Название: Подарок
Автор: GRAFENONE
Тема карты и задание: Карта 30, "Парфюмерия"; задание 1, "Запахи и ароматы "
Персонажи и пэйринги: м!Хоук, (основным фоном м!Хоук/Фенрис) Мерриль, Изабелла, Варрик
Рейтинг: PG
Жанр: слэш, слайс оф лайф
Размер: мини, 2156 слов
Предупреждения: злостное использование канона, в частности, кодекса
Краткое содержание: Хоук зациклен, Изабелла и Варрик пьют, Мерриль выступает в роли советчика и просто хорошего друга.
читать дальше— Знаешь, Хоук, меня начинает тревожить это обстоятельство, — осторожно проговорил Варрик, как будто перед ним сидел не Хоук, а безумный малефикар, способный выйти из себя в любую секунду. Или, может, это не так, и Хоук изрядно преувеличивает, но в любом случае, Варрик никогда не разговаривал с ним такими успокаивающими интонациями, словно действительно хотел успокоить или усыпить бдительность. — Мне кажется, ты немного… зациклен.
Хоук поморщился, постукивая по не гладко обтёсанной поверхности стола рукояткой короткого кинжала. Вокруг то и дело слышались выкрики и пьяные возгласы. Болтун все так же шлялся из угла в угол, распугивая новеньких посетителей, завсегдатаи привычно его игнорировали. Из кухни отчаянно несло чем-то несъедобным. Сжатый воздух «Висельника», как обычно, полнился запахами; пахло смесью крови, рвоты и пролитого пива, и чуть-чуть — выделанной кожей. Запашок был такой, что первым делом самому хотелось хорошенько проблеваться где-нибудь подальше. Только вот за стенами таверны был Нижний город, где пахло немногим лучше…
— По-моему, это мило, — улыбнулась Мерриль. — Ты можешь подарить ему что-нибудь красивое или вкусно пахнущее, — обратилась она к Хоуку. Вкусно пахнущее пришлось бы по вкусу и самому Хоуку, как и любому здешнему посетителю, у которого ещё не отшибло напрочь обоняние.
— Красивое? — наиграно изумилась Изабелла, подпирая щёку рукой. — Котёнок, мы говорим о парне, у которого в прихожей валяется труп в качестве элемента декора. Я не думаю, что он оценит что-нибудь красивое, — весело фыркнула она. По вспыхнувшим в её глазах огонькам несложно было догадаться, что весь этот разговор скоро окончательно превратится в отборный фарс, потерявший первоначальную цель.
— Ладно, ладно! — Хоук вскинул руки, отчаянно желая осадить собеседников. — Я понял, что это была глупая идея говорить об этом вслух — тем более вам.
Изабелла растянула губы в улыбке:
— Это всё местное пойло… развязывает язык, — многозначительно сказала она и засмеялась. Хоук только покачал головой. Создатель! И эти чёрствые проходимцы — его лучшие друзья…
— О, душка, не обижайся, — мурлыкнула Изабелла, словно углядев что-то в выражении его лица.
— Угости меня выпивкой, — предложил Хоук, с ухмылкой наваливаясь на столешницу, от которой изрядно разило подгнивающим деревом и перебродившим сидром. Лезвие кинжала вошло точно в щель между не оструганных деревяшек. Изабелла цокнула языком и поднялась из-за стола. Покачивая бёдрами, она неторопливо прошлась до стойки и, пошептавшись там, вернулась, самодовольная донельзя.
От Изабеллы пахло морской солью, тёплой кожей и металлом. Иногда, после её долгих тоскливых прогулок по набережной от неё можно было почувствовать запах рыбы… Фенрис не выносит рыбу.
Хоук улыбнулся.
— Это принимает опасный оборот, — нарочито скривился Варрик, ощутимо стукнув дном деревянной кружки о стол.
— Разве? — вздёрнула брови Изабелла. — А, по-моему, со стороны смотрится… трогательно.
— Он лыбится, как идиот, — сокрушённо покачал головой Варрик.
— Я всё ещё тут, — хмуро напомнил Хоук. Улыбка к этому моменту исчезла, точно её и не было.
Разносчица очень удачно выбрала момент, чтобы поставить на стол непочатую бутылку эля. Хоук проворно открыл её и понюхал; пахло прилично для «Висельника»: не переработанные отходы — и на том спасибо Создателю.
— Скажи, ты продала за него душу? — улыбнулся Хоук Изабелле, отпивая из горлышка. Недурной вкус сразу напомнил, как пару дней назад они сняли с очередного трупа полупустую фляжку антиванского бренди, вот уж что было чудом! Густой цветочный запах, собравший в себе, казалось, целый букет садовых лилий и прибрежных лотосов, чуть травянистый вкус, пряный, который было бы приятно пробовать снова и снова… Напиток не особой крепости, что, насколько Хоук знал, было вполне характерно для Антивы.
— Для тебя — ничего не жалко, — сказала Изабелла, подмигнув ему, Хоук хмыкнул. Было так странно смотреть на неё такую, игривую, лёгкую на подъём, радостную рядом с ними, особенно, когда слишком живы воспоминания о том, с какой воздушной безжалостностью она вспарывает чужие глотки. Впрочем, они все здесь такие отпетые головорезы, кроме, разве что, Мерриль. По её хрупкому юному виду и не скажешь, что эта эльфийка способна заставить взбеситься твою собственную кровь.
Хоук покачал головой своим мыслям и громко объявил:
— Всё, бандиты, это — последняя бутылка!
— Ууу, кому-то пора спать? — с ласковой насмешкой протянула Изабелла, и Хоук кивнул, сделав ещё один долгий глоток.
— Боюсь, выпью ещё пару кружек — начну плакаться первому встречному, какие вы все здесь засранцы, — развёл он руками. Варрик гортанно хохотнул, Изабелла заливисто засмеялась. Мерриль взволнованно посмотрела на него, готовая, кажется, кинуться извиняться, но Изабелла вовремя остановила её, приобняв за плечи.
— Он не всерьёз, Котёнок, — с улыбкой сказала она. — Считай, это кризис личности.
— О, — Мерриль моргнула и улыбнулась. — Я… не подумала о таком.
Хоук только вздохнул и, когда Изабелла попыталась отобрать у него почти ополовиненную бутыль, отдал без всякого сопротивления.
***
Ночной воздух ударил в лицо, принося с собой позднюю прохладу. Полупустыми улицы Нижнего города были намного приятнее глазу, чем переполненными. Днём здесь как будто становилось труднее дышать от запаха поднятой пыли и застарелого пота; ночное безлюдье прибивало весь смрад к земле.
…Мерриль окликнула его на пороге «Висельника».
— Ты не останешься с ними? — удивлённо спросил Хоук. — Изабелла могла бы пустить тебя к себе на ночь, — с улыбкой добавил он. Насколько Хоук мог судить, Варрик тоже был бы не против предоставить Мерриль ночлег, но это, пожалуй, было слишком смелое предположение для стороннего зрителя вроде него.
Мерриль улыбнулась.
— О, я знаю. В смысле, я всё равно не думаю, что это хорошая идея…
— Идти ночью до эльфинажа в одиночку — тоже не самое лучшее решение, — мягко напомнил Хоук. Он не раз отмечал, как Изабелла будто бы преображается, когда обращается к Мерриль, как будто в ней просыпается что-то исконно женское… вроде забытого материнского инстинкта. В каком-то смысле Хоук понимал её чувства: сам он тоже не мог не относиться к Мерриль по-особенному. Может, дело было в том, что она отчасти заменила ему погибшую Бетани. Он привык быть старшим братом и главой семьи. Необходимость быть ответственным за кого-нибудь была вживлена в саму его суть — его так воспитали.
— Давай я тебя провожу, — предложил он.
— Нет-нет, что ты! — тут же воскликнула Мерриль, замахав руками. — Тебе ведь самому потом ещё и возвращаться!.. Спасибо, конечно, я благодарна тебе, но… Не волнуйся, я когда только начинала жить в Нижнем городе, часто терялась, блуждала до полуночи, но ничего не случалось. Так что не переживай, — Мерриль поспешно улыбнулась, но потом сама себя оборвала: — Что-то я… опять заболталась, да? Прости. Я не о том, — она вскинула голову. Её лицо тут же приобрело выражение пронзительной настойчивости. — Знаешь, они ведь не хотели над тобой смеяться, — медленно проговорила она. — То есть, они не со зла, и они правда волнуются за тебя и Фенриса.
Хоук улыбнулся. Когда злобное веселье «Висельника» осталось позади, ночной воздух как будто сдул всю его напускную браваду.
— Я знаю, — сказал он, постаравшись вместить в слова всю искренность, на которую был способен. — Не переживай об этом. Каждому разговору — своё место и время. Это я виноват, что сунулся с личным — в «Висельник», — Хоук усмехнулся.
Мерриль смотрела на него молча, как будто пыталась что-то прочитать по выражению его лица, но тщетно: Хоук знал, что сейчас его лицо не выражало ничего, кроме расслабленной улыбки. Потом Мерриль кивнула, словно бы самой себе.
— Любой подарок — знак внимания — будет приятен сам по себе, — сказала она. — У тебя не бывает такого, что ты смотришь на какую-нибудь вещь — и тебе хочется её кому-нибудь подарить? Ты думаешь: «Вот этому бы он обрадовался!». Или: «Было бы здорово ему это подарить!». Особенно, если ты знаешь, например, что он любит или что ему не нравится. Фенрис вот не выносит рыбу. Так что не дари ему ничего рыбного.
Хоук моргнул, а потом расхохотался.
— Да уж! — всё ещё посмеиваясь, выдавил Хоук. — Он очень… очевиден в выражениях неприязни.
Широкая улыбка не покидала его лица, и Мерриль улыбнулась ему в ответ.
Куда труднее было угадать, что Фенрису нравится.
Хоук задумался. Мерриль была права: у него нередко пробегали такие мысли, когда он видел что-то на прилавках торговых палаток или находил что-нибудь в их путешествиях. Обычно они делили добычу на месте, но иногда Хоук сохранял что-то специально с намерением подарить кому-нибудь…
Мысль — пронзительное туманное воспоминание — вдруг завладела его сознанием, и Хоук замер.
— Спасибо тебе, — повернулся он к Мерриль. — Думаю, я понял, что ты хотела мне сказать.
Мерриль растерялась, но кивнула.
***
Следующим же утром Хоук отправился в Чёрный магазин. Взбудораженное нетерпение никак не могло оставить его в покое. Слова Мерриль звучали в голове, вплетаясь в давние воспоминания, кажется, почти трёхгодичной давности. Через год после прибытия в Киркволл, когда они с Бетани, наконец, получили полноправную свободу от Красных Клинков, Хоук с упоением кинулся в исследование города. Помнится, на радостях он излазил каждый уголок Клоаки и Нижнего города, а потом уже вдвоём с Бетани они гуляли по Верхнему городу…
Однажды — по специальному приглашению — ему довелось побывать в Чёрном магазине, который произвёл на него тогда сильнейшее впечатление. И сейчас Хоук вспомнил о том, чему в своё время не уделил должного внимания. Арлатанские маринованные яблоки, дорогущее угощение, лежащее слишком далеко от нищего беженца из Трущоб, который и так отчаянно пытался наскрести денег на очередное приключение… Теперь, больше трёх лет спустя, обстоятельства изменились, и Хоук запросто мог себе позволить что-нибудь из аристократских капризов. Например, купить непомерно дорогих яблок в подпольном магазинчике, вход в который был только по личным приглашениям от хозяина.
Хоук тяжело вздохнул. Может, Варрик был недалёк от истины, и он действительно немного зациклен.
…Чёрный магазин, как и прежде, вызывал внутренний трепет. Напоминающий свитое под потолком высокой горной пещеры дикими птицами гнездо, он был спрятан от лишних глаз в самом глубоком подземелье под Киркволлом. Неподъёмно тяжелый и ломкий голос Ксенона Антиквара, прикованного к креслу, разлетался эхом, рокотом в каждый уголок магазина. Пахло студёным пещерным воздухом, книжной пылью и старым сладким вином. Галдели птицы в клетках, скрипело дерево, и, казалось, каждый предмет в этом месте был занят извлечением какого-то своего особенного звука.
Хоук стоял, совершенно очарованный. Взгляд его то и дело натыкался на диковинные вещи, сложенные на столе или сваленные на полу, на таинственные сундучки, на покрытые дорогими тканями или неприметными тряпками корзины, на резные статуэтки и драгоценности… Столько всего было в магазине, что становилось трудно прийти в себя, трудно не пожелать ненароком остаться здесь навсегда.
Хоук тряхнул головой с улыбкой и спросил то, что искал.
Тяжёлый ухающий смех Ксенона Антиквара взвился к несущим балкам, обвитым плющом, дребезжанием отозвался от каждой вещи, что только мыслимо было найти в этом магическом тайнике.
— Хороший выбор, — проскрежетал Антиквар, и его слова, неповоротливые и намного более огромные, чем способно было выдержать это странное подземное гнездо, притягивали к себе внимание каждой пылинки. — Достойный долгого ожидания.
Привратник принёс кувшин, закрытый сургучом, и спросил:
— Станете проверять?
В его голосе Хоуку послышался смешок, но он, не удержавшись, кивнул. Привратник осторожно вскрыл печать и чуть отстранился. Хоук замер. В густом медвяном соке в кувшине плавали яблоки. Небольшие, золотистого цвета с настолько прозрачной кожурой, что, казалось, она просвечивает. Они пахли так сладко, как могло пахнуть обещание самого вкусного лакомства в жизни. Запах счастливого детства.
Хоук вспомнил Лотеринг. Молодые яблоньки, что цвели белоснежными сладко пахнущими цветами; потом на них вызревали красные яблоки, сладкие и сочные, и их так обожала Бетани, что они с Карвером постоянно воровали с чужих садов для сестры. И это был, конечно, совсем необязательный, но искренний мальчишеский жест, потому что соседи всё равно приносили матери в подарок целую корзину, и она пекла потрясающие штрудели с корицей, или делала джем. Но любые детские выходки стоили усилий, потому что, когда они возвращались с полными карманами ворованного, когда отдавали яблоки сестре — она так заливисто, счастливо смеялась и даже не думала их отчитывать. Милая, милая Бетани, она так солнечно улыбалась, что даже Карвер, ненавидящий красные яблоки, заворожено наблюдал за ней.
Вспомнилось, как они все втроём бегали за пределы деревни, где выращивали пшеницу, или на луг, где в воздухе стоял упоительно сладкий аромат луговых цветов. И Бетани плела им венки из мелких синих цветков, и её руки после этого остро пахли травяным соком — это было особенно заметно, когда она касалась их лиц… Карвер сердился, конечно, вредничал и отбрыкивался, и Бетани даже иногда обижалась, и Карверу становилось стыдно… И, конечно же, они возвращались домой все совершенно перепачканные, и мама качала головой, потому что зелёные разводы трудно сводились с одежды…
И мёд с молоком. Мама всегда давала им на ночь подогретого молока с мёдом, когда кто-нибудь из них болел. Она присаживалась на краешек кровати и гладила по голове. И иногда даже напевала колыбельные. Они часто засыпали так все строём под её голос, убаюканные, уставшие, на одной кровати, как щенки, старающиеся согреть друг друга. И она, в самом деле, гладила их, как щенят, смеялась ласково, и её теплые руки всегда пахли свежей выпечкой или сладкими специями, а волосы — орхидеями или розами, которые отец всегда успевал набрать для неё, и в доме всегда стояли свежие букеты…
Хоук выдохнул сквозь зубы. От аромата хотелось плакать, и что-то тёплое медленно просыпалось в груди. Он подумал про Мерриль, неловкую, очаровательную Мерриль, совершенно напрочь увлечённую своими долийскими делами. Как же она была права. Он смотрел на простой глиняный кувшин с арлатанскими маринованными яблоками и мечтал, чтобы все его друзья — все эти несносные пройдохи, безбожно сосущие его кровь, — чтобы все они смогли разделить с ним этот восторг. Это непостижимое счастье на грани безбрежного горя.
Хоук с усилием отстранился и выложил привратнику мешочек золотых. Вновь запечатанный и переданный ему в руки кувшин больше не пах так сильно, не пробуждал что-то исконно спящее внутри него, рыдающее навзрыд, но на миг Хоуку показалось, словно бы всё вокруг поменялось. Словно только что ему открылась какая-то древняя истина, за приобщение к которой в иных ситуациях ему полагалось бы отдать полжизни.
Он попытался унять волнение и глубоко вздохнул.
Пахло яблоками.
Название: Зелье
Автор: GRAFENONE
Тема карты и задание: Карта 30 "Парфюмерия"; задание 2, "Флакон с таинственным содержимым "
Персонажи и пэйринги: Морриган, Алистер, м!Амелл
Рейтинг: PG
Жанр: слайс оф лайф, джен и злобная авторская ирония
Размер: драббл, 1126 слов
Предупреждения:
1. Я очень люблю Алистера (это буквально мое кредо), но иногда он бывает очень уж... нервным и подозрительным. Настолько, что — хоть стой, хоть падай.
2. спойлерУ Морриган нет начального навыка Изготовления ядов
Краткое содержание: Алистер исходит паранойей, Морриган игнорирует это, а Дайлен недобро шутит.
читать дальше
«В хоровод вокруг костра.
Хоровод пошёл, пошёл.
Всё, что с вами, — шварк в котёл!
Жаба, в трещине камней
Пухнувшая тридцать дней,
Из отрав и нечистот
Первою в котёл пойдёт».
У. Шекспир, «Макбет», перевод Б. Пастернака
Хоровод пошёл, пошёл.
Всё, что с вами, — шварк в котёл!
Жаба, в трещине камней
Пухнувшая тридцать дней,
Из отрав и нечистот
Первою в котёл пойдёт».
У. Шекспир, «Макбет», перевод Б. Пастернака
На многие мили кругом простирались только Дикие земли Коркари. Где-то позади дымился павший Остагар, но даже его направление было трудно угадать в хитросплетении диких звериных троп, по которым пролегал их путь. Время от времени это… настораживало. Они шли в самые дебри, про которые не помнил уже, может, даже сам Создатель! И вела их в эту пучину ведьма. Об этом страшно было даже задумываться.
Алистер угрюмо покосился на Морриган. Ведьма ни на что не обращала внимания, и по её поведению сложно было сказать, что всего пару дней назад её родная (если верить словам двух болотных ведьм, конечно) мать буквально вытурила её за порог. Это выглядело подозрительно и странно.
Алистер перевёл взгляд на Дайлена. Тот увлечённо записывал что-то в свой журнал. Алистер смог как-то мельком рассмотреть через его плечо, что же их смелый вождь пишет в своей походной книжке. Тот записывал там всё, что видел. Зарисовывал интересные травы или растения, старался определить их свойства, если не знал; получилась у него, кстати, — и рисовать, и определять — очень неплохо. Но Алистера всё равно удивляло вопиющие равнодушие друга к присутствию ведьмы. Может, сказывалась привычка к близости всякого магического, но Морриган ведь не ученица в Круге, а отступница, выращенная отступницей и выросшая в бесплодной, чуждой людям, земле. У Алистера от одного её присутствия холодок по спине пробегал, и понять, как Дайлен может спокойно поворачиваться к ней спиной, он решительно не мог.
…Если говорить откровенно, то, что они устраивали для кратковременного ночного отдыха, с трудом можно было назвать полноценным лагерем — скорее, привалом. Старались особенно не засиживаться, потому что места кругом всё ещё оставались дикими, и подозрительные шорохи не давали расслабиться. Если поблизости случался ручей или речушка почище — набирали воды впрок. Потом спешно устраивали костерок, ужинали. Алистер с Дайленом собирали ветки, слава Создателю, даже в таких топях, где сам воздух казался густым и мокрым, можно было отыскать сухую древесину. Или, во всяком случае, не насквозь прогнившую. Морриган занималась стряпнёй. Именно это обстоятельство казалось Алистеру наиболее сомнительным. Захоти ведьма их отравить — ничто не станет ей преградой. Пусть, с точки зрения истории, два Серых Стража, не имеющих существенного значения, — не большая потеря, но Алистер всё думал, что на их плечах слишком много ответственности. Ведь они могут — могут! — помочь, по крайней мере, остановить Мор. Они должны сделать всё возможное для этого. Жалко будет, если их, вот так, однажды вечером после очередного тяжелого дня, с дорогой душой сгубит ведьма-отступница.
И ведь опасения не были беспочвенными.
Душный, тяжёлый воздух, стелился по земле. Отогретый у костра, к земле он припадал уже холодным туманом. Казалось, что они только дальше и глубже уходят в топи, но Морриган говорила, что осталось недолго до того момента, как они выйдут на Северный тракт.
Алистер сонно отмахнулся от надоедливой мошкары; насекомые не давали покоя, лезли в глаза и нос, не давая окончательно уснуть. Алистер покосился в сторону. Дайлен устроился на плаще, подложив под голову рюкзак. Он лежал очень близко к огню, но выражение его лица было очень… мирным. Никакие раздражители его, очевидно, не беспокоили.
Алистер кинул взгляд из-под ресниц на Морриган. Ведьма занималась с котелком, и её, казалось, тоже ничего не тревожило.
«Маги», — мысленно вздохнул он. А затем пригляделся. То, что делала ведьма, с трудом походило на предполагаемый завтрак или даже его заготовки. В котёл она ссыпала какие-то высушенные травы из мешочков, медленно перемешивала. Пламя кидало зловещие рыжие блики на её хищное лицо, оживляя в памяти все старые сказки про ведьм, пожирающих людей и сбивающих с пути простых путников забавы ради; Алистеру казалось, что он мог увидеть сытую по-звериному опасную улыбку на огненно-красных губах демонова отродья…
Утро принесло ещё больше беспокойства. Алистер едва заснул накануне, потому просыпался с трудом, и заслужил тревожный взгляд Дайлена («Ты хорошо себя чувствуешь?») и злобную ухмылку ведьмы («Неужели снилось что-то настолько приятное?»). Но даже смущение не могло отвлечь его от насущных мыслей. Алистер думал, куда ведьма могла деть сваренное ночью зелье, если, конечно, уже не влила его в их утреннюю похлёбку, и они не издохнут к полудню.
Флаконы обнаружились, когда все трое уже привычно и споро убирали следы своего пребывания. Алистер нашёл их, когда засыпал горячие угли землёй. Несколько склянок, обернутых кожаными тряпками, аккуратно, одна к одной, лежали в небольшом углублении рядом с кострищем, и до сих пор хранили тепло. Алистер только потянулся к ним, чтобы поближе рассмотреть, чтобы увидеть хотя бы цвет этой отравы — так, с милостью Создателя, он узнал бы яд, сумел бы обеспечить скорое противоядие…
Ведьма появилась, словно из ниоткуда, налетела, как разгневанная фурия!.. Конечно же, не позволила и прикоснуться к флаконам. Одарила уничижительным взглядом своих птичьих глаз и даже словом не удостоила. Всё её лицо выражало крайнюю степень отвращения пополам с жгучей яростью, настолько, что скулы покраснели от злости.
Алистер обмер. Злой умысел их вероломной спутницы был налицо. Впрочем, рассудил Алистер, не стоило ожидать чего-то другого, когда они пригрели на груди змею. Но ведь нужно было что-то делать!..
Маленькие стеклянные бутыльки, накрепко закрытые пробками, тщательно завернутые в ткань и перевязанные шнурками, не давали ему покоя.
Почему он не озаботился этим раньше, думал Алистер, ведь ведьме хватило наглости ещё в самом начале их странствия почти открыто пригрозить им. Дайлен, наивное дитя Круга Магов, не видевший ничего за пределами каленхадской Башни, разумеется, и заподозрить ничего не мог. Но он-то, Алистер, не вчера вышел в большой мир!
Он так бы и изводил себя сомнениями, опасениями и сожалением, если бы Дайлен сам, в ультимативной форме, не предложил ему выложить всё как на духу.
— …Она точно что-то замышляет, — мрачно сказал он в конце отповеди, угрюмо глядя другу в глаза. Тот молчал. Потом закрыл глаза, медленно вздохнул, бесспорно, пытаясь успокоиться… но всё-таки рассмеялся. Сдавленно закашлялся, чуть сгибаясь и закрывая рот ладонью.
— Создатель! Алистер, какие мысли приходят тебе в голову! — сквозь глухой смех воскликнул он, и это, конечно же, было обидно; Алистер нахмурился пуще прежнего.
— Они обоснованы, — ответил он.
— Ладно-ладно, — пошёл на попятную Дайлен, улыбаясь. — Видишь ли, — начал он, пытаясь выровнять дыхание, — у нас набралось изрядное количество эльфийского корня, и мы с Морриган решили, что было бы неплохо сделать немного целебных припарок. Я уверен, ты бы узнал их, если бы смог рассмотреть поближе, — Дайлен развёл руками. — Думаю, ей просто не нравится, когда кто-то вмешивается в её дела. Припаркам нужно настояться какое-то время. Прости, что не предупредили тебя…
С каждым его словом, ситуация прояснялась, но не становилась от этого менее смущающей или неловкой.
— На этот раз — ладно, — наконец, сказал Алистер с подозрением. — Но я уверен, она что-то замышляет. Я… не могу ей доверять. Если на то пошло, то я бы предпочёл, чтобы мы с тобой по очереди готовили обед! Тогда я точно смогу быть уверен в нашей сохранности, — горячо заявил он, упрямо глядя на друга.
Тот, посмеиваясь, хлопнул Алистера по плечу:
— Я открою тебе тайну, — сказал он с успокаивающей улыбкой и заговорческим взглядом, — она не умеет готовить яды.
Алистер недоверчиво хмыкнул, но внутреннее напряжение, казалось, чуть отпустило его. Дайлен смотрел на него несколько мгновением с благодушным выражением, а потом многозначительно прибавил:
— В отличие от меня.