс — лучшее выражение поклонения партнеру. Все это пронеслось в голове в считанные мгновения. Он готов поставить свою миссию под удар, отказавшись от предложенной ему союзницы. Наплевать на магию. Раз не дается она ему — то и не надо, он ее не помнит и по ней не горюет. Но один взгляд на Катару решил все.
Нужно хотя бы попытаться. Она ведь умирает от одиночества. Ему не стать для нее союзником, но, возможно, храм даст ей силы жить дальше. Искать любовь среди косситов.
Почему она не попыталась с Адааром? Ведь он свободен. Он одинок с самого детства, для него не нашлось союзницы. Само собой разумеется, что женщина должна перебрать всех косситов, а потом схватиться за последний шанс — человека-чужака… Он помотал головой. Нет. Ему не угадать их логики. До сих пор мировоззрение косситов, как бы он его ни изучал и ни раскладывал по полочкам, остается для него загадкой. Видимо, нужно и впрямь владеть магией, чтобы понять их.
Набрав воздуха в грудь, Дориан сказал на говоре, обращаясь к Катаре:
— Мы попробуем. Все пройдет, — добавил он, повторяя слова Адаара. — Все пройдет…
Катара подняла на него глаза. В них не было ни надежды, ни благодарности, только бесконечная тоска.
Остаток дня Дориан провел с гнетущим чувством. Его окружили старейшины, косситы с синими узорами на груди, но никто не объяснил, что ждет его в храме сердца острова. Они переговаривались между собой, не обращая на него внимания, но обязали его присутствовать на собрании. Наконец один сказал, что Дориан — гость Могильника, гость вежливый и терпеливый, но они напоминают ему: в сердце острова он должен склониться перед реликвией и выражать почтение, иначе магия накажет его. Если он уверен в себе, если сердце его чисто, то храм не причинит ему вреда.
— Таишь ли ты? — спросил его старейшина.
— Нет, — ответил Дориан, — не утаиваю.
Что ж, они сами не уточнили вопрос, поэтому он не соврал…
После собрания был праздник. Вокруг костра танцевали, много пили и ели. Дориану кусок в горло не лез. Он сидел на гладко обструганном бревне, наблюдая за плясками и весельем, и никак не мог разглядеть среди серокожих косситов Адаара. Он порывался уйти, но его удерживали. Говорили, что он должен остаться до конца, и он остался.
В костер подкидывали дров. Пламя поднималось все выше, и наконец стало выше самого рослого коссита.
— Катара! — позвал кто-то.
Дориан вскинулся. Катара, весь праздник сидевшая поодаль, приблизилась к костру. Она остановилась от пламени в двух шагах и закрыла глаза. Рыжие отблески прыгали по ее телу, и Дориан испугался, что пламя подожжет ей волосы или спалит брови.
— Проведи меня в последний раз, любовь моя, — четко сказала она и вошла в огонь.
Дориан вскочил, давя крик, едва удержался, чтобы не рвануться вперед. Схватить за руку, оттащить прочь, она с ума от горя сошла! Кто-то стиснул его плечи. Не Адаар. Старейшина. Вытаращив глаза, Дориан смотрел, как исчезает в огне фигура Катары. Руки, цепко державшие его за плечи, пропали, и Дориан, точно пьяный, пошел к костру.
И увидел, как Катара, невредимая, без единого ожога, выходит с другой стороны костра. Он подошел к ней. Катара посмотрела на него с убийственным спокойствием. Не веря своим глазам, Дориан протянул к ней руку и спросил на говоре:
— Можно?
— Можно, — ответила она на чистейшем языке.
Дориан коснулся ее руки. Та была прохладной, и лишь легкий запах дыма, исходящий от Катары, напоминал, что она прошла сквозь пламя. Она взглянула на него, и Дориан понял совершенно отчетливо: ничего завтра не получится. Он не может стать союзником женщины, которая в огонь войдет ради воссоединения со своим любимым, он никак ей помочь не сможет, а то, что они делают… это, наверно, решение старейшин, какое-то дурацкое испытание, и ему следовало бы бежать.
Катара улыбнулась, склонив голову. Рога отбрасывали на ее красивое лицо черные тени и сливались с ритуальным рисунком.
Праздник стихал. Огонь потушили, оставили лишь тлеть угли. Большой чан, еще несколько часов назад до краев наполненный выпивкой, опустел, и больше никто не удерживал Дориана. Он побрел к своей хижине. Мысли путались. Не засну, понял он. В эту ночь точно не засну. Что бы косситы ни готовили, мирной экскурсии ждать не приходится. Ему не позволят войти в храм, снять с него мерки, зарисовать узоры… Пусть даже он бы сделал это, но ни на йоту не приблизился бы к разгадке магии. Ему не вернуть ее в мир людей. Не вынести с этого острова. Да что острова!.. Дальше непролазных душных джунглей волшебство не пробивается. Чего уж говорить о том, чтобы пересечь с ним целое море…
У хижины кто-то был: темная фигура. Дориан пригляделся.
Адаар.
Конечно же, кому еще сидеть на земле, склонив голову между коленей.
— Эй, — тихо позвал Дориан и присел рядом с Адааром на корточки. — Подождал бы меня внутри…
Адаар резко поднял лицо, едва не боднув Дориана рогами, и положил ему на шею руку. Словно посомневавшись, секунду он медлил, а потом резко притянул к себе и поцеловал.
В его поцелуе все еще было что-то дикое, неправильное, словно коссит не мог научиться. Нет, скорее, он привносил в поцелуй что-то свое, и странно ожидать от него таких же прикосновений, как от людей мужского пола…
Дориан потянул его за руки вверх, и Адаар поднялся, так и не разорвав поцелуй — склонился низко, удерживая лицо Дориана в ладонях, и застыл. Пришлось тянуть его в хижину, почти уговаривать — пойдем, спрячемся, пойдем, у нас целая ночь впереди.


*

К храму он шел рука об руку с Катарой. Она сменила черную краску на белую, и по ее плечам бежали полосы. Дориан, почти обнаженный, только в юбке, как у косситов, нанесения ритуального рисунка не удостоился. Его распирала неловкость и — чувство стыда, словно он что-то украл. Он подает ложные надежды безутешной женщине и врет племени, принявшему его и по-своему заботившемуся о нем. Дориан оглянулся. За ним с Катарой было целое шествие: косситы двигались в две колонны, в одинаковое одежде, с одинаковыми алыми узорами на телах и лицах. Адаара среди них не было.
Точно, понял Дориан, в этот храм могут войти лишь те, у кого есть союзник, чей дух вознесся высоко над телом.
Так далеко он еще ни разу не заходил. Дома были похожи один на другой, разнились лишь украшения на двери. Сплетенные из шерсти горных коз ремешки и косы, лоскутные одеяла, засушенные цветы. Он запомнил каждую деталь, чтобы позже нанести ее карандашом в альбом, но одновременно не верил, что вернется.
Он ведь соврал старейшинам, когда сказал, что ничего не таит, и он уже чувствовал на себе тяжелую, заволакивающую разум магию храмов. Главный храм, сердце острова, и вовсе убьет его за лживые намерения. Катара взяла его за руку, крепко стиснув пальцы. Дориан сделал глубокий вдох. Дома расходились в стороны, как лучи, и между ними образовывался круг желтого песка. По углам его сидели дети и пололи траву, неподалеку женщины ухаживали за цветами. А песок, значит, натаскали с пляжа у подножья скал. Храма не было и в помине, только пустое место.
— Что это? — вполголоса спросил Дориан у Катары. Он поднял на нее голову. — Я имею право знать, раз меня допустили.
До центра круга оставалось совсем немного. Косситы трубно пели — мелодия была четкая, слова — рваные, и все больше их голоса напоминали удары по коже барабана. Катара замедлила шаг, и Дориан торопливо добавил:
— Здесь ведь должен быть храм, разве не так? Вы все говорили о храме в сердце острова.
— Не так, — ответила Катара. Она говорила тихо, из-за нарастающего шума Дориану приходилось прикладывать все силы, чтобы расслышать ее и понять говор. — Атрибуты не нужны тем, кто вознесся над телесным. Если в тебе есть дар, то он проявит себя и в пустом круге.
— Как это произойдет? — нервно спросил Дориан.
Его неприятно пробрала дрожь от того, что его обман прилюдно раскроется. Еще противней было, что обманывает он женщину, горюющую по своему союзнику, самому близкому человеку. Она ведь не ждет ничего. Она понимает, что у них не выйдет в один миг стать счастливыми и путешествовать по Тени вместе. Она лишилась своего магического дара, когда умер во сне ее любимый.
— Я не хочу, — сказал Дориан. — Катара, я не хочу в этом участвовать. Мой дух точно не воспарил еще над телом.
— Я хочу, — веско ответила Катара.
Они оказались посреди круга. У внешнего радиуса стояли старейшины — синяя краска на сером теле, за ними — мужчины, красные пятна. Они старались встать так, чтобы было видно всех: и женщин, образовавших свой круг, и детей — забавных, большеглазых, и Дориан наконец разглядел Адаара. Он поймал его взгляд, но Адаар тут же опустил глаза. Катара сжала его руку так, что стало больно, и Дориан пробормотал:
— Я не сбегу, раз ты настаиваешь.
Песнь косситов смолкла. Катара отпустила его ладонь и встала напротив, на расстоянии вытянутой руки.
— Что я должен делать? — повторил Дориан.
И тогда заговорил старейшина. Дориан едва мог разобрать, что он имеет в виду. Он использовал древний говор, странный диалект, и лишь некоторые слова были отдаленно похожими на то, что знал Дориан. Кажется, что-то про предназначение, Тень и силу союза. Наконец он закончил, и вдруг вокруг Катары замерцали голубые огни. На искры они не походили, на светлячков — тоже, это были холодные огни. Дориан завороженно потянул к ним руку, ожидая ожога, но его пальцы прошли сквозь огонь, не почувствовав ничего. Катара поймала его ладонь своею, и его окатила такая боль, что Дориан закричал. В тот же миг что-то ударило его в грудь и отбросило к самому краю круга. Он рухнул на спину, застонав, и все же приподнялся на локтях.
Катара сияла белым, стояла, раскинув руки, и как только Дориан разлепил губы, чтобы спросить, не нужна ли ей помощь, как она вспыхнула, взрывная волна разошлась вокруг, и Дориан опять упал на лопатки. В ушах звенело.
Создатель, это был взрыв. Она взорвалась. Он почувствовал кровь во рту, острый металлический привкус, и это помогло вновь открыть слезившиеся от яркости глаза. Катара лежала на песке — неподвижная, серая, больше никаких огней, и о взрыве напоминало лишь почти полное отсутствие звуков. Дориан, покачиваясь, поднялся, подошел к ней и опустился на колени. Проверил пульс — нет, мертва… Что он наделал? Что он сотворил своей ложью? Убил женщину? Он беспомощно обернулся, ища ответов в лицах старейшин. Двое из них совещались между собой, склонив головы друг к другу, и никто, никто не беспокоился о том, что их сестра, их соплеменница бессмысленно и глупо погибла из-за вранья чужеземца. Лица косситов были каменными, дети смотрели на происходящее равнодушно, и Дориан пришел в ужас. Дурак, пытался понять этих зверей…
— Прости, — сказал он Катаре, — прости.
Ее глаза были закрыты, губы застыли в полуулыбке, будто она спит. Он опять оглянулся на старейшин. Один из них, глядя на Адаара, ткнул посохом в Дориана, и Адаар, хмурясь, размашистым шагом пошел к нему.
— Что ты сделаешь? Что тебе приказали? — начал спрашивать Дориан, но не услышал своего голоса. В ушах все еще звенело. — Нет, не трогай! — выкрикнул он, выставив ладонь, и вдруг с нее сорвалось — что-то, что-то прозрачное, исказившее черты Адаара, как кривое зеркало. Адаар легко отмахнулся.
Дориан, все еще не в силах твердо стоять на ногах, пополз назад, неловко перебирая локтями. Адаар наклонился и рывком поднял его, взяв на руки.
— Не надо! — вновь крикнул Дориан. — Что бы они тебе ни сказали… ты хочешь отомстить? Убить меня?
Адаар мрачно прижал его к себе и пошел прочь от круга. Перед ним расступались, молча его провожая. Дориан пытался вырваться, бил кулаками по твердой шкуре, сучил ногами, но Адаар небрежно прижал его к себе, как буянившего ребенка, и Дориан уже не мог драться. Он укусил Адаара за плечо, но тому это было нипочем. Только сейчас пришло осознание, насколько же коссит отличен от человека, и было смешно надеяться, что Адаар встанет на его сторону. И уж тем более глупо пытаться победить его в драке. Да он даже не пытается отразить атаку — он попросту не чувствует ни тычков, ни укусов.
Адаар шел вперед, и чудовищная духота рушилась на Дориана, как каменные плиты. Ему стало сложно дышать, и когда показалось, что он задохнется, повеял легкий бриз, и тут же пробрал ужас: Дориан понял, куда они идут. Это придало ему сил, и он вновь начал извиваться, пытаясь вырваться. В голове бились мысли: разве я заслуживаю смерти? А разве нет, если женщина из-за меня погибла? Но есть правосудие и тюрьмы, а это — расправа, это — казнь! Самое обидное — казнит его тот, кого он любил.
— Я люблю тебя, — взмолился Дориан, перестав вырываться. — Адаар, я люблю тебя, пусть они меня убьют, но смерть от твоей руки — худшее, что может быть. Ты этого не заслуживаешь, ты не должен с этим жить. Отпусти меня. Пожалуйста, отпусти, я сам на эшафот взойду.
Адаар остановился. Дориан вывернул шею, чтобы посмотреть, и потерял дар речи. Они стояли у обрыва, а под ними бушевал океан. Прямо под ними торчали скалы, как черные зубы водной стихии. Он против воли прижался к прохладной коже Адаара, втиснулся в него, точно тот мог его спасти. И тогда Адаар его бросил.
Дориан закричал, его крик унес ветер. В ушах уже не звенело, а свистело. В полете его перевернуло, и Дориан увидел скалы. Они становились все ближе. Он выставил вперед руки, но что он мог сделать, если острый выступ был все ближе к его животу! За миг вспомнились душные объятия, прохлада ночи, поцелуй — и Дориан зажмурился, надеясь, что умрет сразу же, без боли и мучений.
Что-то со стеклянным звоном разбилось, он соскользнул по гладкой поверхности головой в воду, и тут же волна прибила его к каменному выступу. На глаза потекла вода, нет, кровь, она такая теплая по сравнению с волнами, точно кровь… Дориан вцепился в скалу, обнял ее, как спасательный круг, и прижался к ней рассеченным лбом. Отчаянно щипало кожу, и из глаз текли слезы. Он дрожал всем телом, не понимая, что его спасло, и держался за скалу, пытаясь унять отчаянное сердцебиение. Когда перестало трясти, он поднял голову.
На краю обрыва в ряд стояли старейшины. Все они смотрели на него. Между ними протиснулся Адаар, и ему махнули рукой. Он сложил над головой вытянутые руки и, напружинившись, полетел ладонями вниз.

*

— Что это было, что это было, — твердил Дориан, пока Адаар плыл рядом с ним к пологому склону. Зубы стучали друг о друга то ли от холода, то ли от нервов. Адаар вошел в воду ровно между скалами, коснулся дна и вынырнул рядом с ним — дрожащим, пребывающем в полном смятении. После этого Адаар сказал, что нужно выбраться из воды, пока не приплыли хищные рыбы. А Дориан все продолжал: — Объясни мне, сейчас же объясни. Я летел на скалу. Ты бросил меня. Почему? Что все это значит?
В рот залетали брызги, от соленой воды щипало глаза, и постепенно подходил к горлу страх перед смертью, который он не успел испытать в полной мере за свой короткий полет.
— Магия, — коротко ответил Адаар. — Ты прошел через огонь и через воду. Ты вознесся над телесным.
— Когда я успел? — возмутился Дориан, потеряв бдительность, и его захлестнуло волной.
Он откашлялся, отплевался и взял курс к берегу.
Растянувшись на песке, он смотрел в небо. Адаар, сев рядом с ним, выжимал их одежду, и говорил на языке так, словно тот был ему родным:
— Катара спрашивала у сердца острова, что ей делать, искать ли нового союзника. Ей ответили, что она вольна уйти, и теперь она воссоединилась в Тени с любимым. Ты должен был погибнуть, потому что Тень всегда требует жертвы. Если только у тебя нет якоря к этому миру.
Дориан повернул голову. Адаар посмотрел на него, обнаженного, и взгляд его ласкал, точно ладонь.
— Но огонь ты пережил.
Яркий взрыв, подумал Дориан. Значит, не ошибся…
— И воду, — сказал Адаар. — Я бросил тебя в воду, и ты силой духа своего выжил.
— Если уж быть точным, то ты меня бросил на камни, — пробормотал Дориан. — И прошел я огонь и землю…
— Называй, как тебе угодно.
— Все это не имеет никакого смысла.
— Может быть, ты просто стал одним из нас, и испытания действительно тебе не нужны были, — согласился Адаар. Он отложил скрученную в жгуты одежду и провел ладонью по груди Дориана.
— И ты ни на секунду не сомневался, что я выживу, — сказал Дориан. Жгла легкая обида. Адаар мог бы и предупредить, а ему и в голову не пришло, что слабенькое человеческое сердчишко может разорваться от страха… Нет, тут же ответил он себе. Знай он, что его ждет, фокус бы не удался, и Дориан разбился бы о камни в самом расцвете лет.
— Боялся каждую секунду, — коротко ответил Адаар.
Движения его ладони стали размашистыми, и он гладил все тело — грудь и живот, бедра, плечи. От его прикосновений уходило напряжение.
— И что теперь? — спросил Дориан. — Почему они приказали тебе сделать все это? Они догадались, что между нами происходит?
Адаар, обхватив ладонью его колено, провел от него вверх, до самого паха, и Дориан ощутил подступающее возбуждение. От всего пережитого хотелось почувствовать себя живым. А он знал один хороший способ, чтобы убедиться, что его тело все еще функционирует…
— Я думаю, — медленно сказал Адаар, — они знали с самого начала, им ведомо прошлое и будущее, все переплетается в Тени, а они вхожи в нее, как в свой дом. Дай мне руку.
Дориан протянул ладонь. Адаар соединил их пальцы, и что-то кольнуло руку.
— Невероятно! — поразился Дориан. Над кончиками пальцев танцевали молнии — крошечные, едва различимые, но они были. — Я тоже так хочу.
— Сосредоточься, — сказал Адаар. — И ты сможешь гораздо больше.
Творить материю, менять направление невидимых сил, исцелять и сражать светом, точно стрелой, создавать во сне города — все это Адаар показал ему позже, после того, как Дориан вернулся на последнюю стоянку миссии с отчетом, что, хоть у дикарей и есть магия, вывезти ее в города не представляется возможным. Но он самоотверженно вызвался и дальше пребывать в Могильнике… А все остальные уплыли. Пообещали иногда возвращаться. Дориан охотно верил, что некоторые его друзья и вправду снарядят корабль лет этак через пять. Странно было прощаться с людьми и оставаться среди косситов, но ему показалось, что он, найдя с ними общий язык, приобретет и друзей, и семью, и даже жара уже не кажется ему такой удушающей.
Но все это было потом, а пока Адаар касался его своими большими ладонями, и Дориан чувствовал, как его тело поет, как его дух поет, и затапливает абсолютное, до того не ведомое ему счастье.

@темы: фанфик, жанр: слэш, персонаж: Дориан, сеттинг: модерн!АУ, персонаж: м!Инквизитор, фест Двойной удар, рейтинг: NC-17

---

Некоторые привычки (1 тур феста «Двойной удар»)

[Сэр Ланселап]

Название: Некоторые привычки
Автор: Бегущий в закат
Пейринги и персонажи: Дориан/Каллен
Категория: слэш
Жанр: доместик флафф
Рейтинг: ПГ-13
Описание: цветущие розами в шипперском серце

фаноны

фаноны на складывающего трусы конвертиком Каллена и Дориана "Почему Мой Сапог На Люстре" Павуса
Предупреждения: скетчево
Примечания: ну, чисто технически на картинке есть маг
Ограничения: буду рада ваще всему!

@темы: dragon age, персонаж: Каллен, фан-арт, персонаж: Дориан, канон: DA:I, фест Двойной удар, рейтинг: PG-13

---

Цветочек (1 тур феста «Двойной удар»)

[Сэр Ланселап]

Название: Цветочек
Автор: тот, на кого никак нельзя подумать  Ernst Wolff
Размер: 3.800 слов
Пейринги и персонажи: Хоук/Андерс
Категория: слэш
Жанр: кроссовер с Mass Effect: Andromeda, AU
Рейтинг: NC-17
Описание: За 600 лет от Млечного Пути, на недружелюбной планете Кадара Хоук встречает Андерса.
Предупреждения: нет
Примечания: полагаю, знание канона Андромеды не нужно, чтобы понять, о чем речь в фике. Знатокам Андромеды - а тут нет даже упоминания Рейеса. Да и всех остальных.
Ограничения: без смертей в этом мире сернистых озер и отчаявшихся людей

читать

Грудь болела. На месте удара даже щиток скафандра погнулся. Хоук еле доплелся до своего блока, а сейчас, стаскивая с себя броню, он уже жалеет, что так быстро убрался с поля боя. Хотя… какое там поле. Поляна. Проезжая дорога. Наверняка его улов уже подобрал кто-то другой. Хоук с трудом сгибается, чтобы разуться, и понимает, что удар, пришедшийся по ребрам, вышел гораздо более сильным, чем ему показалось. Если бы не щиток, то он бы с проломленной насквозь грудной клеткой истек бы кровью — от болевого шока ему не дали бы скончаться системы первой помощи в скафандре.
Отчасти Хоук гордится, какую огромную тварь сразил, но в основном ему тоскливо, потому что поделиться успехом не с кем. Местные то и дело подстреливают мелкую живность, техники расставляют ловушки на крупную, и геройство в одиночку не приветствуется. А что делать, если ему не с кем поговорить? Знакомые рожи оскомину набили. Нет среди них настоящих людей, с которыми пойдешь хоть на край света, все мелкие и мелочные. А из занятий для него — охрана территории как раз от опасной живности. Больше никто пока что на аванпост не нападает. Раздевшись, Хоук рассматривает огромный синяк, растянувшийся по всей груди, задумчиво чешет подбородок. Стоит, наверно, к врачу сходить… Если склонить голову вниз, то синяк кажется огромным, как море. Он накидывает на голое тело толстовку и отправляется в медпункт.
Доктор на аванпосте всего один. Вернее, их около десяти, но все, кроме одного — азари, саларианцы и турианцы, а их Хоук воспринимает как ненужное дополнение к медицинскому пункту. Еще в первый свой день на Кадаре он подметил недостаток людей.
— Я к человеческому врачу, — бурчит он, стоит синеголовой медсестричке приблизиться к нему. — Доктор, глянь на минутку, — зовет он.
Он проходит вперед, хотя медсестра требует остановиться. Мельком думает, что азари ничего не стоит его в лепешку расшибить о стену своей биотикой. Но тормозит он, лишь когда находит искомое в следующем блоке.
Доктор, стоявший к нему спиной, оборачивается. Высокий. Нос красивый. И белые волосы собраны в неаккуратный хвостик.
— Проходите, — без особого радушия приглашает доктор на кушетку.
— А эта не уйдет? — спрашивает Хоук, мотнув головой в сторону медсестры.
— Она моя ассистентка, а не «эта», — прохладно отвечает доктор. — Лили, у вас, кажется, время обеда?..
Азари гневно фыркает и порывистым шагом покидает медпункт.
— Как вас с такой ксенофобией на борт корабля пустили? — бормочет доктор, натягивая стерильные, остро пахнущие перчатки.
Хоук стягивает через голову толстовку и ложится на кушетку.
— А на борт всех без разбору пускали, судя по тому, что я видел. Нет у меня никакой ксенофобии. Просто что они понимают в человеческом организме? Чего им смотреть на меня во время осмотра?
Доктор с укоризной качает головой, встает над ним и, не дотрагиваясь до груди, с интересом смотрит на синяк.
— Кто это вас так?
— Эйрох. В одиночку его завалил, — хвастает Хоук. Доктор включает инструментон, водит над ним своими приборами. — Зуб в качестве сувенира отломал. А вот броня у него крепкая, ее только взрывом крошить, и все равно не факт, что…
— Помолчите, пожалуйста. Дышите ровно.
Хоук подчиняется. Белые длинные пальцы доктора летают над ним, по-прежнему не касаясь, приборы светятся и мигают.
— Трещины в четырех ребрах, — наконец говорит доктор. — Вам нужен покой. У вас здесь есть кто-нибудь, кто может за вами ухаживать?
— Нет, — мотает головой Хоук. — Брат в криокапсуле.
Доктор присаживается напротив него на стул. Хоук начинает одеваться и рассказывает:
— Он меня с самого детства бесил, заноза в заднице, а не ребенок. Решил: улечу от него в другую галактику. Так он в Инициативу следом за мной записался, думал, убью его. А теперь полжизни бы отдал, чтобы его поскорее увидеть.
— Понимаю, — кивает доктор. — Здесь бывает одиноко. Нам следует работать активнее, чтобы руководство разрешило вывести из криостаза как можно больше людей.
Хоук хмыкает. Активнее работать… Цветочек наивный.
— А у тебя здесь есть родные? — интересуется Хоук.
Доктор утыкается в планшет. Должно быть, записывает в анкету Хоука сведения о его травме и вздорном характере.
— Нет, — наконец отвечает доктор. — Как в Млечном Пути был сиротой, так и здесь остался одинок. Я договорюсь, чтобы вам доставляли еду в личную комнату. Три дня проведите в постели. Что привело вас на Кадару?
Хоук пожимает плечами. Просто надоело сидеть на Нексусе, и как только основали аванпост в этом гадюшнике, он из кожи вон лез, чтобы его отправили осваивать новый мир. Говно, а не мир… воняет серой, постоянно нападают бандиты, а об отравленной воде и ядовитых зверушках и говорить нечего. Но доктор такой чистый и вежливый, что Хоук придерживает при себе неприглядные мысли.
— Захотелось чужую планету своими глазами увидеть, — врет Хоук.
Доктор понимающе кивает и говорит:
— А я просто не мог на Нексусе скучать.
Получается, можно было ему начистоту ответить… А, поздно уже.
— Как тебя зовут? — спрашивает Хоук.
— Андерс.
— Заходи как-нибудь поболтать, Андерс.
— У меня много работы, — пожимает плечами Андерс. — Вас проводить?
— Ага.
— Кейси, — зовет Андерс, и в блоке появляется большеглазый саларианец. — Проводи…
— Сам дойду, — угрюмо говорит Хоук. — До встречи, цветочек.

Остаток дня он проводит в кровати, как послушный мальчик. Смотрит фильмы и запись интервью с Первопроходцем, презрительно хмыкает. И как у парня хватает энтузиазма говорить, что все найденные ими планеты скоро заселят люди… Они летели шестьсот лет в никуда. В мир, где температуры экстремальные, вода отравленная, а виды, наделенные разумом, сравнимым с человеческим, недружелюбные. Словно там, на Земле, в Млечном Пути, недостаточно было опасностей. Им обещали рай, и где он? Хоук выключает интервью и решает больше не смотреть их единственный правительственный канал.
Еду ему, как и обещал Андерс, приносят — теплый ужин в коробке с крышкой и термос с горячим шоколадом. Хоук кривится — как умилительно, о нем заботятся. Он, правда, все же надеялся, что доктор сам придет. На Нексусе он его не замечал, ни разу не видел, может, потому что был на осмотре врача всего один раз — при выходе из заморозки. А тут увидел новое лицо, и сердце будто бы перевернулось.
Хоук обещает себе, что этот день в постели точно продержится. А завтра…
Назавтра он принимает душ, по привычке одевается, как мародер какой-то — одежда потрепанная, ботинки запылились, на шею — тряпку длинную, некогда красную, как шарф, чтобы в случае наплыва сернистых газов лицо прикрыть. Сдает нагрудный щиток от скафандра местному технику с золотыми руками, чтобы поправил… Делать решительно нечего, без брони по Кадаре не погуляешь, постоянно нападают, и свои, и чужие. И он идет в медпункт. Пришельцы (странно их так называть, он ведь для этой планеты тоже пришелец) посматривают на него с легким недовольством, но не останавливают. Он находит Андерса все в той же позе, что и вчера — спиной ко всем, голова склонена к микроскопу. Хоук обходит его, присаживается на край кушетки и спрашивает:
— Что-то интересное, цветочек?
Андерс, покосившись на него, замечает:
— Вам бы в постели быть. Клетки крови, — вдруг вдохновенно говорит он, — нетипично распадаются под воздействием токсинов местных растений. Такой простор для открытий, для научной работы…
— Ты хоть выходишь отсюда? Гулять не пробовал?
— С чего вы… ты взял, что я не гуляю?
Андерс все же поворачивается к нему. Вокруг одного глаза у него едва различимый круглый след от окуляра микроскопа.
— Белый весь. Загара никакого. Не хочешь пройтись?
— Постельный режим, — укоряет Андерс. — Минимум три дня. После этого обсудим проблемы загара и пользы свежего воздуха.
Хоук усмехается. Кажется, Андерсу он тоже приглянулся.
— А осмотра не будет? — спрашивает он и начинает разматывать шарф.
— Я вчера все видел, — отвечает Андерс. — Не отвлекай меня.
— Если только пообещаешь меня вечером навестить.
— Подумаю над этим…
Вечером доктор не приходит, но Хоук не удивлен. Разве этот цветочек первый шаг сделает. Тем более не так быстро. Надо же сначала зубы ему заговорить, потом себя расхвалить… К третьему дню Хоук успевает просмотреть все фильмы, на которые не было времени на Земле.
По истечении назначенного срока Андерс сам приходит к нему. Поначалу Хоук думает, что это медсестра, приносившая завтрак, но, обернувшись на гостя, расплывается в улыбке.
— Я скучал, цветочек.
— Как самочувствие? — интересуется Андерс.
— Стало великолепно с твоим появлением. Как клетки крови? Сражены ядом?
— Ядом… — Андерс прикусывает губу. — Да, с ядом как раз вышло нехорошо. Тревор — помнишь его, крупный такой? — ввалился в горячке в медпункт и перебил все образцы. Раздевайся.
Императив среди сожалений звучит так неожиданно, что Хоук на секунду тормозит, а потом, нагоняя упущенное, срывает с себя футболку, стягивает штаны…
— По пояс, — с улыбкой осаждает его Андерс, и Хоук замирает в полусогнутом виде, с одной штаниной в руке, а второй — на ноге.
Нет смысла одеваться обратно, думает он, и встает перед Андерсом. Тот касается кончиками пальцев груди, слегка надавливает.
— Больно? — спрашивает он.
— Приятно, — отвечает Хоук.
Андерс отдергивает руку, включает на запястье инструментон и проводит им сверху вниз.
— Не рискуй понапрасну, — говорит Андерс. — Нужды в истреблении местной фауны нет, а вот каждый человек важен, каждый человек на счету.
— Как насчет прогулки? — напоминает Хоук. — Ты обещал подумать. Я ведь был хорошим мальчиком.
— Одевайся, хороший мальчик, — командует Андерс. — Здоров. У меня есть дела на сегодня.
— Значит, нет? — уточняет Хоук, надевая штаны обратно. — Что за дела?
— Приготовить новые препараты взамен разбитых, — рассеянно говорит Андерс. — Неделя работы впустую…
Хоук провожает Андерса взглядом.
Вечером он заходит в медотсек, как к себе домой, дожидается, пока Андерс перевяжет руку очередному страдальцу, и предлагает:
— Как насчет поужинать вместе?
Андерс бросает взгляд на свой рабочий стол. В компактном термостате рядком выстроились пробирки с разноцветными крышками.
— Ладно, — соглашается он.
Он снимает халат. Под ним — темно-синий комбинезон. Хоук не прочь посмотреть, что под комбинезоном, но Андерс выключает все приборы, гасит свет и выходит из отсека. Они ужинают в общей столовой, где столы натыканы так плотно, что постоянно сталкиваешься с кем-то локтями. Обычно Хоук быстро бросает в себя пищу и торопится уйти, гомон действует ему на нервы, засилье пришельцев нервирует еще больше, но Андерс никуда не спешит. Он размеренно ест, не произнося ни слова, и Хоук, уже прикончивший свою порцию, начинает разливаться соловьем: перечисляет, как далеко заехал, какую пещеру нашел, скольких зверей убил… Он перечисляет свои достижения, добавляя свой голос к общему шуму, и понимает, что больше сказать-то ему и нечего, причины его бахвальства — сомнительные, рекордов он никаких не ставил. Другие, собравшись группами, работают более эффективно, а он, вечный одиночка, только тратит время зря. Это осознание заставляет его замолкнуть.
Андерс, отставив стакан с зеленым чаем, спрашивает:
— Ты Тревора избил?
— Почему сразу я? — удивляется Хоук.
Андерс красноречиво смотрит на его костяшки — кожа треснула, выдает следы недавних ударов.
— Не избил, а подрался, — говорит Хоук. — Ты же сам видел его. Вечно пьяный, себя не контролирует. Образцы тебе перебил.
— И ты решил мне добавить работы с поломанными костями, — фыркает Андерс. — Пойдем.
Хоук идет за ним, как привязанный. Они покидают жилые отсеки, спускаются по дороге вниз. Хоуку не по себе: он этот путь проделывает исключительно в скафандре и с оружием в руках, а Андерс беспечно идет в своем синем комбинезончике и разве что не посвистывает, радуясь увеселительной прогулке.
— Куда мы? — все же спрашивает Хоук.
Андерс, оглядевшись, делает еще пару шагов, останавливается и показывает ладонью на вершину небольшой горы:
— Видишь, где стебли вверх бегут?
— Ну.
— Мне они нужны для работы. Если бы ко мне не приполз сегодня Тревор со сломанным носом и вывихнутым запястьем, я бы собрал растения во время рабочего дня. А теперь мне придется тратить время после ужина вместо того, чтобы отдохнуть.
— Подожди-ка, — говорит Хоук. — Ты туда полезешь…
И его отталкивает волна биотического поля, которое Андерс использует как батут для прыжка. Хоук, разинув рот, наблюдает, как Андерс взбирается все выше, ловко хватаясь за выступы, и оказывается именно там, где заканчиваются стебли растений. Издалека он выглядит маленьким, размером с ладонь.
Биотик хренов… Хоть бы предупредил. Хоук мрачно ждет, пока Андерс сорвет все свои цветочки и начнет спускаться обратно. Его жжет беспокойство. Так этот сумасшедший доктор, оказывается, выходит за пределы аванпоста не только без скафандра, но и без реактивного ранца. Хоук еще ни разу не видел, чтобы биотики так использовали свои способности. Одно дело — ставить щит или драться, и совсем другое — устраивать какие-то акробатические пируэты.
Вниз Андерс спускается более тривиальным способом, благо на горе полно выступов, и в целом она достаточно пологая. Из нагрудного кармана комбинезона у него торчат пучки травы.
— И часто ты так делаешь? — интересуется Хоук.
— Может, раз в неделю, — пожимает плечами Андерс. — А что?
Хоук чешет затылок.
— Я тебя сопровождать буду, цветочек. А то пока ты летаешь, тебя сожрет или подстрелит кто-нибудь.
Андерс вскидывает брови.
— Я в охраннике не нуждаюсь.
Он выходит на дорогу и идет в сторону аванпоста. Хоук хочет попенять ему на скалолазание без экипировки, но замечает у Андерса на руках перчатки без пальцев. Выходит, успел нацепить… Может, и не такой он цветочек пропащий.
Обещание свое Хоук выполняет: следит, когда Андерс отдаляется от аванпоста, и прицепляется к нему. Это длится уже полтора месяца. Андерс изредка надевает ранец для полетов, чтобы забраться повыше, а иногда Хоук подхватывает его за талию и доставляет его на вершину горы сам, подхваченный реактивными силами. Скафандр Андерс по-прежнему игнорирует. Иногда берет с собой маску на нижнюю половину лица. Хоук и сам думает отказаться от шлема, но исключительно потому, что стекло мешает ему наслаждаться обществом цветочка. Тот никак не реагирует на попытки Хоука сблизиться, и с этим приходится смириться.
В очередную прогулку на них нападают изгнанники, и Андерс ставит биотический щит так быстро, что Хоук не успевает даже заметить. Изгнанников приходится убить, и Хоук вне себя от гнева: это же люди, такие же, как они, люди! А хотели пристрелить их, чтобы забрать себе обмундирование. Ему мерзко, в горле — горечь. Лучше бы он и дальше животных убивал, да хоть кого, только не людей. Андерс на происшествие реагирует с удивительным спокойствием, только замечает:
— А чего ты ожидал? Что новый мир всех изменит к лучшему? Нет, Гаррет, такого не бывает, мы прибыли из Млечного Пути вместе со всеми нашими недостатками…
— Где ты работал до Инициативы? — бурчит Хоук, шаря по карманам изгнанников. Надеется найти блок данных и выяснить, были они отщепенцами, или пришли разведать обстановку для целой банды таких же ублюдков и мародеров.
— Военный медик, где же еще, — отвечает Андерс.
— А я думал, ты кабинетный ученый. Цветочек.
Андерс хмыкает. Про себя Хоук ему уже рассказал: солдат без особого послужного списка и выдающихся достижений. И говорить почти не о чем. Ему становится тошно: он, бесталанный, злой и бесполезный, таскается за этим тонким и светлым доктором, который, наверно, столько жизней спас, что и не помнит уже всех… Хоук стаскивает с головы шлем, садится на землю. Неподалеку лежат тела изгнанников. Ничего у них он не нашел. Значит, одиночки, пытались хоть чем-то поживиться, чтобы продать на черном рынке и вырвать себе еще несколько недель, а может, и дней жизни на Кадаре. Дурная планета, и мир этот дурной, нужно было оставаться там, дома, на Земле…
Андерс садится рядом. Хоук все таращится на шлем, лежащий на коленях. А ему-то казалось, что он нашел друга, в которого глупо и наивно влюблен. Куда там. Андерс — птица другого полета.
— Гаррет, — зовет Андерс. — Чего загрустил?
— Да так, — говорит Хоук. — Неважно.
— Посмотри на меня, — просит Андерс.
Отказать ему не получается. Предложи Андерс ему с горы сигануть, Хоук бы согласился, он бы что угодно сделал, хоть в сернистом пруду голышом искупался. Он смотрит на Андерса, в его карие, с рыжинкой глаза, и думает, что давно уже ни к кому не испытывал такого чувства — нежного, несвойственного его грубой натуре. И чего он ручищами своими грязными лезет…
Андерс вдруг кладет мягкую ладонь ему на заросшее бородой лицо, наклоняется и целует. Он касается губ Хоука так легко и естественно, словно это не первый их поцелуй, а десятый, сотый, и его ласковая рука лежит на щеке столь уютно, что Хоук плавится от его прикосновений. Он обнимает Андерса за талию, поворачиваясь к нему всем телом, шлем скатывается с колен. Хоук все еще не может до конца поверить, что это происходит с ним, что его целует самый умный и славный из всех знакомых ему людей. Ему отчаянно мало Андерса. Скафандр мешает прижаться к нему ближе, под перчатками не ощущается тепло тела, и все, что Хоуку доступно, — это губы Андерса. И он весь отдается поцелую.
Когда Андерс отстраняется, Хоуку становится неловко, будто это он выбрал самый неподходящий момент, чтобы обозначить свои намерения: рядом валяются трупы, доносится запах серы, а под горой орут друг на друга техники, еще вчера ненароком завалившие вход в пещеру.
У Андерса едва заметно покраснели щеки, а глаза — блестят.
— Почему ты решил поцеловать меня именно сейчас? — любопытствует Хоук.
Он никак не может насмотреться на Андерса. Тот улыбается уголком губ и отвечает:
— Ты был такой потерянный, что тебя срочно захотелось утешить.
— Так это… из жалости? — уныло спрашивает Хоук.
А чего он, собственно, хотел — где он и где Андерс.
— Вовсе нет, — спешит сказать Андерс. Хоук подбирает шлем и нахлобучивает его на голову, на секунду становится тихо, и он упускает часть слов Андерса. Когда звуки вновь начинают доходить, он слышит: — …я бы никогда. Просто привык быть один. Не так-то просто подпустить кого-то.
Хоук принимает это к сведению. Они возвращаются на аванпост молча. После нападения изгнанников нет никакого желания и дальше собирать растения. Андерс благодарит его за компанию и говорит, что ему нужно принять душ, он так долго держал щит, что весь вспотел… Хоук воспринимает его слова как камень в свой огород. Если бы он не расслабился, если бы он вытащил дробовик пораньше, то Андерсу не пришлось бы напрягать свои биотические способности. Он тащится к себе в блок и думает, что, наверно, все испортил, повел себя, как идиот. Повел как обычно, другими словами. Он раздевается, идет в самые дальние душевые, чтобы не столкнуться с Андерсом, и ловит себя на том, что моется и бреется так, словно готовится к свиданию.
Но все же Андерс его поцеловал. И даже если Хоук испортил романтический момент, то может все исправить. Он подбадривает себя, вспоминая, как порой Андерс задерживал на нем взгляд. Вспоминает, как много раз строил предположения, какое же это тело под комбинезоном, и Андерс, словно читая его мысли, усмехался. Он до того заводит себя этими размышлениями, что мозги начисто отключаются. Намывшись до сияющей чистоты, чего еще с ним на Кадаре не случалось, Хоук идет к Андерсу. Его, конечно, ждет выговор от командира аванпоста за перерасход воды, которой толком и на питье не хватает, но оно того стоило. Грязным он даже не приблизится к постели Андерса, не то что попытается влезть в нее.
Он уже бывал в блоке Андерса, приходил к нему и спрашивал: эта трава тебе нужна была? Все время оказывалось, что нет, он насобирал совсем не то. Сейчас Хоук мнется перед его дверью, а возбуждение охватывает все тело, словно он уже внутри. Он все же постукивает по двери, касается сенсора, и створка ползет в сторону.
— Думал, ты не придешь, — говорит Андерс.
На нем один халат, белый, и в первый миг Хоук принимает его за медицинский, но потом доходит, что фасон не тот.
— Можно? — спрашивает он, входя внутрь.
Андерс усмехается. Он стоит совсем рядом, с еще мокрыми после душа волосами, и Хоук впервые злится на него — как же он не заметил, что Андерс его дразнил столько времени? Дверь закрывается за ним почти бесшумно, а он, положив руки Андерсу на талию, подталкивает его к узкой постели. Он развязывает пояс на его халате, касается оголенной кожи грубыми ладонями, и по всему телу проходит волна, словно Андерс ударил его биотикой. Находит губы Андерса, сминает их своими и валит его на кровать.
Андерс так хорош, что Хоук не может оторваться. Он вылизывает его длинную шею, стараясь не оставить засосов, потому что стыдно вот так сразу портить фарфоровую кожу, спускается ниже — плечи, ключицы… От Андерса пахнет будто бы лавандой, а может, мерещится. Хоук даже не уверен, что помнит, каков аромат лаванды. И еще ему мерещится что-то химическое, медицинское, словно запахи лекарств въелись в Андерса раз и навсегда. Он натыкается языком на гладкий шрам на животе Андерса и поднимает взгляд.
— Всякое бывало, — говорит Андерс. Он лежит, приподнявшись на локтях, и он такой красивый, что у Хоука все горит внутри от желания.
Под халатом Андерса нет нижнего белья. Хоук чувствует, что медлить не может, во рту скопилась слюна, и он проводит языком по члену Андерсу — тонкому и длинному, как он сам. Андерс едва слышно выдыхает, и его пальцы оказываются в волосах Хоука, а полусогнутые в коленях ноги разъезжаются в стороны. Хоук обхватывает его член губами, скользит медленно, челюсть, кажется, забыла за столько времени, как себя вести, и от непривычки не получается расслабиться. Но Андерс так трепетно принимает ласки, что Хоука ведет. Он не торопится. Дает себе привыкнуть, вспомнить — каково это, быть с кем-то, и ничего не выходит. Так, как с Андерсом, он еще ни с кем не был.
Он гладит бедра Андерса, ставя дыбом светлые волоски, старается не задевать его зубами и чувствует, как все мышцы в нем подрагивают. Ему становится жизненно необходимо чувствовать Андерса всем телом, держать его в своих объятиях. Хоук медленно выпускает его член изо рта, сжимая губами головку, и тут же Андерс тянет его за плечи повыше, к себе. Ладони у него — узкие, словно у пианиста, с длинными пальцами, и Хоук хочет поцеловать каждый из них.
Вместо этого он целует Андерса в губы, крепко обхватывает его, стискивает до того, что дышать им обоим становится трудно. Внизу живота пульсирует, почти больно от возбуждения. Андерс двигает бедрами, и его член прикасается к паху Хоука. Только тогда Хоук вспоминает, что он до сих пор в одежде, что не дал Андерсу ничего сделать, сразу набросился, как дикарь, распахнул халат и приник к телу… Он выпрямляется, садится на пятки и через голову снимает толстовку. Андерс, подогнув под себя ноги, дергает резинку штанов Хоука вниз. Приподнявшись, Хоук помогает ему. На член тут же ложатся красивые пальцы Андерса, и Хоук так поспешно тянется к нему за поцелуем, что сталкивается зубами.
От возбуждения стучит в висках. Андерс заводит его в одно мгновение, того гляди, все прекратится… Хоук берет его за талию и затаскивает к себе на колени. Положив ладонь на поясницу Андерса, второй он обхватывает оба их члена, и ему запредельно хорошо — Андерс перед ним, светлый цветочек, с растрепанными волосами и покрасневшими щеками, и чтобы посмотреть ему в лицо, приходится поднимать голову. Высокий, с нежностью думает Хоук и целует его в ямочку между ключиц. Ему все сложнее думать. Его окатывает горячей волной, все внутри дрожит, и Андерс в его руках — такой шелковый, такой желанный. Хоук обхватывает губами его твердый розовый сосок, проводит языком по горошинке, а ладонью все быстрее водит по членам. Чувствует, как сильно Андерс вцепился ему в плечи. Шум в ушах нарастает, и по виску скатывается капля пота.
Он все же срывается первым — на него оргазм налетает так быстро и сильно, что мог бы сбить с ног. Хоук валит Андерса на спину. Все тело мгновенно становится ватным. Но он устраивается между ног Андерса и опять берет его член в рот — только теперь он в сперме. Горько, и Хоук думает — все бы отдал за то, чтобы Андерс отсосал ему своими чудесными губами, но раз его сперма такая гадкая, то, пожалуй, даже просить не будет… Он проталкивает ладони Андерсу под ягодицы и сжимает их, приподнимает его чуть выше, и член проскальзывает в горло до самого основания. Андерс не сдерживает стона. За один этот звук Хоук решает, что будет любить его вечно. Он ласкает его быстро, крепко, и наконец чувствует губами, как бьется пульс, и Андерс, выгнувшись, кончает ему в рот. Все мышцы напряженные, каменные, и Хоук стискивает его задницу так сильно, что, наверно, оставляет синяки. Андерс, расслабившись, в изнеможении растекается по постели.
Медленно выпустив его член, Хоук сглатывает. Андерс дергает его за бороду — зовет к себе, и Хоук ложится рядом, загоняет его к стене, обвивает всеми конечностями.
После того, как Андерс целует его, Хоук думает, что жизнь на этой планете — просто замечательная, и он сделал правильный выбор, когда решил улететь из родной галактики навсегда. Теперь ему есть, ради кого стараться обживать новые миры.

@темы: фанфик, жанр: слэш, персонаж: Андерс, персонаж: м!Хоук, сеттинг: модерн!АУ, фест Двойной удар, рейтинг: NC-17

---

Срочная помощь (1 тур феста «Двойной удар»)

[Сэр Ланселап]

Название: Срочная помощь
Автор: неверно опознанный  Ernst Wolff
Размер: 1.300 слов
Пейринги и персонажи: Андерс, Хоук
Категория: слэш
Жанр: флафф
Рейтинг: NC-17
Описание: Андерса будит стук в дверь клиники: срочно нужно лечить Хоука. Альтернативный первый раз.
Предупреждения: нет
Примечания: судя по настроению, это первый акт.
Ограничения: нет

читать

Если вы спросите Андерса, как долго он может обходиться без сна, он ответит: вечность. Потому что, по его прикидкам, именно столько он уже бодрствует. С самого раннего утра в его клинике толпятся пациенты, и Андерс едва успевает сделать глоток воды. Вечером помощник заставляет его поесть, пока в дверь стучит очередной страждущий. Его мучает мозоль на ноге, но Андерс слишком устал, чтобы возмутиться — такая болячка за день заживет и сама! Вместо этого он лечит мужичка взмахом руки. Потом ручеек пациентов нарастает и иссякает только к полуночи.
Андерс улыбается и рушится на постель, сняв только мантию и сапоги. Бесконечность завершилась ровно до завтрашнего утра — он уверен, что его вздернут на ноги ни свет ни заря, и он не сможет отказать в помощи.
Но он ошибается: в дверь барабанят еще до рассвета. Андерс кое-как сползает с кровати, трет глаза. Он бредет к двери. Из-за нее доносится рык:
— Открывай, маг!
Андерс тут же ускоряет шаг — голос он узнал, угрюмый эльф ему сразу въелся в память из-за своей узколобости, но едва ли это он пожаловал за лечением. Нет, за дверью точно не он один… Андерс распахивает створки, и сердце пропускает удар. На плече Фенриса висит Хоук, и выглядит он плачевно.
Пока Варрик, прятавшийся за их спинами, зажигает лампы в клинике, Андерс с Фенрисом водружают Хоука на кушетку. Тот не стонет, но морщится: мышцы живота ему порезали знатно, чудом не достали до внутренних органов.
— Оставьте нас, — говорит Андерс, мельком глянув на сонные глаза Фенриса и Варрика. Они, для виду поломавшись, все же уходят. За это время Андерс успевает подготовить пару зелий, чтобы все необходимое было под рукой.
Хоук все это время молчит, только пытается расстегнуть боковые застежки доспехи.
— Я сам, — Андерс ловит его за руку и мягко отстраняет. — Тебе лучше обойтись без лишних движений.
— Вот и так же сказал главарю шайки, а он не послушал… — бормочет Хоука.
Радужка его глаз ловит желтые блики ламп. Андерс, хмыкнув, осторожно расстегивает одежду Хоука до конца. Пока что ему это не требуется, но он думает, что лучше закончит начатое Гарретом — для чего иначе он так старался и возился с крючками слабеющими пальцами?
Андерс держит ладонь над животом Хоука, обращается к Тени. Сон из него выбило, как кувалдой — хочется вечно бодрствовать и стоять вот так, рядом с Хоуком… Андерс невесомо касается его живота в последний раз. Все раны исчезли. Работа закончена. Можно отправлять его домой.
— Ты так мастерски это делаешь, — восхищается Хоук, и в его взгляде слишком много признательности — как будто Андерс ему жизнь спас.
— У меня было время попрактиковаться, — отвечает Андерс.
Хоук садится на кушетку, свесив ноги вниз, и деловито стягивает рубаху с груди. На недоуменный взгляд Андерса он отвечает:
— А что, ты не будешь смотреть на результат своей работы?
— Конечно, буду, — заверяет Андерс.
Про себя он добавляет, что будет смотреть не на свою работу, а на поджарый живот Хоука. На него он всегда с удовольствием посмотрит… Тем более что поводов-то — раз-два и обчелся. В последний раз Андерс имел счастье лицезреть полураздетого Гаррета два месяца назад, когда он проиграл Варрику в карты рубашку и куртку. И даже пижонский шейный платок.
Хоук устраивается поудобнее. Одежду он бросает на пол. Мышцы груди у него до неприличия идеальные, как картинка в справочнике по анатомии, и твердые темные соски украшают его тело, как вишенки на торте. Андерс давит тоскливый вздох и, раз уж ему разрешили, проводит ладонью по животу Гаррета со словами:
— Кажется, и впрямь неплохо вышло. Шрамов не останется. Хотя… — Андерс склоняется, чтобы получше разглядеть загорелую кожу, но качает головой: за засохшей кровью ничего не видно.
Гаррет вздрагивает — то ли от его прикосновения, то ли от дыхания. Андерс приказывает себе немедленно взять себя в руки и не пугать друга.
— Надо убрать кровь, — Гаррет будто смущается.
— Да, подожди секунду, — отвечает Андерс. Он идет за водой и полотенцем и клянет себя: зачем, зачем он это делает? Да, сейчас у него появится повод дотронуться до Гаррета, но закончится все тем, что тот, окончательно застеснявшись от заботы, сбежит в ужасе, а Андерс останется наедине со своими фантазиями и уж точно не сможет заснуть.
Но сдавать назад уже поздно.
Андерс возвращается к кушетке, ставит на табурет таз с водой и, намочив полотенце, проводит им по животу Гаррета. Тот неотрывно смотрит на Андерса. По лицу ничего не прочесть — каменное, как лик голема. Алые капли сбегают по бокам Гаррета на кушетку. С каждым касанием кожа его очищается, проступают рельефные формы, и Андерс уже не только полотенцем водит по его телу, но и свободной ладонью. Исследует.
Если вы спросите Андерса, зачем он это делает, он ответит, что проверяет, не осталось ли шрамов.
Хотя он совершенно точно знает, что исцелил Гаррета без малейших последствий для его тела.
А потом Андерс перестает таращиться на его живот и бросает взгляд чуть ниже. Тогда-то он и замечает, что в штанах Гаррета не все мягко. Совсем не мягко. Об этом он тоже мог бы позаботиться… и уже без помощи магии.
Но он же обещал взять себя в руки. Пряча глаза, Андерс бросает тряпку в таз и вытирает ладони о бедра.
— Все в порядке, — говорит он, отворачиваясь. — Можешь остаться до утра здесь, хотя не думаю, что ты боишься Нижнего Города ночью…
Краем глаза он замечает, как Гаррет принимает сидячее положение и свешивает ноги с кушетки. Ну вот и все. Хорошего понемножку.
— Андерс, — негромко зовет Гаррет.
Андерс оборачивается к нему. Гаррет кивком указывает ему на пах, где тоже все эмоции от лечения налицо. Только его никто не оглаживал в притворной заботе, и Андерсу нечем оправдать эрекцию. Он вспыхивает.
— Извини, я ничего такого…
— Андерс, — обрывает его Гаррет. — Все ты «такого». Как и я. Иди сюда.
Не дождавшись, пока Андерс решится, Гаррет наклоняется, ловит его за руку и притягивает к себе. Андерс оказывается между его коленей. Гаррет кладет ладонь ему на талию и смотрит в глаза.
И тогда Андерс отпускает себя. Все, о чем он мечтал каждую ночь… Все сбывается. Он резко наклоняется, целует Гаррета. Тот прогибается, почти свесившись с края кушетки, но Андерс придерживает его голову ладонью, не позволяя упасть, а другой рукой обвивает спину. Гаррет целует его отчаянно, как в последний раз, и это смешение исступленной страсти и новизны — их первый поцелуй, первый — окончательно добивает Андерса.
Гаррет, устроив ладони у него на ягодицах, притягивает его еще ближе, трется о пах. Кое-как выпрямившись и усадив Гаррета обратно, Андерс дышит ему в губы. С одеждой они расправляются, едва это заметив — просто штаны оказываются на бедрах и лодыжках, а из нижнего белья, в спешке только приспущенного, торчат головки членов.
— Я так давно… — шепчет Андерс и касается головки напротив своей.
— А я еще дольше, — Гаррет прикусывает его за губу.
Он нетерпеливо обхватывает член Андерса, другой рукой опирается позади себя на кушетку. Его бедра так тесно стискивают бедра Андерса, что хочется навсегда остаться в этих путах. Он облизывает губы Гаррета, сталкивается с ним носами и ловит его выдохи. Его прошивает вспышкой удовольствия — не от размеренных, только пробующих движений Гаррета, а от осознания, что это его рука, его желание.
Андерс наклоняется чуть ближе и берет в ладонь оба их члена — упругих, горячих. У Гаррета крупнее, и его хочется в рот. Андерс надеется, что его желание еще исполнится. Гаррет накрывает его руку своей, мозолистой и сухой, как песок. Он задает темп, а ладонь Андерса ласкают две головки, влажные от смазки, два ствола в тонкой скользящей кожице.
Он хватает Гаррета за волосы и притягивает к себе для поцелуя. Все становится грубее — Гаррет кусается, его острые зубы впиваются в нижнюю губу, и Андерс в ответ сильнее сжимает в кулаке мягкие пряди. Остановиться уже невозможно — он на грани, все быстрее и быстрее, яйца скоро лопнут, а пальцы на босых ногах поджимаются. Гаррет вытягивается, расправляет плечи и дышит глубже.
— Сейчас… — шепчет ему Андерс, разорвав поцелуй, и не понимает своих слов. — Сейчас…
И его разрывает на мелкие кусочки. По ладони — движения он продолжает по инерции, потому что чувствует упругую твердость, — стекает сперма, Гаррет сильнее сжимает его бедра своими — и со стоном следует за ним.
Он расслабляется, падает на кушетку. Голова свисает вниз. Андерс грудью ложится на него, оглушенный, и лижет горькую от пота шею Гаррета.
— Я думаю, — Андерсу наконец удается совладать с языком, — тебе лучше остаться до утра.
— Улицы небезопасны…
— И вдруг я напортачил, и тебе срочно потребуется помощь…
— А помощь мне потребуется скоро, — Гаррет стискивает его ягодицу.
Андерс толкается к нему пахом, чувствуя низом живота мягкий член Гаррета:
— С удовольствием ее окажу.

@темы: фанфик, жанр: слэш, персонаж: Андерс, персонаж: м!Хоук, канон: DAII, фест Двойной удар, рейтинг: NC-17

---

Зачет (1 тур феста «Двойной удар»)

[Сэр Ланселап]

Название: Зачет
Автор: прекрасно умеющий скрыть свою личность  Ernst Wolff
Размер: 2.800 слов
Пейринги и персонажи: Дориан, Максвелл, Коул
Категория: слэш
Жанр: AU
Рейтинг: G — PG-13
Описание: У Дориана Павуса было все, чтобы жить без горестей, кроме зачета по химии
Предупреждения: нет
Примечания: я написал это, вспоминая студенчество. не уверен, что фик представляет ценность для кого-то, кроме меня самого
Ограничения: не заставляйте Дориана бросать учебу!

читать

У Дориана Павуса было все, чтобы жить без горестей, кроме зачета по химии, и это омрачало последний месяц года. У него была роскошная внешность и прекрасные манеры, он владел иностранным языком в совершенстве и мог поддержать беседу о литературе античной и современной, он хорошо справлялся с учебой, но не зацикливался на ней, круг его знакомых ширился, и приятели в нем души не чаяли. У Дориана и вправду было все, кроме одного зачета, и из-за его отсутствия он не мог поставить допуск к экзаменам и начать к ним готовиться с чистой совестью.
В прошлом семестре его точно так же донимала госпожа Пентагаст — она была уверена, что фармацевта нельзя выпускать без знания медицины катастроф, и она изрядно потрепала Дориану нервы, но он все равно сдал ей устно все правила развертывания военно-полевой аптеки, перечислил все антидоты и даже продемонстрировал на ее не по-женски сильной руке умение накладывать жгут. Он считал этот предмет бесполезным, но мог понять преподавательницу: она ответственно относилась к своей работе, давала материал на парах и отлично читала лекции. Ее усилия должны были оправдаться на зачете.
А вот господин Тревельян приходил на первую пару в понедельник в мятом халате, угрюмо раздавал тесты и садился к классу спиной, уставившись в стену. Тесты он не проверял, просто ставил всем высший балл. Пары он не вел. Просто на них присутствовал. Лекции он никогда не читал, да и в самом университете появлялся редко. Именно из-за того, что его практически никогда нельзя было застать, Дориан и тратил почти каждый день на бесполезные поездки в надежде хоть когда-нибудь получить зачет.
Самое обидное — зачет не поставили только ему и самому худшему студенту группы и в принципе курса.
В очередной раз он приехал в университет в двенадцать дня, заглянул в кабинет и разочарованно закрыл дверь. Пусто! Этот лентяй не явился к назначенному времени, хотя сам объявил, что будет на кафедре. Дориан сел на узкий диванчик напротив кабинета. Вскоре появился их вечно отстающий Коул и присел рядом с ним, стискивая в пальцах край сумки.
— Он никогда не приходит вовремя, — замогильным тоном произнес Коул.
— Как ты догадался? — притворно поразился Дориан.
Вот. Зачета нет у него и у мальчика, живущего в своих снах. И хорошо, если эти сны вызваны расстройствами психики, а не тяжелыми наркотиками.
— Вчера он счищал снег с машины и думал, что в этом году точно завяжет, он придумал себе оправданье — он стар, ему тридцать лет…
— Ему двадцать семь — и да, он стар, — фыркнул Дориан. С чем, интересно, собрался завязывать Максвелл? Может, с преподавательской деятельностью? Давно пора. Ему бы не стоило даже начинать ее.
— Я предложил ему помочь, но он замахал руками и возмутился. Он сказал: я что, не мужик?
Дориан хмыкнул. Вполне в духе их медведя. Порой Максвелл забывал про существование парикмахера, и его медные космы отрастали и торчали во все стороны. Про щетину, регулярно становившуюся бородой, и говорить нечего. Красивый все-таки мужик, хоть и диковатый.
Прав был папа, когда угрозами требовал идти на врачебное дело и продолжать семейную династию. Надо было слушать его. У врачей нет химии. А Дориан все туда же — я буду судмедэкспертом, я так люблю токсикологию и химию… Если б он только знал, как выглядит настоящая химия, то сразу бы подал документы на лечебный факультет и стал мечтать о профессии гинеколога.
Прошло полчаса. Дориан начал жаловаться:
— Я ведь все лабораторные ему сдал. Я единственный из группы писал все лабы. Вот, видишь? — он помахал перед лицом Коула тетрадкой, но тот едва ли что видел — перед его мысленным взором всегда разыгрывались непонятные другим картины. — Я ему даю их на подпись, а он смотрит в ужасе и говорит, что подпишет позже. И так и не подписывает. Даже не пролистал ни разу. Я не знаю педагога хуже. За исключение шизофреника с валеологии…
— Душа мужчины находится в простате, — Коул мигом вспомнил любимое изречение шизофреника.
Дориан поморщился. Может, душа и находилась в простате, но он в тот момент был так зол на бесполезную пару, что на вопрос: «Где душа мужчины?» слишком громко ответил: «В заднице!». И с тех пор он стал любимчиком шизофреника. Ответ был признан верным.
Может, ему было бы проще, будь Максвелл тоже ненормальным. Впрочем, разве его можно назвать адекватным, если он не ставит зачет лучшему студенту группы? Дориан даже ни одной пробирки за все годы обучения не разбил. Вот что значит золотые руки.
— Почему он меня ненавидит, а?..
Несмотря на то, что вопрос был риторическим, Коул встрепенулся:
— Он не ненавидит. Он ругает себя за это, но не может ничего поделать. Он обещает себе заговорить раз в неделю, каждое воскресенье, но обещания, данные себе под грохот музыки и туман в голове, так просто нарушить…
— Ты имеешь в виду, он что-то обещает себе в клубе каждое воскресенье? Разве что только не напиваться так в следующий раз.
— Преподавать для души, но душе неспокойно. Нужно уйти. Но тогда душа разорвется на части.
Дориан искоса глянул на Коула. Тот таращился на закрытую дверь кабинета, а пальцами словно перебирал невидимые бусы. Нет, он совершенно точно употребляет наркотики. На языке вертелось предложение отвести его в реабилитационный центр, пока не стало поздно, но краем глаза Дориан заметил движение: к кабинету шел Максвелл Тревельян.
На этот раз он был одет с иголочки и чисто выбрит, и ему чертовски шла ухоженность. Может быть, если бы Дориан бывал в тех же клубах, что и Максвелл, он бы подошел познакомиться… Но чего нет, того нет.
Он поднялся одновременно с Коулом. Максвелл, заметив их, остановился возле кабинета. Не оставляя ему шанса капитулировать, Дориан подошел к нему почти вплотную и с вызовом сказал:
— Вы не поставили мне зачет.
— Я знаю, — Максвелл кивнул. — Самый главный должник.
Дориан постарался не заскрипеть зубами. За его плечом нарисовался полоумный Коул, и Максвелл тут же переключил внимание на него:
— Проходи. А ты подожди пока, — сказал он Дориану, понизив голос.
— Я первым пришел!..
Дориан вернулся на диванчик, кипя от ярости. Его в очередной раз вывел из себя интимный тон Максвелла, как будто они были близкими друзьями. Простые слова — но надо же было их сказать с такой интонацией, как будто они собирались прыгнуть в одну постель!
Не то чтобы Дориан был против. Преподаватель действительно был не так уж стар и весьма хорош собой. С этим никто не спорил. Они все звали его за глаза исключительно по имени, а Жозефина, хихикая, говорила, что переписывается с ним в соцсети, и еще немного — и он точно пригласит ее на свидание. Дориан в этом серьезно сомневался. Он тоже, раз уж на то пошло, переписывался с Максвеллом. Тот слал ему картинки с котами и шутки прошлогодней давности, а Дориан снисходительно отвечал смеющимся смайлом. Всегда одним и тем же. Надеялся, что до Максвелла дойдет, что его чувство юмора устарело. Но тот упорно продолжал присылать картинки.
Лучше бы лабы подписал!
Дориан прождал еще пятнадцать минут. Из кабинета вышел Коул, на его лице поселилась глупая улыбка.
— Ну что? — нетерпеливо спросил его Дориан, прежде чем зайти в кабинет.
— Сердце выскакивает, потому что наедине всегда так волнительно, но пусть оно выскочит прямо к его ногам…
Клинический случай.
— Я спрашивал про зачет, — вздохнул Дориан. — Но, знаешь, лучше не говори. Не хочу узнать, что я остался единственным отстающим.
И он вошел в кабинет.
Максвелл сидел за своим столом, словно занимался чем-то важным, а не просто таращился невидящим взглядом в ведомость с идеальной посещаемостью Дориана.
Не дожидаясь, пока Максвелл начнет издеваться, Дориан поставил на стол сумку и рывком расстегнул на ней «молнию».
— Лабораторные, — словно обвиняя, сказал он и бросил тетрадь на стол Максвелла. — Лекции. Конспект семинарских занятий.
Сверху он бросил зачетку.
Максвелл, все это время наблюдавший, как перед ним в стопку падают предметы, наконец поднял взгляд на Дориана:
— Ты так и останешься в куртке?
— Я не собираюсь задерживаться надолго.
Вопреки своим словам, Дориан все же снял верхнюю одежду и остался в рубашке. Максвелл, удовлетворенно кивнув, придвинул к себе тетради Дориана.
— Надо же все обсудить… Я спрашивал тебя по лекциям?
Чувствуя, что сейчас лопнет от злости, Дориан процедил:
— А кого-нибудь, кроме меня, вы хоть о чем-то спрашивали?
— А чего у них спрашивать, — легкомысленно ответил Максвелл, — они на лекции не ходят…
— Но зачет у них есть!
Дориан подлетел к Максвеллу почти вплотную и встал сбоку от его стула. Упершись ладонью в его стол, Дориан отчеканил:
— Я пришел в последний раз. Вы не имеете права не поставить мне зачет. В противном случае я пойду к ректору. И заодно напишу заявление, что кафедра химии берет взятки, — мстительно добавил он, памятуя, как яростно и безуспешно университет борется с коррупцией.
Максвелл смотрел на него своими синими глазами и словно не слышал. Неожиданно Дориан осознал, как близко они находятся друг к другу. И как он сам, Дориан, переступил все правила приличия и загнал преподавателя в угол. Максвеллу со своего стула только на подоконник перелезать…
Но Максвелл не собирался отодвигаться. Его щеки чуть покраснели, веснушки показались темнее обычного.
— Да, не самый лучший способ завязать общение, — пробормотал Максвелл и опустил взгляд на зачетку.
— Общение можно было бы завязать, попробовав со мной поговорить, — резко ответил Дориан и выпрямился. — Зачет.
Максвелл медленно придвинул к себе зачетку и открыл ее на нужной странице. Название предмета он писал так неторопливо, как будто забыл, что вел целый год. Над своей подписью раздумывал, словно разучился писать.
Вдруг пришло в голову: а может, Коул хотел сказать, что их преподаватель влюблен? Да кто разберет его… Гораздо важнее, что Максвелл придирался к нему весь семестр, просил его заново оттитровать раствор и оставлял в кабинете, когда все уже ушли, и не желал отходить. Дориан бы уже капнул индикатор, чтобы цвет раствора стал похожим на необходимый, так нет, приходилось делать все по правилам…
Максвелл поставил заветную закорючку и протянул зачетку Дориану. Тот взял ее за край, но Максвелл так и не отпустил ее. Они застыли, каждый держась за свою сторону маленькой книжечки.
— Дориан, я увольняюсь, — негромко сказал Максвелл. — В следующем семестре у вас будет вести кто-то другой.
— Нашли работу с зарплатой получше? — Дориан дернул за зачетку.
— У меня и так есть основная работа, а эта была ради удовольствия, — Максвелл зачетку не отдал. — Я пока никому, кроме тебя, не говорил.
— Благодарю за оказанную честь, — Дориан дернул сильнее, и Максвелл разжал пальцы.
Взяв тетради, Дориан сунул их в сумку и схватил куртку.
— Может, сходим куда-нибудь вместе? — бросил ему в спину Максвелл.
Дориан ничем не выдал своего смятения. Он обернулся с безупречным выражением лица и ехидно улыбнулся:
— Надо было раньше предлагать переспать за зачет. Теперь уже поздно.
Гордо развернувшись, он вышел из кабинета и хлопнул дверью. На ходу надевая куртку, он спешил покинуть учебный корпус. Опасался, что Максвелл пойдет следом и повторит свое предложение, а может, даже и извинится за то, что так долго мучал — он ведь не был мудаком, просто подкаты у него идиотские. И Дориан боялся, что поведется на его глупый флирт.
Потому что он ни на секунду не забывал о привлекательности преподавателя, а душечка Жози не давала ему прохода, щебеча, что Максвелл очень притягателен и наверняка хорош в постели.

***

С экзаменами Дориан успешно справился. Зимняя сессия осталась позади. Каникулы тоже закончились. Но он надеялся на их продолжение — двухнедельная практика на фармпроизводстве обещала быть чисто символической. Они собрались возле единственного действующего завода города вместе с однокурсниками, потоптались на улице под легким снежком в ожидании, когда им оформят пропуски, и вошли внутрь.
Пока Дориан снимал черное шерстяное пальто, отряхивая его от капелек воды, в которые превратились снежинки, Жози подкралась к нему со спины и, коснувшись плеча, прошептала:
— Что здесь делает Максвелл?
— Что? — Дориан почувствовал, как кончики ушей покраснели. Он посмотрел в указанном Жози направлении.
Она не ошиблась: у дверей во внутренние помещения их ждал Максвелл, халат в кои-то веки был выглажен и натягивался на широких плечах, а на губах играла улыбка. И это в понедельник утром! Либо клубы по всему городу в одночасье закрылись, либо эту работу Максвелл любил гораздо больше преподавания. Либо, что еще более вероятно, сюда нельзя было приходить с похмелья.
Раздались удивленные возгласы одногруппников Дориана и жаркие приветствия — еще бы, им-то чего не любить этого медведя! Им-то он за нулевые знания ставил высший балл и зачет раньше, чем остальному потоку. Даже Жози, просияв, покинула Дориана и побежала здороваться. Один только Коул нарисовался словно из ниоткуда и прошелестел:
— Он хочет исправить ошибки. Он не знает, как…
— Послушай, — не выдержал Дориан, — я дам тебе номер. Позвонишь, и тебе обязательно помогут.
Накануне ему всучили листовку, гласившую, что ИЗ НАРКОМАНИИ ВЫХОД ЕСТЬ, и он сохранил ее специально для Коула. Оставалось надеяться, что тот оценит заботу.
Протиснувшись через толпу однокурсников к своей группе, Дориан встал в конце, буравя Максвелла взглядом. Тот, почувствовав это, нервно оглянулся, заметил Дориана и широко улыбнулся.
Дориан почти растянул губы в ответ, но вовремя спохватился и выразил глазами полнейшее презрение.
Максвелл мог хотя бы разок и обмолвиться об основном месте работы. Все они были бы не прочь послушать, куда можно устроиться после получения диплома. И, конечно, ему следовало бы рассказать, что вести практику будет именно он. Они бы просто не пришли, зная, на каком уровне у их бывшего преподавателя ответственность.
И все же Дориан не удержался от тяжелого вздоха. Он ведь все дни думал, что стоило бы ответить на приглашение Максвелла согласием. Даже размышлял, не написать ли ему в соцсети. Но в конце концов решил, что это подорвет его безупречное поведение. Разве для того он продинамил Максвелла, чтобы потом передумать? Нет уж. Пусть Максвелл предложит пойти на свидание еще раз. А Дориан еще раз откажется, потому что нечего было его весь год мучить!..
Максвелл повел их по цехам, предварительно прокатив на древнем скрипящем лифте. Дориан, как бы ни желал его игнорировать, все равно прислушивался. Было интересно. Особенно символический переход из грязной зоны в чистую, где они в маленькой стеклянной каморке могли переступить через нарисованную синей краской линию только в бахилах, надетых тут же… Максвелл, к удивлению Дориана, не отлынивал от ведения экскурсии и не отшучивался в ответ на вопросы. Он охотно описывал принцип работы реакторов и рассказывал об участии персонала в производстве лекарств, подробно останавливался на всех аспектах процесса и даже ухитрился сделать свою лекцию увлекательной. Проходя мимо цеха мазей, он заметил, что никто, конечно, не разрешит им бросать вазелин в печь лопатой, практика будет рассматривать несколько иные задачи… Здесь все навострили уши. Экскурсия подошла к концу, и Максвелл завел их в просторный конференц-зал. Дождавшись, пока все рассядутся (Дориан занял место в середине), он вытащил из-под стола огромную кипу бумаг и радостно провозгласил:
— Ваша задача — составить аппаратные схемы и технологические регламенты в количестве пяти штук на каждый день практики. Листы А3 — там, — он махнул рукой, — карандаши и ластики ищите сами.
— В чем практика-то?! — возмутилась Сэра. — Бумажки я и дома почеркаю!
Максвелл с широченной улыбкой развел руками. Дориан возненавидел его еще больше. Садист. Радуется, что они займутся бесполезными чертежами.
Максвелл направился к выходу за его спиной, но напоследок обернулся:
— Дориан, пройди со мной.
Дориан, начавший было доставать из сумки карандаш, подозрительно прищурился.
— Поможешь мне принести еще кое-что для работы, — пояснил Максвелл.
Ладно. Отчасти это было логично. На всем потоке было три парня. Один из них — Коул, второй не пришел, сказавшись больным. Просить девушек нести толстенные папки попросту неприлично.
Дориан рывком встал, перебрался через ряд чужих ног к проходу и двинулся за Максвеллом.
Тот молча вел его по коридору. Дориан не стал задавать никаких вопросов. Максвелл остановился перед одной из дверей и, отворив ее, отошел в сторону, приглашая Дориана внутрь.
— Мы точно пошли за еще одним талмудам со схемами древних мазетерок? — нагло спросил Дориан, смерив Максвелла взглядом, и шагнул внутрь небольшого кабинета.
Окно закрывали светлые жалюзи, возле него располагался стол, заваленный бумагами, словно мир еще не шагнул в эру электронного документооборота, а завершалась архитектурная композиция поистине королевским креслом из материала, напоминающего черную кожу.
— Ага, специально хочу найти принцип трехвальцовой мазетерки, — сказал Максвелл, закрывая дверь.
Дориан обернулся к нему. Максвелл стоял перед ним, с одной стороны, неприкаянным, и казался одним большим комком сожаления и раскаяния, а с другой стороны, он смотрел с жадностью, какой никогда не позволял себе на парах.
— Я люблю решительных мужчин, — негромко произнес Дориан. — В противном случае я предпочитал бы мнущихся и скромных девочек-малолеток.
Максвелл моргнул и, словно прыгнув с обрыва, в один шаг приблизился к нему и, сграбастав в объятия, прижался губами к губам.
Дориан против воли обмяк. Ручищи у Максвелла были огромными и сильными, и стискивал он ими на манер тисков смерти, а губы нетерпеливо и влажно сжимали губы Дориана, умоляя ответить этому нахальному и отчаянному поцелую.
И Дориан ответил. Он разомкнул губы, положил руку Максвеллу на шею, а второй оперся о стол, чтобы не рухнуть под напором медвежьей страсти. Максвелл навалился на него, словно ноги его не держали, и целовал, пока у Дориана не закружилась голова от нехватки воздуха. Положив ладони Максвеллу на грудь, он оттолкнул его. Тот отстранился с потерянным видом и почти с испугом спросил:
— Я что-то не так…
— Все так! — Дориан схватил со стола Максвелла одну из папок. Обмахиваясь ею, он добавил: — Просто воздуха у тебя здесь нет. Да и мне попросту нужно какое-то время, чтобы справиться с изумлением! Год ты надо мной издевался, а теперь…
— Я не издевался, я хотел подружиться.
Максвелл порывисто подался вперед, и Дориан ожидал еще одного поцелуя, но вместо этого Максвелл потянулся за его спину и, дернув за шнурок, отодвинул жалюзи в сторону. Он приналег Дориану на грудь и потянулся еще дальше, чтобы распахнуть окно.
В кабинет хлынул свет и поток свежего холодного воздуха.
— Так лучше? — поинтересовался Максвелл.
— Гораздо. Только теперь, боюсь, я замерзну.
— Я тебе не позволю.
И Максвелл, обхватив его за талию, подтолкнул на свой стол, усаживая прямо на бумаги.

@темы: фанфик, жанр: слэш, персонаж: Дориан, сеттинг: модерн!АУ, персонаж: м!Инквизитор, фест Двойной удар, рейтинг: G

---

Время — Вода (1 тур феста «Двойной удар»)

[Сэр Ланселап]

Название: Время
Автор: умеющий запутать следы  Ernst Wolff
Размер: драббл, 781 слово
Пейринги и персонажи: Андерс/Хоук
Категория: слэш
Жанр: PWP и нежнота
Рейтинг: R
Описание: первый раз
Предупреждения: нет
Примечания: я решил объединить в один пост два драббла. между собой они не связаны. возможно, и Хоук с Андерсом в них разные.
Ограничения: нет

читать

Андерс взял лицо Гаррета в ладони и поцеловал его — снова как в первый раз, с замиранием сердца. В голове билось — сон, сон, сон… Но они лежат вдвоем на кровати Гаррета в его доме, Гаррет так отчаянно стискивает в кулаках одежду Андерса, словно боится, что тот исчезнет, и с головой затапливает тепло тела Гаррета, распластанного на постели. Андерс живет этим мигом, будто он — самое настоящее, что только было в его жизни. Гаррет мягко повел бедрами, раздвигая ноги чуть шире, и Андерс лег на него всем весом, перестав удерживаться на локтях.
Гаррет порывисто вздохнул и притянул его ближе, вовлек в поцелуй, то и дело попадая губами мимо — по щекам, подбородку, носу…
— Я так боялся, что ты передумаешь, — прошептал он. Андерс зажмурился, уперся лбом в лоб Гаррета.
— Я бы никогда себе не простил, если хотя бы не попытался…
Гаррет плавно потянул перьевую накидку Андерса вниз. Перемежая движения ласковыми касаниями и поцелуями, он расстегнул застежку на мантии Андерса, но снять не успел — Андерс потянулся к убранству Гаррета и начал одну за другой высвобождать пуговицы из петель. Он понял, что просто не может сейчас прерваться. Ему надо избавить Гаррета от одежды, иначе случится что-то непоправимое. Гаррет прекратил попытки раздеть Андерса и расслабился, отдав управление ситуацией ему в руки.
Андерс разоблачил его по пояс, опустился губами к груди. Он провел по животу Гаррета носом снизу вверх, вдыхая запах самого Гаррета, его чистой кожи и горьковатой капельки пота с отдушкой мыла. Его захлестнуло волной — Гаррет готовился и волновался точно так же, как и он сам, терся мочалкой и мыл волосы, нервничал и ждал, боясь оплошать или, что еще хуже, попросту не дождаться.
— Так давно хотел, — сдавленно сказал Гаррет, за подмышки подтягивая Андерса повыше, чтобы поцеловать его.
— Знаю, — Андерс закрыл глаза, бездумно отдал губы Гаррету — пусть прикусывает и целует, все равно до конца не верится, что это наконец взаправду, а не мучение чересчур реалистичного сна. Твердость Гаррета упиралась ему в бедро, и Андерс, оторвавшись, прошептал: — Позволь мне. Я мечтал, как буду ласкать тебя.
Не дождавшись, пока Гаррет скажет хоть слово, Андерс спустился вниз, устроился между его ног и потянул брюки вниз. Член под нижним бельем стоял, у Андерса и самого встал так же быстро и крепко от такой желанной, со всех сторон представленной и обдуманной близости. Он обхватил головку губами через ткань, и Гаррет, простонав, выгнулся, приподнимая пах.
Больше Андерс не дразнил ни его, не себя. Он стянул с Гаррета остатки одежды, даже носки, чтобы видеть его абсолютно голым, и взял член в рот, упиваясь ощущением тяжести на языке. Гаррет положил ладони ему на затылок, притягивая ближе, и беспрестанно твердил — Андерс, Андерс, Андерс — словно в самой короткой и простой молитве в мире.
Он был именно таким, каким Андерс представлял себе, только во сто крат лучше, ярче и громче. Гаррет несдержанно дергал бедрами, пытаясь пробиться глубже, и совсем отчаянно простонал, когда Андерс стиснул ладонями его ягодицы. Согнув ноги в коленях, Гаррет сжал ими шею Андерса, и в тот же миг передумал, потянул за плечи вверх. Нехотя выпустив член (напоследок облизал головку, обвел ею губы, едва не погибая от ее шелковой упругости), Андерс опять поднялся к Гаррету, торопливо избавляясь от брюк.
— Я так хочу тебя, — прошептал Андерс, — безумно хочу тебя.
— Так возьми!
Вместо слов остались только поцелуи — в шею и плечи, в самые желанные на всем свете губы, в скулы и заросшую бородой челюсть. Гаррет отвечал ему тем же, ласкал, дразнил, а потом требовал — давай же, давай! — одними прикосновениями.
Андерс уложил его ноги к себе в сгибы локтей и осторожно двинулся, проникая внутрь. Гаррет, весь в поту, сжал пальцами простынь, но расслабился, пуская член Андерса дальше. Долго, дюйм за дюймом, в высшей степени мягко и терпеливо, Андерс вошел в него и замер, все вокруг застыло, они стали единым целым, созданием с четырьмя руками и четырьмя ногами. Гаррет резко подался вперед и поцеловал его в губы. Тогда Андерс начал движение — в нем, тесном, обжигающем, тянущим обратно, едва Андерс отстранялся.
В нем забилась буря, перевернула все внутри, задергивая занавес — рано, так рано, не успев насладиться… Андерс вжался весь в Гаррета, быстро-быстро заводил кулаком по его члену, чтобы и он одновременно почувствовал, чтобы не разъединиться раньше времени… И Гаррет, обхватив его руками, словно тонул или падал с огромной высоты, взорвался вместе с ним.
Потом, полежав в тишине, в тесных объятиях, Андерс поцеловал его в кончик носа — нежно, как самого родного и близкого. Гаррет и был для него самым родным и близким. И он, похоже, это почувствовал, потому что сказал:
— Я люблю тебя.
— Я люблю тебя. Три года люблю.
— Я знаю.
Гаррет прижал его к себе, ничуть не морщась от навалившегося ему всем весом на грудь Андерса. Андерс словно читал его мысли — мы потеряли так много времени, украли его сами у себя, так жаль, так жаль…
И сегодня ночью они хоть немного попытаются его наверстать.





Название: Вода
Автор: невидимый и очень анонимный  Ernst Wolff
Размер: драббл, 1041 слово
Пейринги и персонажи: Андерс/Хоук
Категория: слэш
Жанр: PWP и нежнота
Рейтинг: NC-17
Описание: Хоук возвращается домой. Его ждет горячая ванна и Андерс.
Предупреждения: нет
Ограничения: нет

читать

Хоук рядом с ним меняется. На нем много чужой крови. От него все еще веет опасностью. Он до сих пор, кажется, готов сорваться и разрубить от плеча до пояса любого, кто попытается слово поперек сказать. Но рядом с Андерсом Хоук становится другим.
Он берет Хоука за руку и ведет к лестнице. Молча, в тишине. Гаррет устал. Он не хочет слов. Он оставляет меч в коридоре — пусть им займется Бодан — и следует за Андерсом. Хватка крепкая, он сжимает пальцы, словно утверждая свое право владения. Андерс улыбается себе под нос.
Время уже позднее, за окнами темень непроглядная, дом спит. Поэтому по лестнице они поднимаются очень медленно, следя, чтобы ни одна ступенька не скрипнула. Хоук останавливается посередине, будто опомнившись, и притягивает его к себе для поцелуя. Андерс послушно отдается ему. Хоук обнимает крепко, сминает губы грубо, лапает пониже спины. Это все равно что приветствие для него. Андерс, прижавшись боком к перилам, гладит Хоука по щекам — нежно, напоминая, что они дома, и никто им не помешает.
Хоук прижимается ближе, и его доспех врезается Андерсу в грудь. Отпрянув, он морщится, и Хоук все понимает. Берет его снова за руку и поднимается дальше.
В ванной вода уже ждет. Андерс подогревает ее, наколдовав дружественный огонь, а Хоук возится с одеждой за его спиной. Он стаскивает нагрудник, наручи. Андерс стягивает через голову его белую простую рубашку. Опустившись на одно колено, он помогает Хоуку расстегнуть поножи. Хоук, запрокинув голову, прикрывает глаза. Он такой уставший, думает Андерс. Не надо было отпускать его одного. Когда Хоук говорит, что дело плевое, все обычно оказывается с точностью до наоборот.
Раздев его, Андерс любуется каждой мышцей. Хоук — как скульптура. Лучший представитель рода человеческого. Хоук, склонив голову, смотрит на него, немного взбодрившись. Улыбка трогает губы Андерса, он спускает с Хоука нижнее белье и, хлопнув его по ягодице, поднимается на ноги. Он отступает в сторону. Усмехаясь, Хоук делает шаг мимо него и вальяжно опускается в ванну. Красуется. Знает, что нравится Андерсу до безумия, и ни одного шанса не упустит, чтобы не продемонстрировать себя, такого красивого. Ни одного шанса не упустит посмотреть, как Андерс пожирает его глазами.
Они не торопятся. Хоук трет тело мочалкой, смывает кровь и пот, а Андерс сидит рядом на табуретке и только изредка пальцем стирает с него пену. Касается торчащего из воды колена. Проводит ладонью по груди. Он поливает Хоуку на голову водой, чтобы тому было удобнее мыть волосы. Потом помогает слить воду и наполняет ванну чистой. Пока он возится с ведром, Хоук, щурясь, смотрит на него. Уложил локти на края ванны, развалился. Светит голым телом.
Андерс, стиснув зубы, вливает последнее ведро в ванну. Брызги летят во все стороны.
— Сними уже свои тряпки и иди ко мне, — негромко приказывает Хоук, и Андерса резко отпускает — сколько еще можно молчать и ждать?
Он раздевается быстро, очень быстро. Хоук закидывает голени на бортики ванны, и Андерс ложится между его ног, вытягивается на его груди, прижимается губами к шее. Вода обнимает его, скользит по коже. А потом к ней прибавляются пальцы Хоука. Бегут по спине. Тискают ягодицы. Скользят между бедер, задевая мошонку.
Андерс выдыхает, прикусывает кожу на его шее.
В воде хорошо, но ванна слишком узкая. Андерс возится и боится, что Хоук одним неловким движением разрушит ее.
— Пойдем в кровать, — просит Андерс.
— Нет. Здесь.
Хоук притягивает его к себе и скрещивает ноги на его талии. Смотрит в глаза. В живот утыкается его твердый член. Порывисто вдохнув, Андерс скользит ладонью по его колену, скатывается пальцами ко внутренней стороне бедра и наконец проникает между ягодиц.
Хоук откидывает голову назад и кладет затылок на бортик ванны. Закрыв глаза, он дышит через рот. Андерс зачарованно следит за ним. Может быть, это единственные моменты, когда Хоук не раздает приказы и не рычит, а подчиняется. Андерс проникает в него двумя пальцами, касается простаты, и Хоук, не глядя положив ладонь ему на затылок, притягивает к себе для поцелуя. Он покусывает губы, лезет языком нагло и грубо, а Андерс, шаря рукой по дну ванны, вытаскивает затычку. Вода уходит с шумом. Воздуха не хватает, во всей комнате стоит пар, и пот льется по лицу, по телу. Хоук скользит ладонью по мокрой спине Андерса, второй подает флакончик с маслом. И пока вода уходит, пока стекают последние капли, Андерс проникает между ягодиц Хоука влажными пальцами. Он наслаждается отдачей Хоука: тяжелое дыхание, дрожь бедер, тихие просьбы:
— Уже хорошо. Скорее. Хочу тебя, скорее хочу…
Он говорит:
— Любовь моя.
И в нем уже ни капли усталости, ни грамма ожесточения.
Ноги Хоука лежат на бортиках ванны, он открыт, готов, и Андерс плавно входит в него, раздвигая членом тугие мышцы под низкий стон Хоука. Опираясь о деревянные края за плечами Хоука, Андерс мягко движется, изо всех сил сдерживаясь, хотя хочется сразу — быстро, глубоко, до самого края. И Хоук подтягивает его к себе, положив широкие ладони на ягодицы, заставляя ускориться.
Ему всегда мало — точно так же, как и Андерсу, они никак не могут надышаться друг другом, насладиться, хочется еще и еще. И Андерс двигается в нем, как в первый и последний раз, склоняется к щекам Хоука и губам. Любит его так, что порой ни о чем больше думать не может, работает рассеянно, пропускает удары… Эта любовь погубит его однажды. Он чуть сгибает колени, меняя угол, и Хоук глухо стонет.
— Вот так, Андерс, как хорошо с тобой, как хорошо…
Он обхватывает свой член, другой рукой продолжает сжимать ягодицу Андерса, и ласкает себя в такт движениям. Головка скользит между его пальцев, между указательным и средним, и Андерс, опустив голову, завороженно следит. Кровь приливает к голове, к паху, ко всему сразу, словно ее становится вдвое больше, чем было, и он весь горит, а внутри пульсирует и бьется, точно второе сердце, удовольствие. Он ускоряется, все тело сводит, и он уже не может двинуться, только бедра продолжают быстро, ожесточенно ходить вперед-назад. И Хоук резко надавливает ему на ягодицы, вгоняя внутрь глубоко, до самых яиц, заставляя прогнуть поясницу. Из его члена бьет сперма, капли ложатся на грудь. Он сжимается вокруг Андерса, часто-часто, и Андерс судорожно вбивается в него еще пару раз — на пределе, словно превратился в крошечную точку перед оглушающим взрывом — и кончает в Хоука. Его трясет, руки дрожат, сил удерживать вес тела больше нет. Он сползает вниз, ложится на грудь Хоука, а тот скрещивает ноги на его спине. Дышит в ухо. Целует. Его пальцы касаются волос Андерса, ласково гладят… Андерс изворачивается, чтобы прижаться к щеке Хоука своею.
Нет, Хоук с ним не меняется. Он меняется, когда выходит из дома. А рядом с ним он становится самим собой.

@темы: фанфик, жанр: слэш, персонаж: Андерс, персонаж: м!Хоук, канон: DAII, фест Двойной удар, рейтинг: R, рейтинг: NC-17

---

Власть (1 тур феста «Двойной удар»)

[Сэр Ланселап]

Название: Власть
Автор: тщательно замаскировавшийся  Ernst Wolff
Размер: драббл, 800 слов
Пейринги и персонажи: Дориан/Максвелл
Категория: слэш
Жанр: PWP
Рейтинг: R — NC-17
Описание: Первая ночь Дориана с Инквизитором
Предупреждения: нет
Ограничения: нет

читать

Во взгляде — любовь и такое восхищение, что становится почти неловко. Сложно будет подобное однажды забыть и отпустить.
— Что ты как смотришь? — шепчет Дориан, расслабляя руки и опускаясь на Максвелла сверху. Горячий, гладкий, твердый. Это лучшее в мужчинах: крепкое, подтянутое тело, как доска, как каменная плита.
— Любуюсь, — отвечает Максвелл в губы Дориану. — Ты сияешь.
— Надеюсь, это фигура речи, а не галлюцинации от счастья, — мимолетом бросает Дориан, проводя носом по щеке Максвелла. Устраивается между его ног поудобнее, дразнится, проезжаясь по его члену своим.
Максвелл порывисто вдыхает.
— Но я действительно счастлив.
Его признание отдается в голове гулким эхом, словно кто-то ударил в грузный колокол.
— И что же мне с тобой таким делать? — Дориан запускает пальцы в волосы Максвелла, неспешно надавливает кончиками пальцев ему на висок и затылок.
— Делай все, что угодно, — отвечает Максвелл темным, низким голосом.
О. Это возбуждает гораздо больше его невинности в отношениях с мужчинами. Это слова не ласкового и неопытного любовника. Это слова Инквизитора.
Сильного, наделенного абсолютной властью человека. И этот человек сейчас полностью в его распоряжении. Этот человек разводит ноги шире и приглашает делать с ним все, что заблагорассудится.
Дориан замирает. Его резко бросает в жар.
— Я много чего хочу с тобой сделать, — мурлычет он, приподнимаясь на локте. — Выдержишь?
— Проверь, — улыбается Инквизитор одними глазами.
В прикосновениях рук — запредельная нежность. Подушечки пальцев невесомо лежат на талии, словно на стане гитары. Инквизитор готов подчиняться. Он чуть шире в плечах, не такой изящный, как Дориан, крупный, и это кружит голову.
Дориан все еще осторожничает. На пробу проводит ладонью по щеке Инквизитора, следит за реакцией. Осмелев, касается пальцами его губ и проталкивает их в рот. Инквизитор послушно обхватывает его пальцы губами, лижет.
— Да, правильно, — хрипло одобряет Дориан. — Оближи получше, иначе тебе будет больно.
Он не собирается причинять Инквизитору боль. Но хочет поиграть с ним. Показать, что не станет осторожничать с ним и лебезить, как остальные. Он возьмет то, что хочет. Он обладает телом и душой Инквизитора.
Инквизитор прикрывает глаза и стонет, прикусывая Дориану пальцы, стискивает его за талию и прижимает теснее к себе. Едва не потеряв самоконтроль, Дориан ловит меж пальцев язык Инквизитора, грозит:
— Я не разрешал кусаться и тискать. Но, — добавляет он, как только зубы разжимаются, — можешь продолжать, мне понравилось.
Он играет, но терпение уже на пределе. Быстро вынув пальцы изо рта Инквизитора, Дориан тут же сменяет их на губы, целует его, забывая дышать. Он пьет поцелуй, словно вытягивает жизнь, до дна. Скользит рукой между их телами, проводит по рельефному прессу Инквизитора. Поза неподходящая, никакого пространства, да еще и Инквизитор начинает возиться. Разорвав поцелуй, Дориан грозно нависает над ним на руках.
— Можно? — одними губами спрашивает Инквизитор и тянется рукой куда-то вниз. Прищурившись, Дориан кивает.
К его удивлению, Инквизитор извлекает из-под кровати баночку, тепло блеснувшую в отсветах огня. Боги, да он готовился! Дориана так и подмывает спросить, как долго Инквизитор это хранил. Сколько ждал? Мялся в стороне, смотрел влюбленным взглядом, мечтал… Все это щекочет самолюбие. Возбуждает. Быть желанным — это так возбуждающе.
— Ты все предусмотрел, — шепчет Дориан и забирает бутылочку из рук Инквизитора. Тот — одна сплошная благодарность. Радуется одобрению или их единению? Скорее, всему сразу.
Дориан подтягивается выше, касается губами губ Инквизитора, упершись лбом в его лоб. За его головой неторопливо открывает бутылочку. Ему не хочется прелюдий. Хочется, чтобы сразу, остро, чтобы выломало и разорвало на части. Они оба должны сгореть здесь, на этой постели, в объятиях друг друга. Инквизитор не целует его, только трется о губы своими, дышит на них. Глаза закрыты. Трепещет от близости.
Дориан сдвигается вниз, скользит губами по подбородку Инквизитора, целует шею. Лижет соски. Инквизитор стонет, мечется, хватает за плечи. Вот он весь, открытый, подает себя на блюдечке. Бери и пользуйся. Царапнув бедро, Дориан проводит скользкими пальцами между ног. Инквизитор замирает лишь на секунду, но сейчас, Дориан это понимает предельно ясно, все и решится. Или Инквизитор поймет, что все это для него слишком, а влюбленность была лишь наваждением, или…
Второй вариант. Инквизитор дает к телу полный доступ. Принимает в себя пальцы. Дориан плавно перетекает, садится между его ног на пятки. Закинув согнутую ногу Инквизитора себе на плечо, Дориан целует его в колено, покусывает бедро, отвлекает и украдкой любуется. Он хочет видеть, как проникает в Инквизитора. Он в нем первый. В нем, узком, горячем, податливом…
Это все равно что трахнуть всю Инквизицию. Весь мир. Просто взять и насадить на себя. И все это по доброй воле. Инквизитор ахает, изгибается, насаживается на пальцы. Мечется. Дориан гладит его по простате, внимательно следя. Да, дорогой. Это безумно приятно. За это можно отдать всего себя.
У него самого уже стоит так, что сил нет терпеть. Навалившись сверху, Дориан сгибает Инквизитора чуть ли не пополам, подхватив его под колени. Смотрит в широко распахнутые глаза.
И все меняется. В один миг наваждение исчезает.
— Тебе хорошо? — спрашивает Дориан шепотом. Он замирает, ткнувшись головкой между ягодиц Максвелла. Не двигается дальше. — Мне продолжать?
Он готов остановиться сейчас же, если Максвелл попросит. Он остановится.
— Я умру, если ты сейчас прервешься!
Дориан прячет улыбку в поцелуе.
Игры закончились. Инквизитор уступил место любимому человеку. И Дориан хочет иметь безграничную власть именно над ним, над Максвеллом. Другого ему не надо.

@темы: фанфик, жанр: слэш, персонаж: Дориан, канон: DA:I, персонаж: м!Инквизитор, фест Двойной удар, рейтинг: NC-17

---

Варианты нормы (1 тур феста «Двойной удар»)

[Сэр Ланселап]

Название: Варианты нормы
Автор: тот, которого невозможно пронзить  Ernst Wolff
Размер: 12.000 слов
Пейринги и персонажи: Максвелл/Дориан
Категория: слэш
Жанр: modernAU, немного драмы
Рейтинг: NC-17
Описание: Дориан работает монтажером в порностудии. Максвелл – их новый актер.
Предупреждения: по описанию может показаться, что это сплошное порно, но нет.
Ограничения: нет

читать

Сегодня в квартире было особенно пусто, и еще большее запустение, граничащее с полным вымиранием, царило в голове. Поэтому Дориан вставил наушники с бодрой музыкой и пошел на работу. Трудоголиком он, разумеется, не был, в отличие от половины его коллег, но иногда (а в последнее время все чаще) ничего не оставалось, кроме как прийти в студию и заняться монтажом очередного видео. Работа была ценна еще и потому, что можно было ворваться в офис в любое время. Как, например, сейчас. В три ночи.
Офис располагался в центре, в одной из сотен многоэтажек-близнецов. Они соседствовали с брокерской контрой и сворой адвокатов, а на два этажа выше располагалось ателье для возмутительно богатых женщин. Женщины, оказываясь в лифте с Дорианом или его коллегами, начинали улыбаться и заигрывать, рассчитывая снять красавчика на ночь. Дамы, наделенные умом, а не только мужем-миллионером, сразу смекали, что к чему, и флиртовать не пытались.
А вот адвокаты с брокерами, наверно, всполошились бы, узнай они, что двенадцатый этаж занимает не просто какая-то студия, занимающаяся какими-то фильмами, а порностудия с весьма успешными, пусть и несколько однообразными, регулярными выпусками.
Дориан приложил к главной двери пропуск и зашел внутрь. Внутри все по обыкновению было нараспашку, и он, проходя мимо комнат, привычно скользил по ним взглядом. Диваны и кровати, яркий свет и приглушенный, кресла и типичный офисный кабинет для любителей жаркого секса между представителями планктона, великолепная джакузи… Все условия для мягкого порно. Снимай их режиссеры жесть с кулаками по локоть в заднице, Дориан бы уволился — никогда не был любителем подобного. Он вошел в полутемный зал, заставленный столами, и уселся за свой компьютер. Широкий монитор вспыхнул. Пока система загружалась, Дориан заметил краем глаза движение и от неожиданности вздрогнул.
— Это я, — подал голос нарушитель спокойствия, — не пугайся.
— Сложно испугаться человека, которого каждый день голым видишь, — огрызнулся Дориан. Он кликнул на ярлык программы. Настроение испортилось. Он пришел сюда, чтобы поработать в одиночестве, а теперь рядом торчит, уткнувшись в телефон, Макс, их новое приобретение двухметрового роста. Дориан неприязненно спросил: — Ты чего здесь забыл? Трусы любимые оставил?
— Не, — мотнул головой Макс и оттянул пояс джинсов, проверяя наличие нижнего белья. — Трусы на мне. Я и не уходил, мы снимать час назад закончили.
— За час уже можно было бы на другой конец города уехать, — пробормотал Дориан.
Продолжать разговор у него намерения не было, и он, надев наушники, открыл последние файлы, которое ему скинули. Макс в этих съемках не участвовал. Дориан смутно помнил отснятый материал, но все равно быстро прокручивал видео с трех камер, чтобы выбрать нужные моменты. Притворные стоны в ускоренном режиме звучали как писк. Он уже погрузился в работу, как опять уловил движение, но вовремя отреагировать не успел: Макс нарисовался рядом и дружелюбно тряс его за плечо.
Дориан сорвал наушники и раздраженно спросил:
— Чего тебе? Я занят, или это настолько незаметно?
— Не злись, — миролюбиво сказал Макс. — Я просто поближе познакомиться хочу, мы с тобой толком не общались. Раз уж ты тоже тут ночью оказался…
Дориан вздохнул.
— Слушай, я с тобой трахаться на камеру не буду. Без камеры, впрочем, тоже. Меня, видимо, забыли представить. Я Дориан, и я занимаюсь монтажом. Все. Доволен? Достаточно близкое знакомство?
Макс уселся на угол стола с невозмутимым видом.
— А я Максвелл, трахаюсь на камеру ради денег. Видимо, для Дориана-монтажера я поэтому недочеловек.
Совесть кольнула Дориана словно спицей. Он сбавил обороты:
— Не говори глупостей. Но отвлекать меня тоже не нужно, — предупредил он, чтобы Макс особо не расслаблялся и не настраивался на дружескую беседу.
— Плохое настроение? Могу улучшить, — засверкал улыбкой Макс.
Дориан сначала посмотрел на него со всей укоризной, на которую только был способен, потом закатил глаза с самым презрительным видом, и наконец опять надел наушники. Хватит с него подкатов. Он уже второй год работает в этом бизнесе, и, разумеется, поначалу не чурался порнозвезд. Все они оказались простыми парнями, которые с удовольствием трахались с ним, но выполняли программу настолько профессионально, что Дориану мерещилась камера, и расслабиться не получалось, как бы любовник ни старался. Поэтому он прекратил отношения с актерами. Пусть они занимаются своим делом, а он будет делать из гигабайтов съемок отличные видео на полчаса. Это он хорошо умеет. Это занятие ему по душе.
Макс, посидев на углу стола, видимо, осознал, насколько ему не рады, и удалился в угол зала. Там он рухнул в кресло и уткнулся в телефон.
Дориану хватило часа, чтобы вдоволь насладиться работой. Теперь захотелось домой и спать. На порно со знакомыми лицами и членами у него уже давно не вставало, хотя поначалу, пожалуй, он всерьез думал сменить работу, потому что сохранять серьезный настрой было непросто. Но Адам, их тогдашний менеджер, уверил, что скоро у Дориана выработается иммунитет, и он оказался прав: порно больше не вызывало эмоций. Правда, эмоции вместе с жаждой близости, кажется, вовсе пропали, но Дориан списал это на вялотекущую депрессию. Сохранив все наработки, он выключил компьютер и направился к выходу. Макс, встрепенувшись, спросил:
— Уже уходишь? Подожди, я с тобой.
Дориан остановился и прищурился:
— Мне тебя до дома проводить? Темноты боишься?
Два метра роста смущенно потупились.
— Я пропуск посеял, — признался Макс. — Или в других штанах забыл. Сюда с Дэвидом зашел, а после съемок замешкался, и они все ушли…
Так вот в чем дело. Он выйти не мог. Они давно ввели эту систему: вход и выход только по пропускам, без пластиковой карточки дверь открыть невозможно. Решили, что так будет лучше для всех.
— А позвонить кому-нибудь слабо было? — с насмешкой спросил Дориан. — Стыдно признаваться в оплошности?
— Ага, — кивнул Макс. — Извини, раз я тебе мешал.
Дориан смягчился. Настроение у него улучшилось, пока он работал, и бессонница, делавшая его раздражительным, отошла на второй план.
— У кого ты снимался до нас? — спросил Дориан, идя по коридору.
— У фотографов, — сказал Макс.
Дориан с удивлением обернулся и посмотрел на него. При свете он смог разглядеть Макса внимательнее. До того проскакивал мимо, мельком замечая высоченного парня, а теперь заметил, что парень-то симпатичный, лучше среднего.
— Модель я, — сказал Макс так, словно сознавался в очередном постыдном поступке. — Посредственная модель. Платили мало, решил, что в порно больше заработаю, да и удовольствие получу…
Дориан хмыкнул.
— И как? Ожидания оправдались?
— С деньгами — да. А вот удовольствия особого уже нет, да и сперма эта искусственная… Ребята жалуются, что у меня рожа все время кирпичом…
Дориан прикоснулся пропуском к двери. Макс ухитрился галантно приоткрыть ее. Поддерживая разговор, он задал вопрос:
— А каково работать с порно каждый день? В смысле… ну, у меня бы, наверно, постоянно член стоял, а ты так спокойно сидишь, видео эти смотришь…
— Я натурал, — сказал Дориан и прошел к лифту.
— Да ладно? — вытаращился Макс. — Как ты работаешь-то тогда тут?
Заходя в кабину, Дориан снисходительно сказал:
— Легко и просто. А Кев, наш главный режиссер, вообще женат, у него детей двое.
— Не может быть, — обалдело сказал Макс.
Дориан очень хотел сохранить серьезное выражение лица до конца, но не выдержал и расхохотался. Макс смотрел на него, разве что рот не открыв.
— Ты шутил! — гневно сказал Макс.
— Разумеется, я шутил. По-твоему, кто-то из наших может быть натуралом? Какой натурал пойдет на работу, где гей-порно каждый день снимают? Впрочем, наш бизнес быстро отбивает гомофобию…
Макс обиженно посмотрел на него и буркнул:
— Ну да, смейся, хорошо, наверно, ржать над новичком.
Дориану во второй раз за последний час стало стыдно, и он похлопал Макса по крепкому плечу:
— Не плачь. Я же не со зла.
Макс промолчал. Лифт остановился на первом этаже.
— А видео со мной ты уже склеивал? — вдруг поинтересовался он.
— Не помню, — кинул Дориан.
Вообще-то он помнил. Ему пока что ни одной съемки с Максом не попалось, их другие брали. У него зашевелилось было любопытство, и он даже подумал, не прийти ли на съемки, но решил, что быстро потеряет интерес к наигранным телодвижениям. Тем более что их звездочки имели привычку останавливаться под крики режиссера и кричать в ответ, что именно так они отыгрывали в десятке предыдущих видео, и он может просто скопировать их оттуда, а не вынуждать опять разыгрывать первую любовь… или, того хуже, жаловались, что больно, а в следующий миг получали приказ изобразить страсть — и изображали, несмотря на дискомфорт. Макс тем временем тяжело вздохнул. Как, наверно, мальчику обидно. Топ-моделью не стал, порнозвезду в нем пока не признают, монтажер какой-то злобный издевается, никто его не трахает, наверно, вот он и цедит яд…
Макс так и шел за Дорианом до самых дверей, угрюмо молча. Стоило выйти на улицу, как его прорвало:
— Почему мне все говорили, что Дориан — душка, а ты на самом деле…
— Что я на самом деле? — живо спросил Дориан. Ради такого он даже остановился и посмотрел на Макса. — Ну же, поведай, хочу знать, как оно обстоит в реальности. Какой я?
Макс удрученно покачал головой.
— Вот такой. Не душка.
— Какая жалость, — сокрушенно сказал Дориан, — один порно-актерчик не считает меня лапочкой. Не знаю, как переживу это.
Он пошел по пустынной, ярко освещенной улице. До дома ему было пятнадцать минут.
— Почему ты так ко мне относишься? — требовательно спросил Макс. — Я чем-то тебя задел?
— Ничем ты меня не задел, — устало сказал Дориан. Диалог его давно уже стал утомлять. — Просто не в лучшее время решил знакомиться. Пообщаемся днем как-нибудь, если желаешь.
Макс отстал от него. Остановился посреди дороги, только тень его длинная стелилась по тротуару. Дориан все же укорил себя: и вправду, рычал на мальчика так, словно тот в чем-то провинился. И как ему объяснить, что он просто не вовремя стал проявлять дружелюбие? Да и, откровенно говоря, дружелюбие это Дориану было совершенно ни к чему.

***

Ночью все-таки удалось поспать. Даже до утра. До часу дня, если быть совсем точным. Дориан открыл глаза и понял, что счастье — это просто. Счастье — это когда ты высыпаешься. А может, пойти уже к терапевту и попросить рецепт на снотворные таблетки? Или броситься в ноги папаше и попросить денег на наркотики… Дориан, усмехаясь, встал с постели. Приняв душ, он с удовольствием позавтракал, посидел в интернете, любуясь количеством просмотров под роликами их студии, ответил на несколько ничего не значащих писем, в очередной раз соврал Мэй, что у него все хорошо, и диплом ему очень пригодился, он по специальности работает и каждый день красные корочки свои с благодарностью целует… Интересно, она до сих пор ему верит? До сих пор гордится, что уговорила его не бросать ненавистную учебу? И именно поэтому не хочет прозреть и понять, что университет он бросил. Пока он бездельничал, на улице стало многолюдно, и Дориан решил еще немного посидеть дома и провести время с пользой: почитать. Ночью читать не получается, даже если донимает бессонница, а вот днем — пожалуйста… И когда на улице начало темнеть, он оделся и пошел на работу.
На этот раз настроение было отличным; он поздоровался с молчаливым охранником, расхаживающим у входа, придержал дверь перед богатой дамочкой, а под конец и вовсе сделал вид, будто ему приятно принимать ее заигрывания. К счастью, последнее пришлось терпеть всего одну минуту, пока лифт шел наверх.
Дориан привычно скользнул пропуском по двери, быстро закрыл ее — наловчился закупоривать их небольшое страстное пространство с достаточной скоростью, чтобы ни один стон не вылетал в общий коридор. Когда-то он опасался, что их рабочий процесс слышат соседи-арендаторы, но быстро убедился, что босс не поскупился на звукоизоляцию. Страшно представить, сколько денег утекало их главному, раз он обставил офис настолько добротно и роскошно.
Остановившись возле одной из дверей, Дориан прислушался. Съемки, похоже, только начались, и ребята отыгрывали начало сценария. Мурлыкал Лил:
— Я запал на тебя с первой встречи…
И отвечал ему низкий, приятный голос:
— Я заметил.
Дориан, скрестив руки, прижался плечом к косяку. Если он не ошибается — а он прав в ста процентах случаев — то для Максвелла и Лила это первая совместная съемка. Габариты Макса вся группа оценила по достоинству, и его гоняли на активных ролях. По крайней мере, Дориана слышал это, к видео не приглядывался.
А почему он, собственно, до сих пор не поинтересовался рабочим инструментом новичка? Оттолкнувшись от стены под восторженные и чересчур громкие стоны Лила, он направился в кабинет монтажа. За одним из компьютеров сидел Генри, их второй монтажер, нахлобучив на буйную шапку кудрявых черных волос громоздкие наушники. Машинально кивнув ему (Генри и не заметил, что кто-то появился в кабинете), Дориан прошел за свой компьютер. Пока системный блок, гудя, как шмель, просыпался, Дориан вспомнил вчерашний разговор и смущенное, отчаянно дружелюбное лицо Макса. Мальчик так старался понравиться ему. Всем остальным он, должно быть, безумно нравится — добряк, симпатяга, еще не зазвездился и не проявил худшие черты характера. Один Дориан неприступен. Не потому, что вредный, или что еще про него подумал Макс. Просто некогда было пообщаться, да и желания такого не возникало. Сейчас, когда бессонная ночь казалась бесконечно далекой, Дориан даже ощутил некоторое удовольствие от того, как Макс хотел подружиться. Да и, по большому счету, дружить все-таки с кем-то надо, он растерял всех приятелей. Надо заводить новых.
Компьютер ожил. Дориан щелкнул по иконке общего диска, отсортировал папки по дате… Пожалуй, он начнет с первого дня новичка, с его собеседования. Все актеры на собеседование приходили чистыми, со свежеполученными справками о полном здоровье, и это придавало им уверенности в себе, словно одно только отсутствие болезней обещало им блистательную карьеру. Тем более что собеседование обходится без укола, чтобы член стоял, и сперма брызжет настоящая, а не гадкая и вонючая густая жидкость из шприца. Выбрав видео, Дориан надел наушники и запустил ролик.
Он сразу пролистнул на десятую минуту, когда за разговорами начиналось действие. Камера снимала чуть сбоку, и лицо Макса, развалившегося на синем диване, было хорошо видно. Он, похоже, старался сесть так, чтобы все разглядели его как следует, и жест не был лишен красоты, но он годился только для модельной съемки. Впрочем, рядом с Максом сидел Арни, умеющий разговорить и расслабить любого, и поза Макса постепенно становилась более естественной. Его большие ладони действовали уверенно: залезли под майку Арни и ловко ее сняли, властно прошлись от лопаток до копчика. Дориан промотал еще немного. Арни, уже голый, полулежал на диване, разведя ноги почти в шпагате, а Макс, устроившись на полу, отсасывал. На нем все еще оставалось нижнее белье, а джинсы были приспущены лишь до колен. Но рубашку уже валялась в углу. Дориан скользнул взглядом по телу Макса. В меру накачан. Немного тренировок и сушки — и проступят кубики, за которым маниакально гоняется половина их студии. Плечи в меру широки. Глубокой глотке он не обучен, но сосет крайне старательно. Дориан промотал дальше и одобрительно кивнул. Член у Макса — загляденье: прямой, толстый, обрезанный. Крупная головка скользит по ягодицам Арни, надавливает на его расселину его смуглой задницы… Дориан невольно сглотнул, когда член скользнул внутрь темного, влажного от смазки отверстия.
Арни не переигрывал даже в этот раз. Вцепился в спинку дивана и знай себе покачивается в ритме Макса. Дориан закрыл это видео, выбрал съемки двухнедельной давности, запустил. Макс трахал уже другого — узкобедрого, невысокого Тео. Сначала по-собачьи, а потом Тео уселся на его член сверху. Камера взяла ближе, показывая, как крупный член входит и выходит, и Дориан вновь не удержался от одобрения: круто, что босс взял такого здорового парня. Их зрители таких особенно любят. Он промотал видео ближе к концу, чтобы увидеть, как Макс вытаскивает член незадолго до оргазма и дрочит, чтобы кончить Тео на грудь. Тео смотрел на Макса, а Макс зажмурился и запрокинул голову. Это было, пожалуй, красиво.
Дориан закрыл видео и стал заканчивать монтаж вчерашнего ролика, где Лил ухитрялся оказывать равное внимание сразу трем членам.
Он почти завершил работу, когда его потеребили за плечо. Подняв голову, он увидел Генри. Тот, отчаянно зевая, дождался, пока Дориан вытащит наушники, и сказал:
— Пойдем по кофе?
Дориан глянул на часы, решил, что бессонница будет терзать его, даже если он полностью откажется от кофеина, и кивнул.
— Лила слышал? — спросил Генри. — Опять стонал громче всех.
— Он весьма голосистый, — согласился Дориан. — Он уже ушел?
— Не, в душе.
Генри дошел до кофемашины, сделал чашку капучино сначала Дориану, а потом себе. Его немногословность всегда нравилась Дориану. Что еще желать от коллеги? Тихий, почти все разговоры — по делу, вовремя отвлекает, как раз в тот момент, когда нужно сделать перерыв. Дориан подумал, что и впрямь скоро станет натуралом, если члены не перестанут прыгать перед глазами. Кажется, на этот раз при монтаже он увлекся и выбрал с камер все самое откровенное, почти забыв про крупные планы лиц. Хорошо, что Генри его вытащил в комнату отдыха. Есть время подумать, как сделать очередной ролик лучше.
Дориан опустился в кресло с чашкой кофе. Генри уселся напротив. Они еще не успели сделать и глотка, как в дверь ввалился Лил в одних пижамных штанах на голое тело.
— Опять здесь ночевать останешься? — поинтересовался Дориан.
Лил откинул темные мокрые волосы со лба, сверкнул улыбкой и, пританцовывая, приблизился к Дориану.
— Это мой второй дом, дружище, я бы даже сказал — первый! Все равно маман в курсе, чем я занимаюсь, и устраивает проповеди каждый день. Я тебе говорил, что она меня распятием так ударила, что Иисуса раскокала? Во, смотри, — Лил повернулся боком, демонстрируя синяк. — Неделю уже не сходит.
— Черт, — вырвалось у Дориана. — Сильно же она тебя…
— Ерунда, для съемок все замазали так, что смыл едва, не крем, а шпаклевка, — счастливо сказал Лил. — Все пройдет!
Он уселся на подлокотник рядом с Дорианом, выхватил у него чашку из рук, сделал несколько поспешных, неаккуратных глотков и вернул обратно. Дориан украдкой разглядывал его синяк, расползшийся от тазовой кости почти до нижних ребер. Отношения Лила с матерью всегда были на грани истерики, но Лил не унывал. Правда, раньше его мать думала, что он сидит на наркотиках, а правда о деятельности Лила ей вскрылась совсем недавно… Как бы следующий такой удар не пришелся по голове. Тогда Лилу, двадцатилетнему жизнерадостному прохвосту, несдобровать.
— Твои наигранные стоны сегодня даже в наушниках было слышно, — сказал Дориан.
Лил обнял его одной рукой за шею.
— Ничего они не наигранные. Ох, Дориан, — жарко сказал он, — с новеньким всегда все по-особенному. А Максвелл! Я тебе точно говорю: он — нечто. Я еще такого не… — Лил осекся, замолчал, оставив на губах хитрую улыбку.
Дориан поднял взгляд на дверь: так и есть, появился Макс. Лил будто учуял его, смолк со своими восторгами вовремя, чтобы Макс лишнего не услышал и не слишком загордился. Макс замер на пороге, смотря то на Генри с извечным спокойствием на лице, то на Лила, уже обвившегося вокруг Дориана змеей.
— Присоединяйся, — пригласил Дориан.
— Мне тоже можно к тебе на колени сесть? — поинтересовался Макс.
— Это моя привилегия, — радостно отозвался Лил, обнял Дориана за шею и с чувством чмокнул в макушку. — Он — мой лучший друг!
Лил легко соскочил с подлокотника и запрыгнул на диван. Дориан машинально коснулся волос, и Лил хихикнул:
— В порядке твоя укладка, в порядке. Как ты себя чувствуешь, Макс?
Макс, подошедший было к кофемашине, обернулся, явно пытаясь сообразить, смеется Лил или спрашивает всерьез.
— Оставь его в покое, — велел Дориан, — и так заездил новичка…
Лил засмеялся.
— Это он меня заездил. Обязательно посмотри потом. О! Дориан, возьми нашу съемку, пожалуйста, возьми ее ты. Я люблю, когда ты превращаешь наши многочасовые потрахушки в нечто оформленное.
— Да, возьми, — неожиданно поддержал его Макс и сел с кружкой на диван. — Ты же не смотрел еще ничего со мной в главной роли.
— Я посмотрел, — возразил Дориан.
— И как? — Макс заинтересованно уставился на него, опершись локтями о колени.
Дориан прищурился. Макс после душа надел джинсы и рубашку, кажется, ту же самую, в которой он пришел на собеседование, и его короткие медные волосы выглядели темнее от того, что были влажными. Дориану показалось, что он может учуять аромат не то шампуня, не то геля для душа, хотя он сидел шагах в пяти от Макса.
— Неплохо, — снисходительно сказал Дориан. — Даже, я бы сказал, очень хорошо. Но есть один минус.
— Какой?
Макс, хоть и пытался держаться расслабленно, все же напрягся. Неужели еще не привык к критике его манеры заниматься сексом?
— Ты, когда дрочишь, думаешь не о партнере, а о себе, и это видно невооруженным взглядом. Невежливо по отношению к другому человеку. Нарциссизм у нас считается грубым оскорблением.
Макс, фыркнув, откинулся на спинку дивана.
— Не согласен, — вдруг подал голос Генри. — Ему идет.
Дориан пожал плечами и допил кофе.
Они еще долго сидели в комнате отдыха, пили лимонад, а затем снова кофе, разогрели замороженную лазанью в микроволновке. Перебрасывались колкими, ничего не значащими репликами. Лил стрекотал, перебивал каждого, был очаровательно непосредственен. Потом он притащил свой рюкзак и угостил всех вином из картонной коробки. Пить в студии было запрещено, но босс смотрел сквозь пальцы на редкие посиделки с алкоголем, если никто не напивался до свинячьего визга. Потом Лил и Генри о чем-то долго говорили, вроде как о вреде и пользе травки для игры на камеру, точнее, говорил Лил, убеждая, что с травой он более раскован, а Генри скептически возражал: ты всегда раскован не в меру… Макс потихоньку перебирался поближе к Дориану и в конце концов оказался на полу у его кресла, прислонившись головой к ногам Дориана.
Дориан спустил руку и потрепал Макса по жестким волосам.
— Я пойду, пожалуй, — сказал он. — Ты сегодня пропуск в нужные штаны положил?
— Не уверен. Отправлюсь-ка с тобой, чтобы не оплошать во второй раз.
Макс легко встал на ноги и протянул Дориану ладонь. Помедлив, Дориан вложил руку в его и позволил поднять себя из кресла.
— Уже уходишь? — встрепенулся Лил. — Здесь так одиноко и страшно ночью, Дориан, — зачастил он, — останься со мной, ну хоть разочек, ты же знаешь, я к тебе приставать не буду, у меня слишком задница болит, чтобы приставать, и в этом ты виноват, Макс, — укорил он. — Хотя я не жалуюсь…
Лил как-то быстро, точно волна, оказался рядом, обвил руками и грустно произнес:
— Никто не хочет со мной оставаться.
Дориан отцепил его от себя, отвел в сторону и сказал:
— Генри, присмотри, чтобы у него больше алкоголя не было.
Он вытащил из рюкзака Лила пропуск, чтобы тот посреди ночи не понесся в бар (кто знает, до чего он допьется) и ретировался. Макс от него не отставал. Уже у дверей он спросил:
— Вы с ним действительно лучшие друзья?
— Насчет лучших не скажу, но да, мы друзья, — подтвердил Дориан.
Если только можно дружить с таким невыносимым шилом в заднице, добавил он про себя. Он нехотя сказал:
— Я беспокоюсь за него. Он пришел к нам в восемнадцать, хотя босс твердил, что принимает с двадцати одного, всех очаровал и остался. Ты с ним держись помягче. Он нервный.
— Я заметил, — хмыкнул Макс и приоткрыл дверь, пропуская Дориана вперед. — Он любит тебя.
— Не любит, а вешается, — буркнул Дориан.
Лифт шел с двадцать пятого этажа целую вечность. Макс молчал-молчал, и вдруг спросил:
— Ты с ним спал?
— Ну.
— Что — ну?
— Спал, и что дальше? Скажешь, ты с ним не спал?
Макс опять хмыкнул. Подъехал лифт, распахнул свои гостеприимные двери, и Дориан вошел первым. Он потянулся к кнопкам, но Макс, скользнув по его ладони своей, опередил и сам нажал на единицу. Дориан чуть нахмурился.
— А ты правда считаешь, что я на себя дрочу? — спросил Макс.
Дориан повернулся, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Проведя ладонью по волосам, он поймал взгляд Максвелла. Темный, изучающий.
— Не бери в голову, все мы, по большому счету, дрочим на себя, просто иногда представляем, что нас кто-то ублажает, — снисходительно ответил Дориан.
— Спорим, рядом с тобой я бы думал только о тебе?
Дориан повернулся и посмотрел Максу в глаза.
— Если это был подкат, то весьма убогий, — прохладно сказал он. — Приехали. На выход!
Макс покинул лифт. Больше ничего не говорил и не оборачивался. Видимо, обиделся. Дориан счел, что они молча разойдутся, а при следующих нескольких встречах Макс будет молчать и укоризненно глядеть, словно его оскорбили в лучших чувствах, но на желтой от света фонарей улице Макс вдруг обернулся к Дориану и сказал:
— Извини. Я не хотел, чтобы это так звучало. Я могу и лучше.
Дориан приподнял брови. Мимо с визгом промчалась машина на запредельной скорости.
— Давай просто забудем последние пару фраз, — предложил Дориан. — Доброй ночи.
— Ага. И тебе.
Они разошлись в разные стороны. У поворота Дориан не удержался и обернулся.
Макс стоял под фонарем и смотрел ему вслед.

***

Он хотел было опять пойти в офис, но вспомнил, что появлялся там дней десять подряд, а значит, можно взять выходной. Не то чтобы работа утомляла, но Дориан установил себе правило: не забывать, что жизнь есть за пределами их уютной студии. Он оделся, тщательно причесался, заключил, что оброс, но новая форма усов и бороды ему даже понравилась. Впрочем, он тут же понял, что обманывает себя. Не было, как раньше, желания заглядывать в барбершоп каждые две недели и, закрыв глаза, ждать, пока его приведут в порядок. Выходит, не только либидо в нем умерло, но и все остальное… Спустившись ради разнообразия по лестнице, а не на лифте, Дориан включил музыку в наушниках и пошел бесцельно бродить по городу.
К вечеру он все равно оказался у офиса, ноги сами привели. Бог мой, подумал он, я запер себя в четырех стенах. Он попытался подсчитать, с каким количеством новых людей общался в последние полгода, но вышло, что его круг знакомых сократился до коллег, и остальное перестало интересовать. Может, он перегорел? Он уже не раз задавался этим вопросом и увиливал от ответа. В первые полгода он, что называется, акклиматизировался и пытался продолжать учебу, потом еще какое-то время искренне любил то, что делает, и пропускал пары, а затем потух — примерно тогда же, когда подписали приказ о его отчислении из alma mater. Отец до сих пор, наверно, не знает, иначе бы давным-давно отнял подаренную с окончанием школы квартирку. А в какой ужас он бы пришел, узнай, чем Дориан занимается! Да, не такой сын должен быть у правой руки мэра города… Дориан пошел прочь от офиса, уговаривая себя, что так будет лучше для всех. Срочной работы нет. Ему дают по две недели на монтаж каждого ролика, а он справляется за три-четыре дня.
Он поймал себя на том, что ждет момента, когда посмотрит съемку Макса с Лилом. Всерьез хочет этого. Попытался себя отговорить. Вернулся домой, приготовил ужин, пока появилась хоть какая-то мотивация интересоваться содержимым холодильника, и стал читать книгу, лежа в кровати.
Ничуть не удивился, когда в три ночи снова сидел в офисе. Дориан прокрался мимо комнаты отдыха, где негромко беседовали Тони и Джеймс, и закрылся в кабинете. Свет включать не стал. Яркий экран широкого монитора на миг резанул глаза, но Дориан привычно уставился в экран, надевая наушники. Положив ладонь на мышку, он спросил себя: я действительно заинтересовался? Действительно, впервые за долгое время? Я наконец-то стану настоящим мальчиком, а не деревяшкой, до которой все вибрации мира доходят с большим запозданием? Он запустил ролик.
Режиссером был Виндлер, и он, несмотря на все недостатки характера, был по-настоящему талантлив. Художник. Он руководил операторами, будто был дирижером оркестра, и его намерения понимали с полуслова. Дориан засмотрелся, как плавно лился свет, какими мягкими были цвета, на крупный план Лила, когда он так искренне признавался, что для него будет это в первый раз. Съемка была по-настоящему интимной. Макс касался узких плеч Лила с осторожностью, точно тот хрустальный, и поддевал низ футболки так мягко, так плавно… Дориан сглотнул. Момент был испорчен выкриком Виндлера, новым дублем, но все это не имело значения, потому что даже рабочие съемки, неоформленные, неокрашенные, были хороши, как полноценный фильм.
Дориан уставился в экран монитора. Для камеры Макс не был чуть застенчивым здоровяком, в нем не осталось ни капли от того реального человека, который вечно норовил придержать для Дориана дверь и выдавал легкие пошлости, которых сам же и стыдился. Для камеры он был уверенным, требовательным хищником, хозяином.
Дориан промотал вперед. Как раз на тот момент, как Макс, согнув Лила пополам, скользнул языком от шовчика на мошонке до ануса, помедлил и погрузил язык внутрь. Лил в наушниках стонал в кои-то веки абсолютно натурально. Значит, не врал, когда пытался рассказать, как ему понравилось… Дориану стало жарко. Он смотрел, как Максвелл готовит другого к проникновению, как обводит кончиком языка кольцо мышц, и ему казалось, что все это происходит с ним самим. Задница будто сжалась и стала гореть огнем. Во рту пересохло.
Еще вперед. Ему же работать с этим. Он должен воспринимать видео спокойно, как простой материал… Член Макса скользнул между вздернутых ягодиц Лила. Один раз, другой. Дразнит. Ну же, машинально подумал Дориан, давай. Выеби его как следует. Сунь уже ему, видишь, как он подается, как хочет. Макс, словно услышав его, мягко взял Лила за бедро и направил в него член.
Дориан закрыл видео. Хватит. Он себя услышал. Что это — эффект новичка или весна наконец наступила — неизвестно. Но нельзя же сидеть и дрочить на коллег, как он будет в лицо смотреть… Впрочем, так и будет, будет точно так же, как и всегда. Почти со всеми актерами он переспал два года назад, и ему ничего не стоило при встречах с ними вести себя, как ни в чем не бывало, он с легкостью признавался, что его заводит их работа. Потом заводить перестала, и у ребят глаза уже не блестели, когда они с ним разговаривали. Видимо, они знали о таком эффекте.
Но Макс… Дориан врубил другое видео с той же съемки, с иного ракурса, промотал ближе к концу и расстегнул ширинку. Как будто ему есть чего стесняться и что скрывать. Камера крупным планом снизу снимала, как входит толстый член в задницу, и руку Лила, бешено надрачивающего себе. Хотелось не этого. Другого. Но до конца оставалось не так много, поэтому Дориан продолжил смотреть, поглаживая себя по напряженному паху.
Он же тысячу лет уже не прикасался к себе… изредка лениво дрочил, но не получал особого удовольствия… Макс на экране рывком вышел из Лила, уперся ладонью ему в грудь и зажмурился, доводя себя до оргазма. Он дрочил, при каждом движении чуть выворачивая кисть, и выходило у него завораживающе. Все быстрее и быстрее, и лицо напряженное, бисеринки пота бегут по вискам. Дориан ускорился, чувствуя, как горячее ворочается внизу живота, как подступает, и яйца распирает изнутри, и, черт, как же все же быстро, смазано, и все внимание — не на себя, не на свое удовольствие, а на Макса, пока он кончает другому человеку на живот белыми каплями…

***

На работу он не вышел на следующий день. Решил, что нужно передохнуть, разложить по полочкам мысли и, может быть, все-таки дойти до терапевта за рецептом на снотворное. Иначе он так и будет вместо сна бегать в студию и смотреть ролики с Максом… Он так ни к чему и не пришел. Странно после почти года воздержания (редкая дрочка не в счет) снова почувствовать прилив желания, и не абстрактный, а к определенному человеку. Что такого в этих двух метрах роста? Да ничего. Не зацепил. По крайней мере, разум говорит именно так. А тело, выходит, не согласно. И кто Дориан такой, чтобы противиться плотскому?.. Он лежал, закинув руки за голову, и смотрел в потолок, пока на город наползал вечер.
Экран смартфона то и дело загорался, выскакивали сообщения, приходящие из соцсетей, но Дориан смахивал их влево. Мэй, королева вечеринок, жаждала увидеть его сегодня у себя, и он, кажется, даже соврал ей пару дней назад, что уже взял билет на междугородний автобус. Но — работа, работа, Мэй, адвокатская практика растет, совсем нет времени… Дориан подозревал, что подруга уже не верит в его россказни. Но продолжал по инерции набивать себе цену. В противном случае Мэй прилетит к нему, прижмет к надушенному норковому манто и будет громко сочувствовать. А в глазах ее будет плескаться разочарование. Вот это выдержать сложнее всего. Ладно отец, он разочарован в сыне с первого дня, а Мэй всегда верила, что Дориан добьется больших высот.
Ну… в чем-то он высот добился, разве нет? На жизнь хватает. На банковский счет он регулярно откладывает неплохие суммы. Не просит у отца денег. Всегда критерием удавшейся жизни было наличие денег, ведь так? Он закрыл глаза. Подумал, что этой ночью точно сможет заснуть, особенно если примет ванну с розовой солью.
Оказалось, что заснуть не помогает ни ванна, ни книга, ни даже учебники по праву, которые он не сдал в библиотеку три года назад.

Ближе к четырем часам следующего дня он надел солнечные очки и спустился из дома. Купив по пути кофе, он подумал, что для счастья не так уж много и требуется: теплый день — достаточно теплый, чтобы надеть шорты вместо джинсов, — кофе и смутное чувство, что в жизни начнутся какие-то изменения. Наверняка положительные, иначе бы появилась та знакомая дрожь, которая прошивает все тело, но не выскакивает дальше сердца. Нет, предчувствия были хорошими.
Он поздоровался с охранником за стойкой, вскочил в лифт. Пора бы добавить Макса в друзья на фейсбуке, чтобы по времени его пребывания в онлайне судить, на съемках он или нет. Спрашивать лично Дориан, конечно же, ничего не собирался. Он ведь взял себе за правило не встречаться с порно-актерами, но теперь, когда в нем понемногу просыпается жажда жизни, он уж точно начнет знакомиться с новыми людьми. Жаль только, что Мэй, так и не дозвонившись до него, оставила гневное сообщение. Он ее игнорирует достаточно долго, чтобы потерять подругу… Дориан просочился в студию. Пара комнат была закрыта. За одной он уловил знакомые громогласные стоны. Усмехнувшись, он прислонился плечом к стене роскошной спальни, за которой надрывался Лил. Вскоре последовал возмущенный вопль Виндлера, и Дориан, воспользовавшись моментом, зашел внутрь.
— Можно поприсутствую? — поинтересовался он.
Виндлер, еще больше растрепанный и красный, нежели обычно, кивнул.
Дориан угадал: он опять снимал Лила и Макса — продолжение их первого видео. У стены стояла огромная кровать, рассчитанная минимум на трех человек, и съемки, судя по почти опустевшему флакончику смазки, продолжались достаточно долго. Лил развалился животом на постели, а Макс, поджимая губы, сидел на коленях за ним. Заметив Дориана, он одними глазами улыбнулся ему. Виндлер продолжал бесноваться:
— …в камеру. Не смотри в чертову камеру, разве я много прошу!
— Я и не смотрю, — лениво огрызнулся Лил. — Это взгляд у меня такой томный от удовольствия.
— А я думаю, здорово, когда актер изредка в камеру смотрит, сразу эффект присутствия появляется, — поделился соображениями Макс.
— Будешь режиссером — и хоть весь сеанс пусть у тебя актеры в камеру смотрят, — ядовито заявил Виндлер, — а пока изволь ебаться, как я прикажу, тебе за это деньги платят. А не за то, что ты думаешь. В этой комнате тебе думать вообще не надо, если вдруг по жизни ты изредка пользуешься мозгом… начали! — рявкнул Виндлер.
Дориан тихонько глотнул кофе и прижал стаканчик к губам. Продолжили с того же момента, на котором все застопорилось: Лил вздернул зад, а Макс вошел в него без презерватива. Стоило ему начать двигаться, как Лил сжал простыню в кулаках, прижался щекой к кровати и застонал. Дориан поразился, как натурально у него всегда это получается… перевел взгляд на Макса и уже не смог отвести глаз.
Вспомнил, что так и не снял солнечные очки, и порадовался этому. Макс двигался неторопливо, ритмично, взяв Лила за бедра, и на его груди блестел пот. Смотрел он только на Дориана. Скользил глазами от лица к груди, и вновь приникал к лицу, словно мог рассмотреть что-то через непроглядную темень стекол.
Дориан почувствовал, как начала гореть голова, следом за ней — шея. Даже визгливые стоны Лила отошли на второй план, и словно бы в комнате стало тише. Плавные движения бедер Макса завораживали, и захотелось быть на месте оператора, который сбоку снимал, как скользит его член между ягодиц партнера. Какой же широкий все-таки размах плеч… и дорожка темных волос от пупка к лобку. При том, что лобок гладко выбрит, а блядскую дорожку он оставил, и ее толком не разглядишь из-за того, что мелькает бледная задница Лила… Дориан сглотнул. Стало жарко, как на солнце в сорок градусов по Цельсию.
— Павус, — негромко позвал Виндлер. — Иди к ним присоединись.
— Что? — вздрогнул Дориан, выныривая из сладко-тяжелого марева, окутавшего его. — Я вообще-то не…
— Тогда проваливай, — перебил Виндлер, — а то эта елда только на тебя и смотрит.
— Можно не выражаться? — возмутился Макс.
— Может, елда — это про меня, — захихикал Лил. — Или трахай, или член вынь.
Дориан зло посмотрел на Виндлера и вылетел из комнаты.
Черт, все лицо горит от смущения. Да, Макс смотрел на него, а он таращился на него в ответ, срывая съемку. Менее профессиональны только вопли и оскорбления самого Виндера…
Дориан засел за монитор в кабинете весь отдался работе. Сосредоточился на предыдущей съемке Макса и Лила, и постепенно прекращало гореть внутри. Ему стало смешно. Он крутится в самом эпицентре порнухи, а она его успокаивает вместо того, чтобы будоражить. А может, это магия видеоредактора: как только он видит серый фон, то сразу же смиряет тело и дух.
Он потерял счет времени, когда наконец закончил ролик. За окном уже стемнело. Он снял наушники. Тихо, как в могиле. А он ожидал, что Макс зайдет, нет, даже не ожидал, а хотел. Впрочем, оскорбление Виндлера так обидело его, что он, очевидно, сразу же после окончания съемок ушел из студии. Не все привыкают к тому, что Виндлер держит их за проституток и людей второго сорта. Кто-то наступает себе на горло, потому что ролики Виндлера собирают больше всего просмотров, а кто-то отказывается работать с ним, несмотря ни на что. Видимо, Макс принадлежит к последней категории.
На кухне Дориан обнаружил Лила, заснувшего на диване. Будить не стал, вместо этого принес одеяло (декорация для роскошной кровати) и укрыл его. Явственно тянуло кисловатым запахом дешевого вина. Ведь есть у него деньги, получает он крупные суммы за каждую съемку, так почему травится какой-то дрянью? Дориан покачал головой. Лилу однажды точно влетит за его ночлежки в студии. Босс считает, что платит достаточно, чтобы его актеры ни в чем не нуждались; а на свою зарплату Лил мог бы снять роскошный особняк, не говоря уже о какой-нибудь квартирке неподалеку от работы. Впрочем, ему, судя по всему, нравится делать вид, словно он — несчастная жертва обстоятельств с худшими родителями на свете…

***

Спустя неделю ситуация с Лилом стала угнетать Дориана настолько, что он исподволь начал подговаривать коллег, чтобы те почаще устраивали вечеринки с ночевкой и приглашали на них Лила. Все шло неплохо, и студия постепенно перестала превращаться в спальню одного актера. В очередной день Дориан закончил монтаж совершенно не интересных ему потрахушек Тео с Арни и, подхватив солнечные очки, отправился домой. С кухни доносились азартные вопли. Притормозив, Дориан заглянул внутрь. Так и есть: спевшиеся Лил с Максом откопали приставку, брошенную в студии давным-давно, и теперь соревнуются, кто из них лучший гонщик.
После того, как Виндлер окрысился на Дориана, ему не досталось последнего ролика с Максом и Лилом, и, похоже, Виндлер в принципе решил свои бессмертные творения не доверять Дориану. Макс же отказался сниматься у, как он выразился, бездарного козла. С бездарным он погорячился, но вот с тем, что Виндлер — та еще козлина, согласились все. Однако Дориан со злорадством скинул себе на флэшку отснятый материал и посмотрел его дома — удобно расположившись в постели, с бокалом вина, с прекрасным настроением.
Макс доставлял ему настоящее удовольствие. Дориан сам не замечал, как перестает дышать, глядя на большие ладони Макса, его неторопливые движения и складную, действительно модельную фигуру. Сейчас, глядя, как Макс судорожно стискивает джойстик, Дориан некстати вспомнил, как столь же судорожно сжимал дилдо и все никак не пускал его в ход, потому что слишком засмотрелся порно, и уже было не до себя. Он любовался Максом так, словно кино глядел. Дориан вздохнул. Макс не отступился от него, но сбавил обороты, и это расстраивало. А он только-только заинтересовался и захотел — чего-то, сам не знал…
Машинка Макса, бегущая по широкому экрану телевизора, врезалась в какое-то ограждение, и Лил торжествующе завопил.
— Да ты просто тут целыми ночами играешь! — в сердцах воскликнул Макс и бросил джойстик на диван. Он обернулся, словно почуяв укоряющий взгляд на своем затылке, и с будничным спокойствием произнес: — Привет, Дориан. — Тут, видимо, что-то щелкнуло у него в голове, и он вспомнил, как Дориан неделю всех обрабатывал, и добавил: — А почему бы не отпраздновать твою победу у меня? А? — толкнул он локтем Лила. — И ты присоединяйся, Дориан.
— Если Дориан идет, то я, конечно же, только за, — с готовностью ответил Лил. — И если не идет, тоже за, но выпивка — с тебя.
— Так что? — Макс выключил игру и посмотрел на Дориана.
По инерции хотелось отказаться, но Дориан кивнул. Отчасти из-за Лила, чтобы присмотреть за ним, отчасти потому, что в нем все еще жило ожидание чего-то. В любом случае он знал, что не будет заниматься сексом с актером — дал себе зарок.
Вечер только опускался на город, висело приятное теплое марево, и они не торопились, шли пешком к дому Макса. Лил двигался почти постоянно боком, трещал без умолку, требовательно заглядывая им в лица и проверяя, слушают ли они его увлекательный рассказ о том, как Арни однажды обработал самого босса, а Виндлер, Виндлер, оказывается, женат и сейчас находится на стадии развода с бесконечным дележом имущества…
— Откуда ты все это знаешь? — не выдержал Дориан. — Выдумываешь?
— Как ты можешь такое подумать, — оскорбился Лил. — Я же постоянно в студии торчу, все разговоры слышу!
— Угу. Особенно про босса.
— А он появляется вообще в студии, кстати? — поинтересовался Макс и остановился на светофоре.
— Раньше появлялся с проверками. Теперь бывает раз в полгода, когда новичков собеседует. У него, кажется, какой-то бизнес на островах, — припомнил Дориан.
Светофор загорелся зеленым, и они пошагали через дорогу. Вскоре они оказались у квартиры Макса, и время потекло так же неторопливо, как и по пути, только пустели бутылки вина и кончался нарезанный на закуску сыр. Лил, так и не выработавший стойкость к алкоголю, сонно захлопал глазами, отказался от раскладного кресла и растянулся на диване.
— Дай мне полотенце, — вполголоса попросил Дориан. — И присмотри за ним пока. Чтобы не проснулся и не начал куролесить.
— А он может? — с сомнением поинтересовался Макс, глядя на дрыхнущего Лила.
— Бывало такое…
В ванной Макса обнаружилось несметное количество флакончиков и баночек. Дориан изучил их все. Подсушивающие крема, тональные крема, увлажняющие крема, маски, что-то еще непонятного назначения… И все едва ли початое, скорее, только открытое ради интереса и тут же забытое на полке. Дориан догадался, что, раз Макс работал моделью, пробники косметики могли доставаться ему просто так. Или он — клептоман, специализирующийся на средствах ухода.
Напор душа был отличным, и Дориан с удовольствием подставил спину его косым струям. В голове приятно гудело. Он был пьян, да, но не до такой степени, чтобы проснуться утром с похмельем и слабостью в непослушном теле. А вот Лил, несомненно, будет страдать. Макс выглядел самым трезвым, он и пил, кажется, мало. Хитрец… Дориан нашел у него в шкафу две запакованные зубные щетки и присвоил одну себе. Мокрые волосы потеряли форму, несколько прядей прилипли к лицу, и Дориан, обозлившись на свое отражение, попытался как-то улучшить ситуацию, но все равно остался собой недоволен. Под конец он просто выбрал самый красивый флакончик, выдавил из него прозрачный гель и размазал по лицу. Вот так-то лучше, подумал он. В чем именно лучше — не решил…
Лил спал на диване и, судя по всему, выкидывать коленца не собирался. Дориан немного посмотрел на него, пока Макс принимал душ, и пошел в спальню.
Для модели и уж тем более для порно-актера Макс жил скромно. Всего две комнаты, одна из которых отделена от кухни чисто символически — короткой перегородкой и диваном у нее. Из техники — только компьютер, телевизора нет и в помине, и никаких выпендрежных колонок, разбросанных планшетов и электронных книг. Да и смартфон у него самый обычный, а не последняя модель с надкусанным яблоком на задней крышке. Должно быть, ему мало платили, пока он носил модную одежду и ходил по подиуму, а теперь он остался скромным мальчиком, который откладывает все деньги в копилку. Очаровательно.
Дориан забрался под одеяло. Вот постельное белье — шелковое — ему понравилось. Это, пожалуй, то, что должно быть в каждой квартире… Мысли заплетались, и он порадовался, что не надо ничего говорить — иначе язык бы подвел его еще больше. На окне он разглядел фикусы, выставленные в ряд. Пять… нет, шесть… нет, все-таки пять штук. Посмотрите-ка на него, какой цветовод… В комнату тихонько прокрался Макс, ощупал кровать, наткнулся на ногу Дориана и полез на другую половину. Он потянул одеяло на себя. Пришлось позволить хозяину двуспальной постели позаимствовать его. Дориан ощутил тепло тела Максвелла и запоздало сообразил, что это тело оказалось гораздо ближе, чем он думал, а постель не так уж велика и стремится к одноместной… Он повернулся на бок, спиной к Максу, и тут же к нему сзади, к лопаткам прижалась широкая твердая грудь.
— Я могу отодвинуться, но боюсь, что ночью упаду и разбужу вас грохотом и матом, — пробормотал Макс.
— Так и быть, можешь держаться за меня, — не подумав, сказал Дориан.
Максвелл тут же воспользовался предложением и обхватил его за талию. Он прижался лбом к загривку Дориана. Его близость будоражила. Вспомнилось, как на съемках он брал партнера сзади, и глаза у него почти всегда были зажмурены. А будет он жмуриться, если они займутся сексом с Дорианом? Или развернет его к себе лицом и будет смотреть? Не попробовав, не узнаешь… Дориан постарался переключиться и сказал:
— Спасибо, что отвлекаешь Лила. Он хоть и болтает беззаботно, а все равно у него что-то не в порядке. Какой-то кризис.
— Я просто с ним общаюсь, — ответил Макс. — Тут не за что благодарить.
От его тяжелой горячей ладони, лежащей на животе, по телу бежали мурашки. Макс, будто почувствовав это, едва заметно двинул кончиками пальцев, словно хотел погладить. Дориан замер. Глаза слипались, но одновременно хотелось бодрствовать. И тут ладонь Макса поползла вниз.
Дориан поймал его за запястье.
— Не так быстро, — с угрозой произнес он.
— Да, верно, — согласился Максвелл и резко, в одно точно движение перевернул его на спину и поцеловал.
Дориан приоткрыл губы, позволяя ему углубить поцелуй. Он сделал это машинально, это было приятно, и меньше всего ему хотелось отказываться сейчас от наслаждения томным поцелуем. Макс держал ладонь на его талии, второй взял его лицо, как чашу, и от мягких прикосновений его губ и языка все тело плавилось, просило, член встал почти мгновенно. Дориан втянул носом воздух и толкнул Макса в грудь.
— Я не сплю с порнозвездами, — сказал он и повернулся на бок.
— С каких пор? — фыркнул Макс.
Не возражая и не пытаясь продолжить целоваться, он подкатился к Дориану со спины и лег в прежнюю позу.
— С тех пор, как переспал с большинством коллег, — легко ответил Дориан.
И все же причина в другом, подумал он. Не хочется заниматься с Максом сексом, покуда они оба пьяны. Дориан — чуть больше (или гораздо больше). Нет, с ним, пожалуй, так не надо, и — он же давал себе обещание, что не будет спать с коллегами! Вот так запросто изменить себе по пьяни он точно не позволит.
Он приготовился сражаться, если Макс продолжит поползновения, но тот вел себя как джентльмен. По крайней мере, первые несколько секунд. А потом притиснулся ближе, и Дориану между ягодиц лег твердый большой член.
Он сглотнул. Позавчера, в очередной раз просматривая некоторые, особенно полюбившиеся съемки с Максом, он все же сделал то, чего давно хотел; поставив планшет на кровать рядом с собой, он лег, раздвинув согнутые в коленях ноги, и неторопливо, как следует растянул себя. Потом погрузил внутрь дилдо, и хоть искусственный член не был так хорош, как живой, он получил огромное удовольствие, думая, что достоинство Макса такое же большое и толстое. И сейчас ему в задницу, скрытую тонкой тканью нижнего белья, утыкался отличный агрегат Макса, пренебрегшего трусами.
Я не капитулирую, пообещал себе Дориан. Во имя всего святого, он точно не заинтересован в пьяном перепихе, тем более что из-за алкоголя он точно не сможет кончить от одного только проникновения, а для чего тогда вообще начинать, если ему придется помогать себе руками…
— Ты что-то хочешь сказать? — пробормотал Макс. — Напряженно так пыхтишь…
— Хочу сказать, что задница у меня чувствительная, — огрызнулся Дориан. — А ты в нее тычешь чем-то.
Макс коротко рассмеялся, отодвинулся на дюйм и порывисто поцеловал его чуть ниже уха.
— Извини. Профдеформация. Привык все время тыкать… Спи, — сказал он и поднялся с кровати.
— Ты куда? — встрепенулся Дориан. — На диван?
И только сказав, он понял, как это прозвучало. Словно он решил, что Макс пошел трахать всегда готового Лила, и заревновал.
— Нет, — ответил Макс, никак не показав, что Дориан допустил двусмысленность. — Скоро вернусь.
Вернулся он действительно быстро. До Дориана, уже успевшего задремать и вновь проснувшегося, дошло, что Макс отправился наскоро подрочить.
Черт побери, он действительно джентльмен. Решил проблему, чтобы не беспокоить Дориана. От этого захотелось переспать с ним еще сильнее.

продолжение в комментариях...

@темы: фанфик, жанр: слэш, персонаж: Дориан, сеттинг: модерн!АУ, персонаж: м!Инквизитор, фест Двойной удар, рейтинг: NC-17

---

Холодно, холодно, холодно ( 1 тур феста «Двойной удар» )

[Сэр Ланселап]

Название: Холодно, холодно, холодно
Автор: кактус  gerty_me
Бета: еще один кактус
Размер: 1000 слов плюс минус
Пейринги и персонажи: Максвелл Тревельян/Дориан Павус, Бык, Коул
Категория: слэш
Жанр: флафф
Рейтинг: PG-13
Описание: это Эмприз-дю-Лион
Ограничения: не хотелось бы видеть смерть персонажа, насилие, БДСМ, измены.

Это Эмприз-дю-Лион: льды, мороз и проклятый лириум. Это синие губы, красные носы и наледь на доспехах. Дориан ворчит за спиной: “здесь холодно, холодно, зачем ты потащил меня за собой? Запретный Оазис, Халамширал, Свистящие пустоши, даже ветер, дождь, жара, Крествуд, Топи, что угодно, только не этот пробирающий до костей холод…” И Коул бормочет в тон ему “холодно, холодно, холодно” — это даже не мысли Дориана, это их общие мысли, неозвученные вслух, хоть Бык и пытается делать вид, что его согревают вино и хорошая драка. И ведь среди них лишь Дориан — неженка, хрупкий имперский цветок, или как там писала Мэйварис, когда просила за ним присмотреть. Зачем только Максвелл каждый раз тащит его за собой, потакая собственному желанию видеть рядом. Дориан ненавидит холод, он не раз об этом говорил (а также дождь, ветер, слякоть, болота, но холод больше всего). Нужно было оставить его в Скайхолде, там книги, вино, мягкая постель, чаны с горячей водой, подогретые на камнях полотенца...

— Скоро дойдём до лагеря, — говорит устало Максвелл. — Там согреемся. Быть может, тебе стоит одеваться теплее, Дориан. Все и так в курсе красоты твоих плеч, не обязательно обнажать их на таком холоде.

— Пожалуйста, давай ты не будешь учить меня как одеваться. — Дориан возмущенно передергивает теми самыми плечами (он покрывает их маслом, может быть, для защиты от холода, может, для красоты — они так блестят на солнце, что слепят). Он снимает с пояса флягу и делает глоток вина. Максвелл отводит глаза. Лучше смотреть на дорогу или по сторонам, только не на эти бессовестно обнаженные плечи и губы, обхватывающие горлышко фляги, будто...

— Скорее, раздеваться, — уточняет Бык и сам же хохочет над собственной шуткой.

— Я понимаю твое желание увидеть меня раздетым, — парирует Дориан, — но не тогда, когда температура воздуха ниже порога выживаемости. Здесь на лету птицы мерзнут!

Словно в доказательство его слов, прямо под копыта лошадей замертво падает маленькая птичка.

— А что я говорил! — победно восклицает Дориан, указывая на трупик. — Срочно в лагерь,в моей фляге заканчивается вино. Этот факт удручает меня больше, чем существование красных храмовников.

— Не волнуйся, апельсинка, — смеётся Бык, — если тебе не удастся стащить меховое одеяло у Инквизитора, мое горячее тело всегда в твоем распоряжении.

Максвелл завидует умению Быка флиртовать, пусть даже так тяжеловесно. Но, похоже, Дориану нравится. Сам Максвелл обдумывает каждое слово, а потом все равно молчит. Он не умеет вести легкие непринужденные беседы — язык прилипает к небу.

— Я отдам тебе одеяло, — обещает Максвелл.

Он надеется, что теперь Дориану не придет в голову воспользоваться любезным предложением Быка. Максвелл предложил бы свою палатку и всего себя, но, но… язык прилипает к небу.

— Ошибка, — бормочет Коул. — Непонимание, какой же он дурак, болван непроходимый...

Все делают вид, что не догадываются, чьи мысли он озвучил

Они подходят к лагерю, и Дориан торопится скорее к разведенному костру, берет протянутую кем-то кружку, садится на поваленный ствол и греет руки. Рядом присаживается Бык, с другой стороны Коул. Они похожи на нахохлившихся птиц. Максвеллу тоже хочется туда, к костру, занять место Быка, прижаться к Дориану, вытянуть руки и ноги. Но его ждет интендант и список необходимых дел длиною в Песнь Света.

С интендантом Максвелл беседует долго, один из солдат приносит ему кружку с подогретым вином — хоть какая-то радость. Когда Максвелл подходит к костру, его друзья уже успели поесть, попить и разбрестись по палаткам. Он долго сидит с кружкой в руках, смотрит на весело трещащий костер и медленно подступающие тени. Он догадывается, кто подходит к нему сзади, еще до того, как ухо опаляет дыхание:
— Мое одеяло, Инквизитор. Вы обещали.

Не хочется уходить от костра, хочется похлопать рядом с собой, сказать “давай, садись, смотри, какая ночь, какие звезды, нам принесут еще вина”.

— Конечно.

Он встает и идёт в свою палатку, достает скатанное одеяло и протягивает Дориану. Тот смотрит на его протянутые руки и качает головой.

— Донести? — уточняет Максвелл.

В его голосе ни капли сарказма, он действительно готов помочь, но, кажется, Дориан воспринимает предложение иначе.

— Конечно, нет, — фыркает он, берет одеяло и уходит к себе.

На улице холодно, в палатке чуть теплее. Максвелл гасит масляный фонарь, ложится головой на свернутый мешок, складывая на груди руки. Долго он так не протянет, зябнут руки и ноги, и раз уж у него нет теперь одеяла, может, стоит сменить в карауле какого-нибудь бедолагу, а не лежать тут и мерзнуть.

Кто-то откидывает полог и заглядывает внутрь. Максвелл думает, что способен узнать Дориана по тысяче признаков сразу — силуэту, позе, аромату, дыханию, шепоту…

Дориан опускается на колени и забирается в палатку, одеяло свисает с его плеч, как плащ.

— Какой же ты непроходимый болван, Максвелл, — шепчет он, скидывая одеяло и укрывая его.

— Я не сплю, — уточняет Максвелл. Он не обижается, вовсе нет, он давно не питает иллюзий на собственный счет. Окружающие почему-то думают, что Инквизитор может оскорбиться на “глупец”, “выродок”, “неудачник”, “у него ничего не получится; Создатель, верно, сошел с ума, наградив его Меткой!” Слова — это лишь слова. Поступки гораздо важнее.

Дориан ведет рукой от его шеи вниз — раскрытая ладонь замирает прямо на солнечном сплетении.

— О, поверь, я знаю. Мне не нужно твое одеяло, только ты сам, ночь, холод, два тела сплелись в страстном объятии. Кто же виноват, что ты абсолютно не понимаешь намеков.

— Ты хочешь со мной переспать? — уточняет Максвелл. Он готов был предоставить ему такую возможность с первого дня их знакомства. Он готов был предоставить всего себя, если бы Дориан попросил…

— Ты невероятен. — В голосе Дориана чувствуется улыбка, слышится нежность. — Я хочу с тобой засыпать, с тобой просыпаться, завтракать в постели, когда мы в Скайхолде, целовать тебя, когда мне вздумается, я хочу все это и намного больше, но для начала я хочу знать, нужно ли это тебе. Из тебя же слова лишнего не вытянешь, Максвелл. Я могу догадываться о твоем ко мне отношении по взглядам и поступкам, но лучше все же знать наверняка.

— Да, — поспешно соглашается Максвелл. — Если это не сон, то да. Хорошо. Я тоже хочу этого. Я мало кому нравлюсь, Дориан. Я не думал, что нравлюсь тебе.

Рука Дориана движется от живота вверх к шее, пальцы замирают на точке пульса.

— Хочешь совет, Максвелл?

Пульс учащается, ну разумеется он учащается!

— От тебя что угодно.

— Иногда надо не думать, а действовать.

Максвелл тянет на себя Дориана, укладывая рядом. Он целует его, плавится под прикосновениями, обнимает, гладит, прижимает к себе. Одежда мешает, но все еще слишком холодно, чтобы раздеваться. У Дориана холодные пальцы, и Максвелл берёт его ладони в свои и согревает дыханием.

@темы: dragon age, фанфик, жанр: слэш, персонаж: Дориан, канон: DA:I, персонаж: м!Инквизитор, фест Двойной удар

---

The Garden Rules | Правила сада тмблр кллж (1 тур феста «Двойной удар» )

[Сэр Ланселап]

эээ... я что, первая?
зашла посмотреть-повосхищаться вашими работами сегодня вечером, ааааа.... как так нет? дорогие все, очень-очень вас жду!

не очень-то у меня пафосная работа, чтобы фест открывать. надеюсь, ничего не накосячу с публикацией...
... и текста в примечаниях больше, чем то, к чему они

Название: The Garden Rules | Правила сада
Автор: ой, да это же я  Mor-Rigan
Размер: 484 х 818 пикс
Пейринги и персонажи: Каллен/Дориан
Категория: слэщъ
Жанр: романс (ньюансы за кадром - на усмотрение зрителя: от умеренного флаффа до кровавой драмы)
Рейтинг: G (но за кадром это, возможно, NC-21!)
Исходники: собственные скриншоты из игры, запись свободной камерой, постороннего футажа нет
Описание:

сад, как и правила сада - это такие прекрасные и хрупкие вещи...

Есть определенная ирония в том, что вокруг происходит все более и более трындец, а у Дориана и Каллена - у каждого из них - впервые за долгое время появилось место - назовем это - "уголок сада", где можно попробовать представить - пусть и не надолго - что все по-другому, легко, спокойно и солнце сквозь листву. дверь в лето
И конечно же: Это были правила сада. [...] О, ты никогда не узнаешь, как сильно я люблю тебя.

Но сад, как и правила сада - это такие хрупкие вещи...

Таймлайн: канон
При желании можно увидеть:
(уголок сада - это такой довольно ооообщий ообраз...)
постканон, АУ в рамках канона, кроссовер с Mass Effect , или то или другое с добавлением продуманного соулмейта, диапазон от очень сдержанного романсного флаффа до разухабистого, но обоснуйчатого всеумерли насмерть. Можно как first time так и ER

Примечания:
Общее настроение создавал

...

текст песни:
настроение, но не дословное следование описаниям и событиям
(например, "они были знакомы с детства" - это совершенно не то, что коллажист наслушал для себя в песне)

The Garden Rules | Правила сада


There's the river, there's your house and there's the church
Вот река, вот дом, и вот церковь,
And there's us years ago
А вот мы много лет тому назад.
Deep in your garden where the nettle met the rose
Глубоко в твоем саду, где крапива повстречалась с розой,
Is where we'd hide ourselves
Там мы прятались.

Yes, we were just kids
Да, мы были лишь детьми,
But you couldn't tell us that
Но ты не могла сказать этого вслух.
These are the garden rules
Это были правила сада,
It's what you always said
Это ты всегда повторяла.


Oh, you will never know how much I love you so
О, ты никогда не узнаешь, как сильно я люблю тебя.
Oh, you will never know how much I love you
О, ты никогда не узнаешь, как сильно я люблю тебя.


You would call the garden rules out like commands
Ты как приказы объявляла садовые правила,
And we would all obey
И мы всем им должны были подчиняться.
But you'd stifle giddy laughter as you spoke
Но ты задыхалась от головокружительного смеха, когда говорила
And puncture the pretend
И выдавала свое притворство.


And we would chase our tails
Мы могли гоняться друг за другом,
Until the sun forgot to shine
Пока не переставало светить солнце,
And our parents called our names
А наши родители выкрикивали наши имена
Till just you and I were left
До тех пор, пока мы не уходили.


Oh, you will never know how much I love you so
О, ты никогда не узнаешь, как сильно я люблю тебя.
Oh, you will never know how much I love you
О, ты никогда не узнаешь, как сильно я люблю тебя.


From your house we walk the river
От твоего дома мы шли к реке,
To the church by the silent fields
К церкви мимо безмолвных полей,
Amongst the lavender and headstones
Посреди лаванды и надгробных камней,
And the larks in our Sunday clothes
И жаворонков на нашей воскресной одежде.
Your father calls to you
Твой отец зовет тебя
As he's looking at his watch
И смотрит на свои часы.
You leave me with a kiss
Ты покидаешь меня с поцелуем
On my quickly heating cheek
На моей быстро потеплевшей щеке.

Oh, you will never know how much I love you so
О, ты никогда не узнаешь, как сильно я люблю тебя.
Oh, you will never know how much I love you
О, ты никогда не узнаешь, как сильно я люблю тебя.



Ограничения: к, сожалению, есть сквики
пожалуйста не надо: Каллен и Дориан давно знакомы до событий инквизиции (я понимаю, что песня прямо провоцирует, но очень нравится более общий и творческий подход к делу, а не строго следование букве. пусть они познакомятся канонично - любая версия из канона.)

@темы: коллаж, персонаж: Дориан, канон: DA:I, фест Двойной удар

---

[MFMages]

Начало 1 тура феста «Двойной удар» уже совсем скоро!

Сроки публикации:
1 тур - с 00:00 20.07.2017 по 23:59 27.07.2017.
2 тур - с 00:00 07.08.2017 по 23:59 31.08.2017.

faq по публикации и оформлению работ на фест «Двойной удар»

В: Нужна ли шапка и как она должны выглядеть?
О: Шапка необходима для всех видов работ. Пример ниже.

Вдохновение: только для 2 тура. Это строка должна содержать название выбранной вами работы 1 тура и ссылку на нее.

Название:
Автор: только для 2 тура
Бета:
Размер:
Пейринги и персонажи:
Категория: джен, гет, слэш, фемслэш, пре-слэш
Жанр: драма, юмор, ангст, ПВП, флафф и т.д.
Рейтинг: G, PG-13, R, NC-17, NC-21
Исходники: только для коллажей, тумблр-коллажей, эдитов, клипов
Описание:*
Предупреждения:
Примечания:
Ограничения:** только для 1 тура

код для копирования

<b>Вдохновение:</b> (название работы 1 тура + ссылка)

<b>Название:</b>
<b>Автор:</b> 
<b>Бета:</b>
<b>Размер:</b>
<b>Пейринги и персонажи:</b>
<b>Категория:</b> 
<b>Жанр:</b> 
<b>Рейтинг:</b> 
<b>Исходники:</b> 
<b>Описание:</b>
<b>Предупреждения:</b> 
<b>Примечания:</b>
<b>Ограничения:</b> 

*Описание должно содержать краткое содержание работы и описание сеттинга (примеры: *Историческая АУ, Тедас, 20-е годы Века Бурь, герои ДА:И собирают Инквизицю для борьбы с кунари; *модерн!АУ, космо!АУ, Хоук и его команда - космические пираты; *Тедас, канонная вселенная, пост-гейм "Пробуждения", Андерс и Страж-командор встречают Морриган).

**Ограничения — необязательный пункт шапки (только для 1 тура), в котором автор работы может указать свои сквики, т.е. то, что он не хотел бы видеть в работе, написанной по мотивам данного исполнения. Ограничения носят рекомендательный характер и не могут касаться формата и размера работы.


В: Как мне опубликовать свою работу?
О: Работы 1 тура публикуются анонимно, для этого необходимо создать пост с работой от логина, закрепленного за сообществом:
user: Сэр Ланселап
pwd: fuckyeahmages
Чтобы создать пост в соо, в меню слева выбираете пункт "Написать в сообщество" и создаете пост так же, как в личном дневнике.

Во 2 туре участники публикуют работы открыто, от собственного логина. Для этого необходимо быть участником сообщества — просто нажмите "Вступить" в меню слева, если вы им еще не являетесь. Анонимная публикация от логина соо также не запрещена.


В: Есть ли ограничения по размеру?
О: Принимаются драбблы от 250 слов, это единственное ограничение по размерам для текстов. Если размер текста превышает макс. количество символов (ну а вдруг), продолжение можно выложить либо в комментариях, либо дополнительным постом. Для изображений ограничений нет, но если ширина картинки превышает 560px, то желательно прятать ее под кат, в идеале - с уменьшенным изображением в качестве превью. Это можно сделать, просто скопировав код ниже и заменив слова адрес картинки на адрес вашего изображения.

[MORE=<img src="адрес картинки" width=560px>]<img src="адрес картинки">[/MORE]

Изображения с NSFW-контентом также желательно прятать под кат, с SFW-превью или без превью.

В: Какие тэги добавлять к посту с моей работой?
О: Тэг "фест Двойной удар" и прочие тэги из списка, соотвествующие работе. Если в списке не хватает нужного, добавляйте тэг в поле ниже по образцу Персонаж: Имя. (Вы также можете написать на умыл соо с просьбой добавить необходимый тэг в список.

Если есть вопросы — смело задавайте в комментариях! Пост будет пополняться по мере необходимости.

@темы: faq, фест Двойной удар, организационное

---

Дориан

[Ernst Wolff]

прекрасное от моей любимой LoranDeSore
по клику открывается в большом размере, обязательно посмотрите в полном размере

@темы: фан-арт, персонаж: Дориан

---

артер дня: queen-schadenfreude.tumblr.com

[Уми]

немного Андерса для Ernst Wolff и всех, кому не хватает вдохновения перед фестом : )

@ queen-schadenfreude

@ queen-schadenfreude

@ queen-schadenfreude

@ queen-schadenfreude

@ queen-schadenfreude

@ queen-schadenfreude

@ queen-schadenfreude

@ queen-schadenfreude

@ queen-schadenfreude

еще много у автора по тэгу

@темы: dragon age, персонаж: Андерс, персонаж: м!Хоук, фан-арт, сеттинг: модерн!АУ

---

Дориан Павус

[gerty_me]

Медитативное такое видео

@темы: dragon age, фан-арт, персонаж: Дориан, рейтинг: G

---

Дориан и Инквизитор

[Ernst Wolff]

/c/

@темы: фан-арт, персонаж: Дориан, персонаж: м!Инквизитор

---

Twin Strikes

[MFMages]

В честь наступившего лета приглашаем всех любителей магии и магов мира ДА на очередной фест!

<div align="center"><a href="http://motherfuckingmages.diary.ru/p212919183.htm"><img src="http://i.imgur.com/6yKjyqp.png"></a></div>

<div align="center"><a href="http://motherfuckingmages.diary.ru/p212919183.htm"><img src="http://i.imgur.com/Uvi5Nx1.png"></a></div>

art credit

Правила

Фест будет проходить в 2 тура

1 тур. Все участники готовят на фест работу любого формата (текст [от 250 слов], арт, видео, тумблр-коллаж и пр.). К работе обязательно должно прилагаться описание. Ограничений по теме нет, работ может быть несколько. Единственное условие, как всегда, — наличие как минимум одного канонного мага в числе главных героев. Работы публикуются в указанные сроки анонимно, от гостевого логина соо (логин и пароль в эпиграфе).

2 тур. Каждый участник выбирает любую работу из 1 тура и творит по ее мотивам. Это может быть иллюстрация, продолжение, другие персонажи в том же сеттинге, свой взгляд на историю и т.п. Таким образом, все работы 1-го тура превращаются в заявки для 2-го. Ограничений по формату нет: можно писать текст по мотивам арта, можно по мотивам другого текста, это может быть тумблр-коллаж, иллюстрирующий текст или дополняющий арт и т.д. Работы на 2-ой тур публикуются через отведенное время от ника — для этого вам нужно быть участником сообщества (просто нажмите «вступить» в меню слева). Если по какой-то причине вы не хотите вступать в сообщество или желаете разместить работу анонимно, гостевой логин придет вам на помощь : )

Сроки проведения феста:

Публикация работ 1-го тура: 20.07.2017 — 27.07.2017
Публикация работ 2-го тура: 07.08.2017 — 31.08.2017
Деанон: 01.09.2017

NB! Сроки могут быть скорректированы при необходимости.

* Предварительная регистрация не требуется, но приветствуется.
* Количество работ от одного участника не ограничено.
* Можно принести работы как на оба тура, так и только на первый или второй. Но учтите, что чем больше работ в первом туре — тем больше заявок на второй.
* На второй тур можно принести исполнения по любой работе первого тура, вне зависимости от количества уже принесенных работ.
* Наличие работы в первом туре не гарантирует исполнение по ней во втором — все сугубо добровольно.
* После первого тура все работы будут собраны в таблицу. Под таблицей желающие смогут отметить, по мотивам какой работы собираются творить.
* Все работы должны быть созданы специально для феста и нигде не публиковаться ранее. Давайте творить новый контент!

Задать вопросы и поделиться предложениями можно в комментариях~

@темы: dragon age, фесты, фест Двойной Удар, организационное

---

Арт: про Андерса

[gerty_me]

немного неожиданный арт для соо, но он такой трогательный, что я не смогла не принести

Х

@темы: жанр: джен, фан-арт, рейтинг: G

---

Дориан и Фенрис

[Ernst Wolff]

я этого пейринга не понимаю и никогда не пойму, но мне дичайше нравится, как артер рисует скулы и нос Дориана. и просто арт красивый!

/c/ LoranDeSore Art

@темы: персонаж: Фенрис, фан-арт, персонаж: Дориан

---

давно не было Андерса

[Уми]

@ drawsshits

@ drawsshits

@ drawsshits

@ drawsshits

@ rock-paperback-scissors

@ awildxxxappeared

@ awildxxxappeared

@ awildxxxappeared

@ awildxxxappeared

@темы: персонаж: Андерс, персонаж: м!Хоук, персонаж: Фенрис, фан-арт, персонаж: котики