meow!
Название: Могильник
Автор:ни разу не спалившийся Ernst Wolff
Размер: 8.800 слов
Пейринги и персонажи: Дориан, Адаар
Категория: слэш
Жанр: AU
Рейтинг: NC-17
Описание: В мире давно уже нет магии, и Дориан в качестве исследователя отправляется на остров диких косситов - у них, говорят, волшебство сохранилось.
Предупреждения: нет
Ограничения: нет
читатьЖара стояла такая, что сложно было дышать, на груди будто сидел кто-то увесистый и обжигающий. Дориан через каждые пять шагов останавливался, чтобы судорожно втянуть воздух и стереть пот со лба. В глазах то и дело темнело, и ему казалось, что на следующей остановке он точно потеряет сознание. Его проводник не высказывал ни малейшего дискомфорта, хотя нес нелегкую поклажу Дориана. Впрочем… они же привычные. У них организм заточен под невыносимую духоту. Дориан посмотрел на широкую мускулистую спину перед собой и зафиксировал взгляд между лопаток. На сероватую кожу коссита был нанесен ритуальный рисунок алой краской, и ровно между лопаток стояла точка. Дориан глядел на нее, как на мишень. Если терять сознание — то падать головой в эту точку, в эту точку, в эту точку…
Видимо, он все же не выдержал напора местного климата. В голове все смешалось, перед глазами заскакала точка, потом она раздвоилась, а потом и вовсе превратилась в тысячу красных мушек. Последней мыслью пронеслось сожаление, что миссия зашла так далеко, лучше бы и дальше сидели у самого берега, где дороги проторены, а тут… Додумать он не успел: сорвался в черный колодец.
Придя в себя, Дориан сразу же понял, где находится. Могильник, поселение косситов, совсем не изученное, дикое. Могильщики проводят ритуалы, которые, как поговаривают, призывают магию. Профессора высказывали предположение, что у могильщиков можно выведать секреты и вернуть магию в мир. Дориан в этом сомневался. Но ритуалы всегда были его страстью. Никто, кроме него, не вызвался жить среди косситов и устанавливать с ними контакт. С ними познакомились, их язык изучили, втолковали, что от них требуется… и все. Иди, Дориан, в неизвестность. Умирай, Дориан, от жары. Нам тебя ничуть не жалко, Дориан.
Вероятно, эти косситы не такие уж и дикие. Дикари бросили бы бездыханное тело путника там, где он упал. Дориан же лежал в тени, головой на коленях своего проводника. Тот, склонив рогатую голову, пристально смотрел в лицо Дориану.
— Привет, — сказал Дориан. Голос не слушался. Приветствие вышло слабым, едва слышным. Тем более что коссит вряд ли разумеет язык.
— Такода? — коссит свел брови в недоумении.
— Привет, я жив, я это имел в виду. Проснулся. Все еще хочу вас, аборигенов, изучать. Долго нам осталось идти?
Коссит смотрел на него с растерянным видом. Дориан, хмыкнув, замолк. А чего он, собственно, ожидал? Разумеется, ему придется учить их говор, а не наоборот. Коссит неожиданно сказал:
— Привет, — и поднял раскрытую ладонь.
Дориан изумился. Дурнота даже отступила.
— Так может, ты способен к обучению? — поинтересовался Дориан и, перейдя на говор могильщиков, спросил: — Долго еще?
Говор давался ему с трудом. Было в нем что-то неповоротливое, словно камни жевал. Аж зубы скрипели.
Коссит улыбнулся. Улыбка на грубом лице выглядела оскалом.
— Скоро, — сказал он на языке, вновь удивляя Дориана.
Оказалось, что коссит донес его почти до лагеря на руках.
Так началось его знакомство с Адааром — его проводником, охранником, партнером и отчасти учителем; так началось знакомство с младшим жрецом, занимавшим едва ли не самое низшее место в иерархии могильщиков.
*
Прошла всего неделя с его прибытия в Могильник; Дориану она показалась вечностью. Ранним утром он спускался по узкой и крутой тропе к реке, чтобы смыть с себя ночной пот. Возвращение наверх, к дому, давалось с большим трудом. Солнце начинало печь, воздух становился раскаленным, и Дориан больше полз, чем шел. После такой прогулки, занимавшей всего-то полчаса, он еще час лежал на коврике и смотрел в потолок, пытаясь прийти в себя.
Дом был чем-то средним между хижиной и бунгало. Стены были сложены из бревен, а роль крыши исполняли исполинские листья. Солнца они не пропускали и каким-то образом сохраняли в доме приятную прохладу. Дориан так и не понял, что это за чудо архитектуры, а Адаар только разводил руками и говорил: магия. Скорее всего, он просто пока не мог сообразить, что имеет в виду Дориан. Хотя язык Адаар учил быстро. Дориан пытался освоить говор, но махнул на это рукой. Адаар схватывал все на лету, пробовал читать книги Дориана, запоминал по тысяче новых слов в день… Дориан только диву давался. Что ж, они с профессорами предполагали, что могильщики — особенное поселение, уединенное, даже, скорее, изолированное; здесь есть тайные знания. Почему же он должен удивляться поразительной способности к обучению у Адаара?
С другими косситами Дориану было пока запрещено общаться. Он лишь изредка видел их женщин, высоких, с перевязанными крест-накрест грудями. Они, в свою очередь, замечали Дориана и начинали между собой шептаться, с интересом на него поглядывая. Каждый раз ему казалось, что женщины подойдут познакомиться, но они, кинув на него последний взгляд, уходили вглубь Могильника. Сам Дориан не рисковал к ним приближаться. За нарушение традиций и убить могут. Тем более что их самоназвание о чем-то, да говорило, хотя ему и пытались втолковать, что через могилу приходит нечто вечное; позже он понял, что синоним Могильника — Тень.
Этим утром Дориан поднялся даже до восхода солнца. Он надеялся хоть раз добраться до реки и обратно в нормальную погоду, а не изматывающую жару. Взяв полотенце и чистую одежду, он пошел к тропе, придерживая разлапистые ветви кустов, норовящих ударить его по лицу. Тропа петляла, как запутавшаяся нитка. Даже зная, что могильщики крайне редко использовали этот спуск, Дориан все равно удивлялся: ему, человеку, сложно идти по ней, а каково громадным косситам? У них одна нога шириной с эту тропку… В первый раз Дориан едва не полетел с нее головой вниз. Теперь он уже понял, что в некоторых местах можно было поскользнуться, как на льду, и был крайне аккуратен в движениях.
Спустившись, он быстро разделся, сложил одежду на траве и зашел в воду. Солнце начинало подниматься, но еще не успело разогреть воздух. Ледяная вода впивалась иголками. Выдохнув, Дориан зашел по пояс и поплыл, пытаясь согреться. Его выводила из себя местная погода. Сейчас вода чересчур холодная, как горный родник, а днем, когда солнце жарит не на шутку, река тут же становится будто парное молоко. Здесь невозможно, решительно невозможно жить. Он никогда не привыкнет.
Вернувшись к берегу, он взял флакон с жидким мылом и судорожными движениями принялся за водные процедуры. Назвать их банными язык не поворачивался. Слишком холодно.
Уже смывая с волос пену, он краем глаза заметил шевеление в кустах. Виду он не подал. Будь здесь дикие животные, Адаар бы предупредил его… ведь правда, он бы сказал об этом? Дориан медленно нагнулся словно бы для того, чтобы зачерпнуть воду в ладони, и украдкой посмотрел в сторону кустов. Мелькнула знакомая серая кожа и алые узоры… или показалось? Нет, не показалось… Дориан, никак не продемонстрировав, что все заметил, продолжил мыться.
Выходит, Адаар приглядывал за ним. Или подглядывал? Раньше Дориан его не видел. А может, просто не обращал внимания. Значит, пока он стоит здесь, голый, по бедра в воде, его созерцают. С какой целью? Сердце забилось чаще. То ли от страха, то ли… Однако в этом есть смысл. Человек для коссита — такая же диковинка, как и коссит для человека. Дориан на его месте тоже воспользовался бы любым шансом, чтобы детальнее изучить пришельца будто из другого мира. В конце концов, Дориан тоже не отказался бы посмотреть и сравнить, насколько они будут разными без штанов.
Но все эти размышления и оправдания не отменяли того, что слежка его несколько смущала. Дориан ополоснул лицо, на мгновение потеряв кусты из вида, а когда вновь посмотрел, между ветвей больше никого не было. Хорошо… он пошел к берегу. Ладно. Его рассмотрели со всех сторон. У него такой возможности не было. Обидно.
Спустя пару часов, когда Дориан, уже просмотревший и исправивший свои вчерашние записи и рисунки, хотел совершить еще один поход к ритуальному столбу, Адаар принес ему завтрак. Вернее, Дориан полагал, что Адаар пришел именно по этой причине… но руки Адаара были пусты.
— С первым солнцем, — поприветствовал Адаар.
— Привет, — кивнул Дориан.
Он, не удержавшись, скользнул изучающим взглядом по Адаару, но тут же повернулся обратно, сев за столом прямо.
— Как работа? — спросил Адаар, приближаясь к нему. Он остановился за спиной Дориана, с интересом разглядывая листы акварельной бумаги, на которые Дориан скрупулезно наносил все найденные символы, столбы, новые виды растений…
— Продвигается, — ответил Дориан. — Ты отведешь меня сегодня к храму?
Положив локоть на стол, он сел вполоборота и поднял голову. Адаар смотрел не на него, а на рисунки. Они его интересовали больше всего в вещах Дориана.
— Нет, — сказал Адаар. У него были удивительно длинные и густые для мужчины ресницы. По крайней мере, для мужчины человеческой расы…
Дориан расположился удобнее, будто ненароком задевая босую ногу Адаара своей. Адаар наконец вздрогнул и оторвал взгляд от рисунков. Обычно Дориан постоянно носил рубашку и легкие шорты до колен. Сегодня он успел вернуться в дом до удушающей жары, и нужды промокать кожу хлопком не было; он остался в одних только шортах. Было прохладно, и соски превратились в две твердые горошины, но лучше так, чем постоянный зной. Даже ему, теплолюбивому человеку, было приятно посидеть в освежающем холоде.
— Ты не одет.
— Как и ты, — улыбнулся Дориан.
— Это другое, — возразил Адаар. — Все мы не одеты. Женщины одеты. Ты одет.
— Я что, женщина, по-твоему? — фыркнул Дориан, а в голове у него пронеслось: ты сегодня, дорогой, прекрасно убедился, что я мужчина.
Адаар с укором посмотрел на него. Он несколько секунд собирался с мыслями, как и всегда перед длинным предложением на языке, и сказал:
— Косситы не вызывают друг у друга желания и жажды обладать. Можно не одеваться. Все остальные должны носить одежду.
— Но раньше остальными были только женщины, — догадался Дориан. — Для пришлых правил не предусмотрено, даже для мужчин.
— Да, — сказал Адаар. — Можно не рубашку. Можно… вот так, — он положил ладони на грудь Дориану, располагая их основаниями у солнечного сплетения, а пальцами — в стороны. Будто птица распласталась крыльями. Огромные руки Адаара были прохладными. Дориан сглотнул.
— Что же, не одетым я вызываю у тебя жажду обладать? — хмыкнул он. Сердце застучало быстрее. Это прикосновение… нет, конечно же, он думал о таком. Сначала чисто с теоретической точки зрения. Потом заиграл практический интерес. Но чтобы всерьез… Дыхание захватывает.
Адаар убрал руки.
— Завтрак в кругу младших, — сухо сказал он. — Если одобрят, то завтра в храм у окраин.
— Наконец-то! — обрадовался Дориан. — Ради такого я даже оденусь…
На завтраке присутствовали три женщины. Они сидели напротив Дориана и молча его разглядывали. Он вежливо улыбался. Потом подошли четыре коссита. Они не ели, только прихлебывали травяной отвар из высоких деревянных стаканов с резными узорами. Адаар на говоре объявил, что чужак может быть допущен к храму на окраине, и спросил согласия. Эти семеро могильщиков были смотрителями окраинного храма, как понял Дориан. Его никто не посещал даже. Самое главное святилище располагалось в сердце поселения, но к нему Дориана подпустят в лучшем случае спустя полгода, с тоской подумал он.
…Косситы все-таки решили, что он заслуживает доверия. К храму его обещался провести Адаар завтра днем. На обратном пути к дому Дориан вздохнул:
— По самой жаре. Это невыносимо, Адаар. У меня не шкура, а кожа. Она нежная и тонкая, и кости через нее прожариваются. Ты знал об этом?
— Нежная? — уточнил Адаар.
— Да, это… — Дориан смешался, ища подходящее определение. — Это… вот так, — и он провел кончиками пальцев по плечу Адаара. — Это нежно. Ласково, осторожно.
Адаар остановился. Деревья бросали на них тень. Дориан поднял голову, глядя на Адаара; тот указательным пальцем коснулся гладко выбритой щеки Дориана.
— Нежно?
— Именно так.
Адаар улыбнулся и пошел дальше. А он хорошо схватывает, в который раз подумал Дориан. Не только слова, но и все остальное…
*
Следующим днем Адаар вел его через душные, влажные заросли и говорил:
— Жара кончится. Скоро. Время года — Кода. После станет не так жарко. Тебе будет хорошо.
— Надеюсь, — заплетающимся от жажды языком ответил Дориан. — Подожди…
Он остановился, чтобы глотнуть воды. Немного выпил и плеснул себе на лицо. На мгновение стало легче дышать, но потом опять в горло посыпался сухой песок вместо воздуха. Адаар с сочувствием смотрел на него.
— Почти пришли.
Идти и вправду осталось недолго. Минут через десять между деревьями и лианами показался серый камень. Храм был небольшим по сравнению с церквями, виденными Дорианом в цивилизованном мире, но от него, в отличие от прочих религиозных сооружений, веяло мощью. Дориан остановился, в шоке разглядывая храм. Да, от него шла сила — прохлада тянулась, будто легкий ветерок… Поразительно. Статуи высотой в три человеческих роста были вырублены грубо, будто взмахами огромного топора, но именно поэтому в них и присутствовала ярость… нет, не ярость. Страсть. Дориан заворожено смотрел на коссита и косситку. Коситка, вцепившись ладонями в голые груди, изгибалась в экстазе. Коссит просто стоял, расправив плечи. Член у него тоже стоял. Огромный каменный член, выполненный явно с большой любовью и с крайней детализацией. Дориан обалдело посмотрел на Адаара.
— Храм, говоришь?..
Адаар кивнул.
— Ты знаешь… у нас есть церкви, и там запрещено даже думать о плотском, не то что изображать это.
— Почему? — удивился Адаар. — Страсть — великая сила. Толчок. Жизнь.
— Да, но… нет, — передумал Дориан. — Ты прав. Это толчок. Но есть еще и любовь. Любовь — это уже результат толчка.
Адаар обдумал его слова и кивнул.
— Искра, страсть, любовь. Союз. Цель всего — союз духа. Он достигает через союз тел.
— Достигается, — поправил Дориан. — Достигается через союз тел.
— Да.
Они вошли внутрь. На стенах были высечены и покрыты почти выцветшей красной и черной краской картины голых косситов. Странно, но порнографией это не выглядело; возможно, потому что фигуры не совокуплялись, все стояли поодаль друг от друга. И позы не выглядели соблазнительными или развратными. Косситы были объяты страстью, в этом сомнения не возникало, но не похотью. Дориан не понимал, как такое возможно… но это было именно так. Адаар стоял за его плечом и ровно, глубоко дышал. Дориан сел на пол, жестом попросил свои вещи, и Адаар протянул ему рюкзак. Дориан начал зарисовывать общее строение храма — простое, даже элементарное. Он уже знал, что не будет перерисовывать картины. Просто не сможет передать их чистое экстатическое состояние.
Адаар ему не мешал. Он, немного понаблюдав за тем, как Дориан рисует, стал обходить храм по кругу. Он остановился у алтаря. Закончив схему, Дориан подхватил карандаш с альбомом и тоже направился к алтарю.
Признаться, таких алтарей он еще не видел. Дориан попросту не понял его назначения.
— Сюда ставят свечи? — предположил он, указывая на небольшой постамент с двумя ложбинками-выемками. За ним стоял постамент повыше и с ложбинками более узкими.
Адаар посмотрел на него, приподняв уголки губ не то в улыбке, не то в усмешке. Он посмотрел на алтарь.
— Сюда ставят колени. А сюда локти. А здесь стоит коссит.
Дориан вскинул брови. Да, так гораздо яснее… Теперь он прекрасно понимал, что нижний и верхний постамент должны прекрасно поддерживать тело косситок, чтобы их было удобнее брать.
— Что это за ритуалы?
— Союз. Знакомство. Скрепление. Все, что предшествует следующему этапу. Внетелесному.
— А можно я попробую сюда встать? Или это богохульство? — выпалил Дориан быстрее, чем успел подумать.
Должно быть, так действуют картины. Должно быть, это сама сила храма. Щекочет, возбуждает… Магия! Это магия, неожиданно понял Дориан. Их, древняя… всеми забытая. Здесь прошло столько ритуалов, здесь столько раз совокуплялись на глазах других, что стены впитали сам дух секса.
— Это… это можно, — ответил Адаар после небольшой паузы. Голос его звучал чуть глуше обычного.
Дориан положил карандаш с альбомом на край верхнего постамента и встал коленями на нижний. Широковато. Он редко раздвигает колени на такую ширину… но все равно, как ни странно, удобно. Скорее всего, на второй постамент косситки могли лечь грудью. Дориан же, уложив локти на положенное место, повис в воздухе, прогнувшись в пояснице. У него перехватило дыхание, совсем как там, на реке, когда его разглядывал Адаар, и совсем как в первый день здесь перед тем, как упасть в обморок от жары… У него запылали щеки. Он поднял взгляд. Перед ним был барельеф, почти повторяющий статую у входа. Да, почти копия, только этот коссит с огромным членом был наполовину закован в стену.
Что ж… он изучил храм со всех сторон, он сможет нарисовать даже то, как проходит ритуал… нет, он должен был забраться на эти постаменты, чтобы понять, его цель — исключительно научная… он застыл здесь, выставив задницу, ради познания, а вовсе не потому, что его это возбуждает… магия, точно магия…
Адаар шумно выдохнул. Дориан повернул голову. Адаар стоял ровно за ним, там, где положено стоять косситу во время ритуала. Губы его были приоткрыты, грудь вздымалась. Похоже, это чувство, этот огонь захлестнул и его. Дориан прижался лбом к камню и лишь тогда понял, что холод, царивший в храме, пропал. Было невыносимо жарко. Пот тек ручьями. Дориан дотянулся до альбома, схватил карандаш и стал не глядя рисовать фигуру коссита, заточенного в камень. Время шло, все тело горело так, словно он был в печи, но Дориан рисовал. Так, как это должно быть. Именно так видят коссита во время ритуала. Из такого положения. С потом, заливающим глаза. Это ведь что-то значит… это должно быть важно…
Когда Дориан закончил, Адаара уже не было: он вышел на улицу. После раскаленного храма, даже камни стали горячими, духота едва щекотала лицо.
— Пошли, — пересохшими губами сказал Дориан.
Адаар молча двинулся вперед, прорубая своим телом дорогу среди ветвей и лиан. Отдышавшись, Дориан спросил:
— Что это было? Отпечаток магии?
— Нет. Это и была магия. Она не должна… жечь, — подобрал он слово. — Но слишком давно никто не приходил в храм. Она разбушевалась.
— Значит, союзы вы больше не скрепляете сексом.
— Скрепляем, — возразил Адаар. Он остановился и повернулся к Дориану: так ему было проще контролировать язык, слова сами приходили ему на ум, как он выражался. — Но мы давно преодолели… перешли?
— Прошли.
— Прошли этот этап. Раньше, во времена моих прадедов, ты искал союзника и находил не сразу, и необходимо было пройти огонь и воду, понять, что вы подходите друг другу. И тогда вы скрепляли сердца. Теперь все находят союзника рано. В детстве. Отрочестве. Храм на окраине стал не нужен. Мы выросли, Дориан.
Кажется, он впервые обратился по имени… Красиво, понял Дориан. То, как Адаар произносит его имя, — красиво и даже интимно.
— Значит, ты тоже уже нашел союзника? — усмехнулся Дориан.
Ему ведь казалось, что между ними что-то вспыхнуло. Особенно там, в храме. Казалось, еще немного — и они союз этот скрепят, хватило бы одного прикосновения, чтобы одежда сгорела и ссыпалась пеплом, и два обнаженных тела слились воедино, склеились.
— Я не нашел. У меня нет союза.
Адаар развернулся и пошел дальше.
— Я не хотел тебя огорчить, — расстроился Дориан. Даже плечи Адаара, кажется, немного опустились. — Там, в храме… все горело.
— Да. Горело.
*
Рисунок вышел достойным, даже более, чем достойным. Учителя говорили, что художником Дориану не стать, полета фантазии не хватает, жизни в его картинах нет, да он и не стремился к живописи, она нужна ему была лишь как путешественнику и первооткрывателю; правда, единственным его открытием пока что являлся Могильник. Но этот рисунок, этот раскаленный, величественный коссит, — он точно был шедевром. Дориан это знал. Он сидел за столом и разглядывал в дрожащем свете лампы изображение. Перспектива чудовищно искажена, но на бумаге словно остался след магии храма, от изображения шли удушающие волны.
Огонь в лампе догорал. Дориан убрал альбом, заточил карандаши и потушил лампу. На улице тьма была синей. Звезды сияли до безумия ярко. Куда ярче, чем в городах. Словно и они горели…
Расстелив на полу ковер — толстый и мягкий, Дориан назвал бы его матрасом, но Адаар упорно звал его ковром, — он лег. Его все посещали видения сегодняшнего дня… эта поза, в которую он добровольно встал. Сейчас, вне храма, это было дико. Варварски.
Но у варваров осталась магия, а у них, цивилизованных людей, — нет. Она уходила постепенно, утекала, заклинания становились слабее… так говорили. Дориан магию уже не застал. Понял лишь, что чем больше машин и механизмов они строили, тем меньше оставалось волшебства. А добил ее, кажется, паровоз. А может, электричество. Они пошли по пути технического прогресса. Это правильно. Это логично. А косситы стали совершенствовать дух. Сначала плоть, а затем дух, и теперь им не надо проходить телесные испытания и удовольствия, чтобы владеть волей достаточной для того, чтобы менять под себя вселенную. Адаар, наверно, тоже немного маг. Его способность учить язык поразительна. Он говорит гораздо лучше, когда смотрит на Дориана, словно черпает знания прямо из его головы. Скорее всего, так оно и есть. Лексикон у него совсем как у Дориана. Некоторые слова звучат вычурно. Очевидно, и у самого Дориана они такие же… вычурные…
Он облизал губы. Как ни нагружай мозг размышлениями, тело все равно просит своего. Там, в храме, член стоял, но вся энергия ушла на рисунок. А потом жар стал таким сильным, что было не до секса. Но сейчас оно возвращается, это нереализованное желание. Дориан думал, что он уже ничего не захочет — после месяца путешествия на корабле и качки, от которой ему было плохо с утра до вечера, после утомительной дороги до ближайшей стоянки миссии… а здесь он закрутился, столько новых впечатлений получал днем, что к ночи отрубался без сновидений.
Сегодня в нем бушевал огонь храма на окраине. Сегодня не заснуть.
Дориан скользнул ладонью от груди к животу, с удовольствием провел по прессу вниз, по дорожке волос… член, и так уже напряженный, отреагировал мгновенно. Прикрыв глаза, Дориан обхватил ствол, неторопливо провел вверх-вниз… а может, Адаар так же касался себя, когда подглядывал?.. Или выбежал из храма, чтобы срочно подрочить. Задница Дориана смотрелась великолепно, он в этом уверен. За своим шумным дыханием Дориан не заметил, как в дом кто-то проник, и понял, что он не один, лишь когда над ним нависло огромное жаркое тело. Дориан распахнул глаза. Рот ему сразу же заткнула грубая ладонь. А на член опустилась другая ладонь, такая же упоительно грубая, большая, и одновременно — нежная…
Дориан выгнулся, подаваясь бедрами вверх. Адаар так и закрывал ему рот. Дориан скользнул языком между губ, лизнул пальцы Адаара. Он мог бы дать их в рот, дать облизать… нет, так и держит, словно боится, что Дориан закричит… или застонет. Адаар ласкал его волшебно — как никто другой из мужчин. Ни у кого больше не было таких рук. Дориан жадно провел по спине Адаара — мускулистая, какая крепкая! Хотел ответить ему на ласку, но не смог. Его пожирала эта страсть, нужно было отдаться ей полностью, иначе погибнешь. Он схватил Адаара за рога, потянул к себе ближе, и Адаар, должно быть, уперся губами в свою же ладонь. Дориан успел мельком подумать, что стоит Адаару перестать затыкать ему рот, и они поцелуются, Дориан вылижет его рот изнутри, или отдастся напору… Он растворился в движениях грубой руки, уверенно обхватывающей член. Было до боли хорошо, и Адаар отдалил для него оргазм, сжав член… Дориан растекся по ковру в неге. Руки исчезли. Исчез и Адаар. Слишком быстро, будто испарился. А был ли он?..
Дориан провел языком по губам. Был, конечно, был. Сбежал. Дориан перекатился на живот. Его клонило в сон. Теперь жажда утолена, теперь можно спать…
*
Утром Адаар, как ни в чем не бывало, пришел за ним и позвал на завтрак. Дориан коснулся его ладони, удерживая в доме. Адаар застыл, как каменный.
— Вчера ночью ты ушел, — сказал Дориан. — Почему?
Адаар отвел взгляд. Дориан настойчиво сжал его руку.
— Я не скоро отсюда уеду, — строго сказал он. — Нам нужно прояснить отношения, чтобы не было неловкости. Ты понимаешь? — на всякий случай уточнил он.
— Да, — нехотя ответил Адаар.
— Мне было хорошо. Я бы сделал так, чтобы тебе тоже понравилось.
Дориан подступил к нему чуть ближе и провел кончиками пальцев по обнаженной груди. Следов от краски не было ни на самом Дориане, ни на ковре. Значит, вчера Адаар пришел уже без ритуального раскраса.
— Я скрепил союз, — едва слышно сказал Адаар. — Потому что в храме было… потому что.
— Разве я против? — усмехнулся Дориан. Ему пришлось встать на цыпочки, чтобы заглянуть Адаару в глаза. — Давай продолжим укреплять союз.
Адаар отстранил его.
— Ты чужой. В одежде, но…
— Потому что я мужчина? — догадался Дориан. — Мы с этим что-нибудь придумаем, я тебя уверяю. У меня есть некоторый опыт.
— А у меня нет, — отрубил Адаар, и прозвучало это так, словно язык был для него родным.
Он вышел из дома. Дориан последовал за ним. Он догнал Адаара и схватил за плечо. Проще было бы остановить паровоз, чем эту громаду.
— Ты девственник? — спросил Дориан в спину, так и не сумев заставить Адаара притормозить.
Ответа не последовало. За завтраком все молчали. Дориан лишь надеялся, что никто не заподозрит Адаара в прелюбодействе. Нужно сначала выяснить, какие у них традиции… вдруг сразу на кол сажают.
От этой мысли Дориану стало не по себе. Он может в любой момент сбежать, вернуться и сказать профессорам, что миссия провалилась, его хотели вульгарно сожрать, облизывались на его сладкое и сочное мясо… Адаар же вряд ли сбежит вместе с ним.
Днем, исследуя храм, Дориан повторял себе, что не соблазнял Адаара. Тот пришел первым. Значит, знал, на что идет. Взял ответственность. На этот раз Дориан был в храме один. Его проводила косситка и оставила, пообещав вернуться. По крайней мере, Дориан так понял. Не исключено, что она сказала, что он умрет в каменной могиле.
Жара больше не было. Храм был ледяным. Обычным. Дориан измерил его, уточнил схему, нашел два небольших помещения неясного назначения… магия не возвращалась.
Зато к вечеру вернулся Адаар. Он проскользнул в дом под покровом ночи, когда Дориан, сидя за столом, уже в одной ночной сорочке, которую, впрочем, снимал, прежде чем лечь спать, и читал. На этот раз он уловил шорох и вовремя обернулся. Адаар вошел, затворил дверь и недовольно поморщился — видимо, рассчитывал на внезапность, как и прошлый раз.
Дориан потушил лампу. Он хотел заговорить… не успел. Адаар вихрем пронесся к нему, развернул вместе со стулом, обрушился на колени и взял член в рот так быстро и глубоко, словно проглотить хотел.
— С… стой, — выдохнул Дориан. Адаар стиснул его бедра, заработал языком, и член налился тяжестью у него во рту.
Ладони Дориана уже привычно легли на рога. Неистовое желание захватило его и без магии храма. Он прикусил губу, чтобы не издать ни стона, хотя хотелось кричать, вбиваясь в эту глотку, в этот горячий рот, кричать и извиваться. Дориан кончил спустя минуты три, ему показалось, что в одно мгновение — его захлестнула волна наслаждения, и он погрузился в нее с головой. Адаар проглотил все и стал отстраняться. Дориан крепче сжал его рога и зашептал:
— Нет… нет, ты останешься… Адаар, стой…
Тот попытался отцепить от себя руки Дориана. Не удалось. Дориан сполз со стула, не позволяя Адаару подняться с коленей, прижался к нему грудью и как-то легко, незаметно повалил его на спину. Потом только сообразил, что это Адаар поддался. Иначе бы не вышло его и с места сдвинуть. Но сейчас Дориан об этом не думал. Он уложил Адаара на спину, держа его за рога, и обхватил бедрами бока. Почувствовал, как в него утыкается большой крепкий член. Дориан потерся о него, и Адаар шумно втянул в себя воздух.
— Хорошо, — прошептал Дориан. — Хорошо, да? Не уходи, не вздумай… ты останешься, никто не узнает…
Продолжая бессвязно шептать, он сделал так, как Адаар прошлой ночью: положил одну ладонь ему на губы, а второй скользнул между ног. Нижнего белья косситы не носили. Член Адаара впечатлял. На статуях храма все-таки не приукрашали размеры, даже, пожалуй, немного приуменьшили… Дориан погрузил пальцы Адаару в рот, позволяя покусывать их, приник губами к его плечу и ласкал его неторопливо. Изучал. Было на удивление спокойно, бешеная, ненормальная страсть схлынула, и спешка была больше не нужна.
Острая кромка зубов Адаара то и дело смыкалась на пальцах Дориана. А когда сосал, то и случайно ни разу не задел… Пальцы он облизывал и прикусывал явно с огромным удовольствием.
— Хорошо, — вновь зашептал Дориан и ускорил движения ладони на члене Адаара. А как он кончит? Так же, как и человек?.. Член в руке стал каменным, кажется, даже стал еще больше, того гляди, лопнет… И огромный, не обхватишь…
Дориан резко выпрямился, вытаскивая пальцы изо рта Адаара, и обхватил его член обоими ладонями. Было темно, так темно, что не разглядишь и блеска глаз, только и было слышно дыхание и влажные звуки. Адаар, кажется, ударил кулаком по полу, и член его выстрелил спермой. Дориан закрыл глаза, весь отдавшись ощущениям. Ствол в его руках терял невыносимую упругость, в еще несколько толчков вышла сперма. Дориан повалился на Адаара и потянулся к его губам. Тот недоуменно попытался отдернуться.
— Стой. Подожди. Ты знаешь, как целоваться?
— Как — что? — хрипло спросил Адаар.
— Ты не знаешь, что такое поцелуй? Я тебе покажу…
Понятие нежности Адаар ведь хорошо усвоил… Дориан мягко прихватил его нижнюю губу, лизнул… Да, Адаар учился быстро. Он все прекрасно понимал. Член его еще долго оставался твердым, словно не бывал в расслабленном состоянии.
Этой ночью Дориан удержал его на несколько часов. Целовался. Скользил членом по животу Адаара и почти кончил. Как в подростковом возрасте, когда в закрытом клубе достаточно было потереться с кем-то в темном углу… Адаар, даже если и понятия не имел об однополом сексе, вел себя уверенно. Сжимал ягодицы, мял их, доводя Дориана до экстаза. Тут тоже быстро научился — понял, где эрогенная зона… Потом Дориан спросил:
— Тебя накажут, если узнают?
— Не знаю.
У них не было запрета на отношения между мужчинами. Просто потому, что раньше такого не случалось. Но Дориан все равно оставался чужаком, и к сердцу Могильника его пустить не могли. Пока не могли, как он надеялся. А значит, и скрепить союз внетелесно нельзя.
— Значит, ты можешь уехать со мной, — мурлыкнул Дориан. — У нас можно…
Адаар промолчал, и Дориан тоже больше ничего не говорил на эту тему. Просто позвать с собой на край света, когда он сжимает ладонью оба их члена и дышит в ухо, прикусывая мочку. А днем, когда вокруг вырастает реальность, это гораздо сложнее. Особенно когда общество людей, не видевших никогда косситов, может оказаться более диким, чем варвары. Особенно когда общество не жалует мужчин, выбирающих мужчин. А уж если эти факторы накладываются друг на друга… Дориан поцеловал Адаара. Всего этого не существует. Ночью — не существует.
*
На третий месяц пребывания в Могильнике Дориан собрал все свои записи и отправился к последней стоянке миссии. Неделя пути, как предполагал он; обратно — быстрее, если ему дадут лошадь. На что он, впрочем, не надеялся. Жара и вправду спала, как обещал Адаар, и долгие прогулки давались куда легче. А может, Дориан просто привык. За это время его допустили еще до двух храмов; храм на границе и храм у последнего дома. В первом уже не было места для ритуального совокупления. Он походил на место для свиданий. Магия была уже не столь агрессивна. Скорее всего, потому, что его изредка посещали косситы и волшебство вгрызалось в них, реализовывало себя через их разум и сердца. Это было место для уединения. А иногда там устраивали танцы. Дориан не видел, но Адаар рассказал ему, и даже попытался научить. Танец был нелепым и целомудренным. Дориан, посмеиваясь, продемонстрировал то, что было последней модой в салонах, пока он не покинул города. Адаар заинтересовался, но из-за его огромного роста и несоответствия габаритов не получилось изобразить ничего даже отдаленно похожего на тщательно выверенные па; Дориану пришлось признать, что он и сам уже разучился.
Во втором храме, храме у последнего дома, царила забота. Дориан почувствовал ее сразу же, едва вошел на первую ступеньку. Его тогда сопровождала одна из женщин (Адаар отправился вместе с остальными косситами на охоту, как раз начался сезон). Чувство, вспыхнувшее было, тут же погасло. Осталось ощущение тепла, словно тлел в груди уголек. Но он быстро прогорел. Придя в храм во второй раз, уже с Адаарам, Дориан забыл, что там делал. Словно он спал. Очнулся в какой-то момент и понял, что сидит за спиной Адаара, обнимая его и уложив щеку ему на левую лопатку, а Адаар едва слышно напевает что-то вроде колыбельной. Вспомнив тот миг сейчас, Дориан улыбнулся. Он остановился, смакуя нежность, разлившуюся по всему телу, постоял немного и пошел дальше.
На стоянке, увидев людей впервые за последние месяцы, Дориан поначалу потерял дар речи. Он и представить не мог, что настолько соскучился. Гаррет, его добрый друг и никудышный ученый, зато специалист по выживанию в дикой природе, загорел дочерна и зарос бородой и волосами, как медведь; заявил, что это для маскировки. Вивьен посочувствовала Дориану: так долго среди варваров!.. И все, все, кого церковь прислала облагораживать этот уголок перед ликом Создателя, все были уверены, что Дориан жил среди неграмотных, грязных и не способных к обучению зверей. Стыдно, но он и сам так думал про косситов, когда плыл сюда…
Он провел на стоянке два дня. Из городов доставляли привычную пищу на кораблях, но случалось это редко, и мало кто озаботился тем, чтобы приберечь для Дориана хотя бы банку консервов; лучше всех проявил себя Гаррет, грохнув перед ним на стол двухлитровую бутыль портвейна, от которого блевали за борт даже бывалые моряки. Язык лился со всех сторон; все слушали его и восторгались образчиками культуры дикарей; про магию не заговаривали. Они ее не почувствовали, сидя на стоянке кто полгода, а кто и больше, и были уверены, что и среди косситов ее нет. Дориан отмалчивался. Он сделает вот как: он принесет им магию. Пока не знает, как, но доставит ее прямо в руки людей. Его имя, скорее всего, сотрут из учебников истории следующим же десятилетием, история всегда забывает своих героев, но он видел себя — видел, как раскроет ладонь, полную огня, и заново научит всех, каждого… Заставит их чувствовать магию так же, как он чувствовал ее в храмах.
Ранним утром третьего дня Дориан, взвалив на спину потяжелевший рюкзак, побрел обратно. Гаррет хотел было навязаться, единственный из всех, поверивший, что дикари не настолько дикие, как они считали, но Дориан не позволил.
— Ты чужак, — сказал он.
— А, то есть ты уже местный! — фыркнул Гаррет с обидой.
Дориан положил руку ему на плечо. Хотел утешить, но не смог. Как объяснить, что он еще не стал своим, но и чужим больше не был? Его пускали все ближе к сердцу острова. Он знакомился все с новыми косситами. Он даже мог поддержать разговор с их женщинами на говоре. Он свыкся с укладом их жизни так крепко, что порой ожидал нащупать у себя на голове рога.
На пятый день пути Дориана встретил Адаар. Он сидел в тени дерева, скрестив ноги, и ждал. Перед ним лежало копье. Настало время миграции диких зверей, вспомнил Дориан.
— Соскучился? — еще издалека позвал он Адаара.
Тот вскинулся, и все смешалось, все стало быстро, знойно; вот еще он только шел, а уже скинул рюкзак, уже лежит на траве и целуется с Адааром, и ему наконец-то хорошо и уютно, такого не было даже на стоянке… Они двинулись в путь, когда село солнце. Отдав рюкзак Адаару, Дориан шагал первым. Поэтому новость застала его врасплох, ударила в спину.
— Старшие жрецы решили, что допустят тебя до храма в сердце.
Дориан остановился.
— Что в этом плохого? — настороженно спросил он, поворачиваясь к Адаару.
Тот насупился.
— Ничего плохого.
— Так почему у тебя такой тон, словно ты мне скорую смерть предрекаешь? — рассердился Дориан.
— Храм в сердце пускает только с союзником.
— И?
— Тебе нашли союзника, — угрюмо сказал Адаар.
— Ты, кажется, позабыл язык. Я тебя не понимаю.
*
Все стало понятно, когда они вернулись в Могильник. Дав Дориану день на отдых, Адаар привел его к костровой яме, возле которой они принимали пищу по вечерам. Скамьи были пусты, лишь на одной сидела женщина.
— Это Катара, — сказал Адаар. — Ее союзник заблудился в Тени семь недель назад.
Дориан внимательно посмотрел на женщину. Он ее не видел ни разу. Вместо красной одежды на ней была черная.
— Заблудился — это значит не проснулся? — вспомнил Дориан местные легенды.
— Да. Жрецы решили, что вы можете попытаться стать союзниками.
Катара сидела неподвижно, хотя наверняка заметила их. Видимо, она решила не мешать их разговору. Не вмешиваться, пока ее не позовут.
— Могу я с тобой поговорить наедине? — вполголоса спросил Дориан.
Адаар мотнул головой. Он уходил от разговоров уже не в первый раз за последние двадцать четыре часа. Отмалчивался, грубо сек словами: старейшины решили, он не вправе, Дориан все скоро узнает сам. А целовал так, словно в последний раз. И от его близости сносило голову, Дориан никак не мог им насытиться, прижимался все ближе и просил больше. Его тоже захлестнула горечь Адаара.
— Что ж, так тому и быть, — сдался Дориан. — Катара, — обратился он к косситке, — ты меня хорошо понимаешь?
Она кивнула. Дориан взглянул в последний раз на Адаара и подсел к женщине. Она была выше его на полторы головы. Красивая, определенно одна из самых красивых косситок, каких он только видел, но печаль проглядывала сквозь все ее существо, просвечивала через фигуру и лилась из глаз.
— Ты грустишь по нему, верно? Все еще грустишь. Я не хочу проходить в храм, если тебе это будет неприятно.
На плечо Дориану опустилась тяжелая рука.
— Это ее решение, — сказал Адаар, отделяя слова чересчур большими паузами. — Не пытайся отказаться. Старейшины приняли ее просьбу. Она хочет попытаться завести нового. Без союзника умираешь. — Он перешел на говор и ласково сказал Катаре: — Все пройдет, сестра.
Дориан смотрел на Катару, ожидая хоть одного слова, но она молчала, отведя взгляд в сторону. Неужели ее собственное решение — попытаться заключить союз с чужаком? Допустим, она готова, ее разум достиг высшей ступени развития, и физическое скрепление ей ни к чему. А он? Он не просветлел, он до сих пор варится в похоти, и думает лишь о том, как забрать Адаара и остаться с ним навсегда, и духовного в этом ничего нет, он хочет любить его во всех доступных смыслах, и особенно — в физическом, потому что секс — лучшее выражение поклонения партнеру. Все это пронеслось в голове в считанные мгновения. Он готов поставить свою миссию под удар, отказавшись от предложенной ему союзницы. Наплевать на магию. Раз не дается она ему — то и не надо, он ее не помнит и по ней не горюет. Но один взгляд на Катару решил все.
Нужно хотя бы попытаться. Она ведь умирает от одиночества. Ему не стать для нее союзником, но, возможно, храм даст ей силы жить дальше. Искать любовь среди косситов.
Почему она не попыталась с Адааром? Ведь он свободен. Он одинок с самого детства, для него не нашлось союзницы. Само собой разумеется, что женщина должна перебрать всех косситов, а потом схватиться за последний шанс — человека-чужака… Он помотал головой. Нет. Ему не угадать их логики. До сих пор мировоззрение косситов, как бы он его ни изучал и ни раскладывал по полочкам, остается для него загадкой. Видимо, нужно и впрямь владеть магией, чтобы понять их.
Набрав воздуха в грудь, Дориан сказал на говоре, обращаясь к Катаре:
— Мы попробуем. Все пройдет, — добавил он, повторяя слова Адаара. — Все пройдет…
Катара подняла на него глаза. В них не было ни надежды, ни благодарности, только бесконечная тоска.
Остаток дня Дориан провел с гнетущим чувством. Его окружили старейшины, косситы с синими узорами на груди, но никто не объяснил, что ждет его в храме сердца острова. Они переговаривались между собой, не обращая на него внимания, но обязали его присутствовать на собрании. Наконец один сказал, что Дориан — гость Могильника, гость вежливый и терпеливый, но они напоминают ему: в сердце острова он должен склониться перед реликвией и выражать почтение, иначе магия накажет его. Если он уверен в себе, если сердце его чисто, то храм не причинит ему вреда.
— Таишь ли ты? — спросил его старейшина.
— Нет, — ответил Дориан, — не утаиваю.
Что ж, они сами не уточнили вопрос, поэтому он не соврал…
После собрания был праздник. Вокруг костра танцевали, много пили и ели. Дориану кусок в горло не лез. Он сидел на гладко обструганном бревне, наблюдая за плясками и весельем, и никак не мог разглядеть среди серокожих косситов Адаара. Он порывался уйти, но его удерживали. Говорили, что он должен остаться до конца, и он остался.
В костер подкидывали дров. Пламя поднималось все выше, и наконец стало выше самого рослого коссита.
— Катара! — позвал кто-то.
Дориан вскинулся. Катара, весь праздник сидевшая поодаль, приблизилась к костру. Она остановилась от пламени в двух шагах и закрыла глаза. Рыжие отблески прыгали по ее телу, и Дориан испугался, что пламя подожжет ей волосы или спалит брови.
— Проведи меня в последний раз, любовь моя, — четко сказала она и вошла в огонь.
Дориан вскочил, давя крик, едва удержался, чтобы не рвануться вперед. Схватить за руку, оттащить прочь, она с ума от горя сошла! Кто-то стиснул его плечи. Не Адаар. Старейшина. Вытаращив глаза, Дориан смотрел, как исчезает в огне фигура Катары. Руки, цепко державшие его за плечи, пропали, и Дориан, точно пьяный, пошел к костру.
И увидел, как Катара, невредимая, без единого ожога, выходит с другой стороны костра. Он подошел к ней. Катара посмотрела на него с убийственным спокойствием. Не веря своим глазам, Дориан протянул к ней руку и спросил на говоре:
— Можно?
— Можно, — ответила она на чистейшем языке.
Дориан коснулся ее руки. Та была прохладной, и лишь легкий запах дыма, исходящий от Катары, напоминал, что она прошла сквозь пламя. Она взглянула на него, и Дориан понял совершенно отчетливо: ничего завтра не получится. Он не может стать союзником женщины, которая в огонь войдет ради воссоединения со своим любимым, он никак ей помочь не сможет, а то, что они делают… это, наверно, решение старейшин, какое-то дурацкое испытание, и ему следовало бы бежать.
Катара улыбнулась, склонив голову. Рога отбрасывали на ее красивое лицо черные тени и сливались с ритуальным рисунком.
Праздник стихал. Огонь потушили, оставили лишь тлеть угли. Большой чан, еще несколько часов назад до краев наполненный выпивкой, опустел, и больше никто не удерживал Дориана. Он побрел к своей хижине. Мысли путались. Не засну, понял он. В эту ночь точно не засну. Что бы косситы ни готовили, мирной экскурсии ждать не приходится. Ему не позволят войти в храм, снять с него мерки, зарисовать узоры… Пусть даже он бы сделал это, но ни на йоту не приблизился бы к разгадке магии. Ему не вернуть ее в мир людей. Не вынести с этого острова. Да что острова!.. Дальше непролазных душных джунглей волшебство не пробивается. Чего уж говорить о том, чтобы пересечь с ним целое море…
У хижины кто-то был: темная фигура. Дориан пригляделся.
Адаар.
Конечно же, кому еще сидеть на земле, склонив голову между коленей.
— Эй, — тихо позвал Дориан и присел рядом с Адааром на корточки. — Подождал бы меня внутри…
Адаар резко поднял лицо, едва не боднув Дориана рогами, и положил ему на шею руку. Словно посомневавшись, секунду он медлил, а потом резко притянул к себе и поцеловал.
В его поцелуе все еще было что-то дикое, неправильное, словно коссит не мог научиться. Нет, скорее, он привносил в поцелуй что-то свое, и странно ожидать от него таких же прикосновений, как от людей мужского пола…
Дориан потянул его за руки вверх, и Адаар поднялся, так и не разорвав поцелуй — склонился низко, удерживая лицо Дориана в ладонях, и застыл. Пришлось тянуть его в хижину, почти уговаривать — пойдем, спрячемся, пойдем, у нас целая ночь впереди.
*
К храму он шел рука об руку с Катарой. Она сменила черную краску на белую, и по ее плечам бежали полосы. Дориан, почти обнаженный, только в юбке, как у косситов, нанесения ритуального рисунка не удостоился. Его распирала неловкость и — чувство стыда, словно он что-то украл. Он подает ложные надежды безутешной женщине и врет племени, принявшему его и по-своему заботившемуся о нем. Дориан оглянулся. За ним с Катарой было целое шествие: косситы двигались в две колонны, в одинаковое одежде, с одинаковыми алыми узорами на телах и лицах. Адаара среди них не было.
Точно, понял Дориан, в этот храм могут войти лишь те, у кого есть союзник, чей дух вознесся высоко над телом.
Так далеко он еще ни разу не заходил. Дома были похожи один на другой, разнились лишь украшения на двери. Сплетенные из шерсти горных коз ремешки и косы, лоскутные одеяла, засушенные цветы. Он запомнил каждую деталь, чтобы позже нанести ее карандашом в альбом, но одновременно не верил, что вернется.
Он ведь соврал старейшинам, когда сказал, что ничего не таит, и он уже чувствовал на себе тяжелую, заволакивающую разум магию храмов. Главный храм, сердце острова, и вовсе убьет его за лживые намерения. Катара взяла его за руку, крепко стиснув пальцы. Дориан сделал глубокий вдох. Дома расходились в стороны, как лучи, и между ними образовывался круг желтого песка. По углам его сидели дети и пололи траву, неподалеку женщины ухаживали за цветами. А песок, значит, натаскали с пляжа у подножья скал. Храма не было и в помине, только пустое место.
— Что это? — вполголоса спросил Дориан у Катары. Он поднял на нее голову. — Я имею право знать, раз меня допустили.
До центра круга оставалось совсем немного. Косситы трубно пели — мелодия была четкая, слова — рваные, и все больше их голоса напоминали удары по коже барабана. Катара замедлила шаг, и Дориан торопливо добавил:
— Здесь ведь должен быть храм, разве не так? Вы все говорили о храме в сердце острова.
— Не так, — ответила Катара. Она говорила тихо, из-за нарастающего шума Дориану приходилось прикладывать все силы, чтобы расслышать ее и понять говор. — Атрибуты не нужны тем, кто вознесся над телесным. Если в тебе есть дар, то он проявит себя и в пустом круге.
— Как это произойдет? — нервно спросил Дориан.
Его неприятно пробрала дрожь от того, что его обман прилюдно раскроется. Еще противней было, что обманывает он женщину, горюющую по своему союзнику, самому близкому человеку. Она ведь не ждет ничего. Она понимает, что у них не выйдет в один миг стать счастливыми и путешествовать по Тени вместе. Она лишилась своего магического дара, когда умер во сне ее любимый.
— Я не хочу, — сказал Дориан. — Катара, я не хочу в этом участвовать. Мой дух точно не воспарил еще над телом.
— Я хочу, — веско ответила Катара.
Они оказались посреди круга. У внешнего радиуса стояли старейшины — синяя краска на сером теле, за ними — мужчины, красные пятна. Они старались встать так, чтобы было видно всех: и женщин, образовавших свой круг, и детей — забавных, большеглазых, и Дориан наконец разглядел Адаара. Он поймал его взгляд, но Адаар тут же опустил глаза. Катара сжала его руку так, что стало больно, и Дориан пробормотал:
— Я не сбегу, раз ты настаиваешь.
Песнь косситов смолкла. Катара отпустила его ладонь и встала напротив, на расстоянии вытянутой руки.
— Что я должен делать? — повторил Дориан.
И тогда заговорил старейшина. Дориан едва мог разобрать, что он имеет в виду. Он использовал древний говор, странный диалект, и лишь некоторые слова были отдаленно похожими на то, что знал Дориан. Кажется, что-то про предназначение, Тень и силу союза. Наконец он закончил, и вдруг вокруг Катары замерцали голубые огни. На искры они не походили, на светлячков — тоже, это были холодные огни. Дориан завороженно потянул к ним руку, ожидая ожога, но его пальцы прошли сквозь огонь, не почувствовав ничего. Катара поймала его ладонь своею, и его окатила такая боль, что Дориан закричал. В тот же миг что-то ударило его в грудь и отбросило к самому краю круга. Он рухнул на спину, застонав, и все же приподнялся на локтях.
Катара сияла белым, стояла, раскинув руки, и как только Дориан разлепил губы, чтобы спросить, не нужна ли ей помощь, как она вспыхнула, взрывная волна разошлась вокруг, и Дориан опять упал на лопатки. В ушах звенело.
Создатель, это был взрыв. Она взорвалась. Он почувствовал кровь во рту, острый металлический привкус, и это помогло вновь открыть слезившиеся от яркости глаза. Катара лежала на песке — неподвижная, серая, больше никаких огней, и о взрыве напоминало лишь почти полное отсутствие звуков. Дориан, покачиваясь, поднялся, подошел к ней и опустился на колени. Проверил пульс — нет, мертва… Что он наделал? Что он сотворил своей ложью? Убил женщину? Он беспомощно обернулся, ища ответов в лицах старейшин. Двое из них совещались между собой, склонив головы друг к другу, и никто, никто не беспокоился о том, что их сестра, их соплеменница бессмысленно и глупо погибла из-за вранья чужеземца. Лица косситов были каменными, дети смотрели на происходящее равнодушно, и Дориан пришел в ужас. Дурак, пытался понять этих зверей…
— Прости, — сказал он Катаре, — прости.
Ее глаза были закрыты, губы застыли в полуулыбке, будто она спит. Он опять оглянулся на старейшин. Один из них, глядя на Адаара, ткнул посохом в Дориана, и Адаар, хмурясь, размашистым шагом пошел к нему.
— Что ты сделаешь? Что тебе приказали? — начал спрашивать Дориан, но не услышал своего голоса. В ушах все еще звенело. — Нет, не трогай! — выкрикнул он, выставив ладонь, и вдруг с нее сорвалось — что-то, что-то прозрачное, исказившее черты Адаара, как кривое зеркало. Адаар легко отмахнулся.
Дориан, все еще не в силах твердо стоять на ногах, пополз назад, неловко перебирая локтями. Адаар наклонился и рывком поднял его, взяв на руки.
— Не надо! — вновь крикнул Дориан. — Что бы они тебе ни сказали… ты хочешь отомстить? Убить меня?
Адаар мрачно прижал его к себе и пошел прочь от круга. Перед ним расступались, молча его провожая. Дориан пытался вырваться, бил кулаками по твердой шкуре, сучил ногами, но Адаар небрежно прижал его к себе, как буянившего ребенка, и Дориан уже не мог драться. Он укусил Адаара за плечо, но тому это было нипочем. Только сейчас пришло осознание, насколько же коссит отличен от человека, и было смешно надеяться, что Адаар встанет на его сторону. И уж тем более глупо пытаться победить его в драке. Да он даже не пытается отразить атаку — он попросту не чувствует ни тычков, ни укусов.
Адаар шел вперед, и чудовищная духота рушилась на Дориана, как каменные плиты. Ему стало сложно дышать, и когда показалось, что он задохнется, повеял легкий бриз, и тут же пробрал ужас: Дориан понял, куда они идут. Это придало ему сил, и он вновь начал извиваться, пытаясь вырваться. В голове бились мысли: разве я заслуживаю смерти? А разве нет, если женщина из-за меня погибла? Но есть правосудие и тюрьмы, а это — расправа, это — казнь! Самое обидное — казнит его тот, кого он любил.
— Я люблю тебя, — взмолился Дориан, перестав вырываться. — Адаар, я люблю тебя, пусть они меня убьют, но смерть от твоей руки — худшее, что может быть. Ты этого не заслуживаешь, ты не должен с этим жить. Отпусти меня. Пожалуйста, отпусти, я сам на эшафот взойду.
Адаар остановился. Дориан вывернул шею, чтобы посмотреть, и потерял дар речи. Они стояли у обрыва, а под ними бушевал океан. Прямо под ними торчали скалы, как черные зубы водной стихии. Он против воли прижался к прохладной коже Адаара, втиснулся в него, точно тот мог его спасти. И тогда Адаар его бросил.
Дориан закричал, его крик унес ветер. В ушах уже не звенело, а свистело. В полете его перевернуло, и Дориан увидел скалы. Они становились все ближе. Он выставил вперед руки, но что он мог сделать, если острый выступ был все ближе к его животу! За миг вспомнились душные объятия, прохлада ночи, поцелуй — и Дориан зажмурился, надеясь, что умрет сразу же, без боли и мучений.
Что-то со стеклянным звоном разбилось, он соскользнул по гладкой поверхности головой в воду, и тут же волна прибила его к каменному выступу. На глаза потекла вода, нет, кровь, она такая теплая по сравнению с волнами, точно кровь… Дориан вцепился в скалу, обнял ее, как спасательный круг, и прижался к ней рассеченным лбом. Отчаянно щипало кожу, и из глаз текли слезы. Он дрожал всем телом, не понимая, что его спасло, и держался за скалу, пытаясь унять отчаянное сердцебиение. Когда перестало трясти, он поднял голову.
На краю обрыва в ряд стояли старейшины. Все они смотрели на него. Между ними протиснулся Адаар, и ему махнули рукой. Он сложил над головой вытянутые руки и, напружинившись, полетел ладонями вниз.
*
— Что это было, что это было, — твердил Дориан, пока Адаар плыл рядом с ним к пологому склону. Зубы стучали друг о друга то ли от холода, то ли от нервов. Адаар вошел в воду ровно между скалами, коснулся дна и вынырнул рядом с ним — дрожащим, пребывающем в полном смятении. После этого Адаар сказал, что нужно выбраться из воды, пока не приплыли хищные рыбы. А Дориан все продолжал: — Объясни мне, сейчас же объясни. Я летел на скалу. Ты бросил меня. Почему? Что все это значит?
В рот залетали брызги, от соленой воды щипало глаза, и постепенно подходил к горлу страх перед смертью, который он не успел испытать в полной мере за свой короткий полет.
— Магия, — коротко ответил Адаар. — Ты прошел через огонь и через воду. Ты вознесся над телесным.
— Когда я успел? — возмутился Дориан, потеряв бдительность, и его захлестнуло волной.
Он откашлялся, отплевался и взял курс к берегу.
Растянувшись на песке, он смотрел в небо. Адаар, сев рядом с ним, выжимал их одежду, и говорил на языке так, словно тот был ему родным:
— Катара спрашивала у сердца острова, что ей делать, искать ли нового союзника. Ей ответили, что она вольна уйти, и теперь она воссоединилась в Тени с любимым. Ты должен был погибнуть, потому что Тень всегда требует жертвы. Если только у тебя нет якоря к этому миру.
Дориан повернул голову. Адаар посмотрел на него, обнаженного, и взгляд его ласкал, точно ладонь.
— Но огонь ты пережил.
Яркий взрыв, подумал Дориан. Значит, не ошибся…
— И воду, — сказал Адаар. — Я бросил тебя в воду, и ты силой духа своего выжил.
— Если уж быть точным, то ты меня бросил на камни, — пробормотал Дориан. — И прошел я огонь и землю…
— Называй, как тебе угодно.
— Все это не имеет никакого смысла.
— Может быть, ты просто стал одним из нас, и испытания действительно тебе не нужны были, — согласился Адаар. Он отложил скрученную в жгуты одежду и провел ладонью по груди Дориана.
— И ты ни на секунду не сомневался, что я выживу, — сказал Дориан. Жгла легкая обида. Адаар мог бы и предупредить, а ему и в голову не пришло, что слабенькое человеческое сердчишко может разорваться от страха… Нет, тут же ответил он себе. Знай он, что его ждет, фокус бы не удался, и Дориан разбился бы о камни в самом расцвете лет.
— Боялся каждую секунду, — коротко ответил Адаар.
Движения его ладони стали размашистыми, и он гладил все тело — грудь и живот, бедра, плечи. От его прикосновений уходило напряжение.
— И что теперь? — спросил Дориан. — Почему они приказали тебе сделать все это? Они догадались, что между нами происходит?
Адаар, обхватив ладонью его колено, провел от него вверх, до самого паха, и Дориан ощутил подступающее возбуждение. От всего пережитого хотелось почувствовать себя живым. А он знал один хороший способ, чтобы убедиться, что его тело все еще функционирует…
— Я думаю, — медленно сказал Адаар, — они знали с самого начала, им ведомо прошлое и будущее, все переплетается в Тени, а они вхожи в нее, как в свой дом. Дай мне руку.
Дориан протянул ладонь. Адаар соединил их пальцы, и что-то кольнуло руку.
— Невероятно! — поразился Дориан. Над кончиками пальцев танцевали молнии — крошечные, едва различимые, но они были. — Я тоже так хочу.
— Сосредоточься, — сказал Адаар. — И ты сможешь гораздо больше.
Творить материю, менять направление невидимых сил, исцелять и сражать светом, точно стрелой, создавать во сне города — все это Адаар показал ему позже, после того, как Дориан вернулся на последнюю стоянку миссии с отчетом, что, хоть у дикарей и есть магия, вывезти ее в города не представляется возможным. Но он самоотверженно вызвался и дальше пребывать в Могильнике… А все остальные уплыли. Пообещали иногда возвращаться. Дориан охотно верил, что некоторые его друзья и вправду снарядят корабль лет этак через пять. Странно было прощаться с людьми и оставаться среди косситов, но ему показалось, что он, найдя с ними общий язык, приобретет и друзей, и семью, и даже жара уже не кажется ему такой удушающей.
Но все это было потом, а пока Адаар касался его своими большими ладонями, и Дориан чувствовал, как его тело поет, как его дух поет, и затапливает абсолютное, до того не ведомое ему счастье.
Автор:
Размер: 8.800 слов
Пейринги и персонажи: Дориан, Адаар
Категория: слэш
Жанр: AU
Рейтинг: NC-17
Описание: В мире давно уже нет магии, и Дориан в качестве исследователя отправляется на остров диких косситов - у них, говорят, волшебство сохранилось.
Предупреждения: нет
Ограничения: нет
читатьЖара стояла такая, что сложно было дышать, на груди будто сидел кто-то увесистый и обжигающий. Дориан через каждые пять шагов останавливался, чтобы судорожно втянуть воздух и стереть пот со лба. В глазах то и дело темнело, и ему казалось, что на следующей остановке он точно потеряет сознание. Его проводник не высказывал ни малейшего дискомфорта, хотя нес нелегкую поклажу Дориана. Впрочем… они же привычные. У них организм заточен под невыносимую духоту. Дориан посмотрел на широкую мускулистую спину перед собой и зафиксировал взгляд между лопаток. На сероватую кожу коссита был нанесен ритуальный рисунок алой краской, и ровно между лопаток стояла точка. Дориан глядел на нее, как на мишень. Если терять сознание — то падать головой в эту точку, в эту точку, в эту точку…
Видимо, он все же не выдержал напора местного климата. В голове все смешалось, перед глазами заскакала точка, потом она раздвоилась, а потом и вовсе превратилась в тысячу красных мушек. Последней мыслью пронеслось сожаление, что миссия зашла так далеко, лучше бы и дальше сидели у самого берега, где дороги проторены, а тут… Додумать он не успел: сорвался в черный колодец.
Придя в себя, Дориан сразу же понял, где находится. Могильник, поселение косситов, совсем не изученное, дикое. Могильщики проводят ритуалы, которые, как поговаривают, призывают магию. Профессора высказывали предположение, что у могильщиков можно выведать секреты и вернуть магию в мир. Дориан в этом сомневался. Но ритуалы всегда были его страстью. Никто, кроме него, не вызвался жить среди косситов и устанавливать с ними контакт. С ними познакомились, их язык изучили, втолковали, что от них требуется… и все. Иди, Дориан, в неизвестность. Умирай, Дориан, от жары. Нам тебя ничуть не жалко, Дориан.
Вероятно, эти косситы не такие уж и дикие. Дикари бросили бы бездыханное тело путника там, где он упал. Дориан же лежал в тени, головой на коленях своего проводника. Тот, склонив рогатую голову, пристально смотрел в лицо Дориану.
— Привет, — сказал Дориан. Голос не слушался. Приветствие вышло слабым, едва слышным. Тем более что коссит вряд ли разумеет язык.
— Такода? — коссит свел брови в недоумении.
— Привет, я жив, я это имел в виду. Проснулся. Все еще хочу вас, аборигенов, изучать. Долго нам осталось идти?
Коссит смотрел на него с растерянным видом. Дориан, хмыкнув, замолк. А чего он, собственно, ожидал? Разумеется, ему придется учить их говор, а не наоборот. Коссит неожиданно сказал:
— Привет, — и поднял раскрытую ладонь.
Дориан изумился. Дурнота даже отступила.
— Так может, ты способен к обучению? — поинтересовался Дориан и, перейдя на говор могильщиков, спросил: — Долго еще?
Говор давался ему с трудом. Было в нем что-то неповоротливое, словно камни жевал. Аж зубы скрипели.
Коссит улыбнулся. Улыбка на грубом лице выглядела оскалом.
— Скоро, — сказал он на языке, вновь удивляя Дориана.
Оказалось, что коссит донес его почти до лагеря на руках.
Так началось его знакомство с Адааром — его проводником, охранником, партнером и отчасти учителем; так началось знакомство с младшим жрецом, занимавшим едва ли не самое низшее место в иерархии могильщиков.
*
Прошла всего неделя с его прибытия в Могильник; Дориану она показалась вечностью. Ранним утром он спускался по узкой и крутой тропе к реке, чтобы смыть с себя ночной пот. Возвращение наверх, к дому, давалось с большим трудом. Солнце начинало печь, воздух становился раскаленным, и Дориан больше полз, чем шел. После такой прогулки, занимавшей всего-то полчаса, он еще час лежал на коврике и смотрел в потолок, пытаясь прийти в себя.
Дом был чем-то средним между хижиной и бунгало. Стены были сложены из бревен, а роль крыши исполняли исполинские листья. Солнца они не пропускали и каким-то образом сохраняли в доме приятную прохладу. Дориан так и не понял, что это за чудо архитектуры, а Адаар только разводил руками и говорил: магия. Скорее всего, он просто пока не мог сообразить, что имеет в виду Дориан. Хотя язык Адаар учил быстро. Дориан пытался освоить говор, но махнул на это рукой. Адаар схватывал все на лету, пробовал читать книги Дориана, запоминал по тысяче новых слов в день… Дориан только диву давался. Что ж, они с профессорами предполагали, что могильщики — особенное поселение, уединенное, даже, скорее, изолированное; здесь есть тайные знания. Почему же он должен удивляться поразительной способности к обучению у Адаара?
С другими косситами Дориану было пока запрещено общаться. Он лишь изредка видел их женщин, высоких, с перевязанными крест-накрест грудями. Они, в свою очередь, замечали Дориана и начинали между собой шептаться, с интересом на него поглядывая. Каждый раз ему казалось, что женщины подойдут познакомиться, но они, кинув на него последний взгляд, уходили вглубь Могильника. Сам Дориан не рисковал к ним приближаться. За нарушение традиций и убить могут. Тем более что их самоназвание о чем-то, да говорило, хотя ему и пытались втолковать, что через могилу приходит нечто вечное; позже он понял, что синоним Могильника — Тень.
Этим утром Дориан поднялся даже до восхода солнца. Он надеялся хоть раз добраться до реки и обратно в нормальную погоду, а не изматывающую жару. Взяв полотенце и чистую одежду, он пошел к тропе, придерживая разлапистые ветви кустов, норовящих ударить его по лицу. Тропа петляла, как запутавшаяся нитка. Даже зная, что могильщики крайне редко использовали этот спуск, Дориан все равно удивлялся: ему, человеку, сложно идти по ней, а каково громадным косситам? У них одна нога шириной с эту тропку… В первый раз Дориан едва не полетел с нее головой вниз. Теперь он уже понял, что в некоторых местах можно было поскользнуться, как на льду, и был крайне аккуратен в движениях.
Спустившись, он быстро разделся, сложил одежду на траве и зашел в воду. Солнце начинало подниматься, но еще не успело разогреть воздух. Ледяная вода впивалась иголками. Выдохнув, Дориан зашел по пояс и поплыл, пытаясь согреться. Его выводила из себя местная погода. Сейчас вода чересчур холодная, как горный родник, а днем, когда солнце жарит не на шутку, река тут же становится будто парное молоко. Здесь невозможно, решительно невозможно жить. Он никогда не привыкнет.
Вернувшись к берегу, он взял флакон с жидким мылом и судорожными движениями принялся за водные процедуры. Назвать их банными язык не поворачивался. Слишком холодно.
Уже смывая с волос пену, он краем глаза заметил шевеление в кустах. Виду он не подал. Будь здесь дикие животные, Адаар бы предупредил его… ведь правда, он бы сказал об этом? Дориан медленно нагнулся словно бы для того, чтобы зачерпнуть воду в ладони, и украдкой посмотрел в сторону кустов. Мелькнула знакомая серая кожа и алые узоры… или показалось? Нет, не показалось… Дориан, никак не продемонстрировав, что все заметил, продолжил мыться.
Выходит, Адаар приглядывал за ним. Или подглядывал? Раньше Дориан его не видел. А может, просто не обращал внимания. Значит, пока он стоит здесь, голый, по бедра в воде, его созерцают. С какой целью? Сердце забилось чаще. То ли от страха, то ли… Однако в этом есть смысл. Человек для коссита — такая же диковинка, как и коссит для человека. Дориан на его месте тоже воспользовался бы любым шансом, чтобы детальнее изучить пришельца будто из другого мира. В конце концов, Дориан тоже не отказался бы посмотреть и сравнить, насколько они будут разными без штанов.
Но все эти размышления и оправдания не отменяли того, что слежка его несколько смущала. Дориан ополоснул лицо, на мгновение потеряв кусты из вида, а когда вновь посмотрел, между ветвей больше никого не было. Хорошо… он пошел к берегу. Ладно. Его рассмотрели со всех сторон. У него такой возможности не было. Обидно.
Спустя пару часов, когда Дориан, уже просмотревший и исправивший свои вчерашние записи и рисунки, хотел совершить еще один поход к ритуальному столбу, Адаар принес ему завтрак. Вернее, Дориан полагал, что Адаар пришел именно по этой причине… но руки Адаара были пусты.
— С первым солнцем, — поприветствовал Адаар.
— Привет, — кивнул Дориан.
Он, не удержавшись, скользнул изучающим взглядом по Адаару, но тут же повернулся обратно, сев за столом прямо.
— Как работа? — спросил Адаар, приближаясь к нему. Он остановился за спиной Дориана, с интересом разглядывая листы акварельной бумаги, на которые Дориан скрупулезно наносил все найденные символы, столбы, новые виды растений…
— Продвигается, — ответил Дориан. — Ты отведешь меня сегодня к храму?
Положив локоть на стол, он сел вполоборота и поднял голову. Адаар смотрел не на него, а на рисунки. Они его интересовали больше всего в вещах Дориана.
— Нет, — сказал Адаар. У него были удивительно длинные и густые для мужчины ресницы. По крайней мере, для мужчины человеческой расы…
Дориан расположился удобнее, будто ненароком задевая босую ногу Адаара своей. Адаар наконец вздрогнул и оторвал взгляд от рисунков. Обычно Дориан постоянно носил рубашку и легкие шорты до колен. Сегодня он успел вернуться в дом до удушающей жары, и нужды промокать кожу хлопком не было; он остался в одних только шортах. Было прохладно, и соски превратились в две твердые горошины, но лучше так, чем постоянный зной. Даже ему, теплолюбивому человеку, было приятно посидеть в освежающем холоде.
— Ты не одет.
— Как и ты, — улыбнулся Дориан.
— Это другое, — возразил Адаар. — Все мы не одеты. Женщины одеты. Ты одет.
— Я что, женщина, по-твоему? — фыркнул Дориан, а в голове у него пронеслось: ты сегодня, дорогой, прекрасно убедился, что я мужчина.
Адаар с укором посмотрел на него. Он несколько секунд собирался с мыслями, как и всегда перед длинным предложением на языке, и сказал:
— Косситы не вызывают друг у друга желания и жажды обладать. Можно не одеваться. Все остальные должны носить одежду.
— Но раньше остальными были только женщины, — догадался Дориан. — Для пришлых правил не предусмотрено, даже для мужчин.
— Да, — сказал Адаар. — Можно не рубашку. Можно… вот так, — он положил ладони на грудь Дориану, располагая их основаниями у солнечного сплетения, а пальцами — в стороны. Будто птица распласталась крыльями. Огромные руки Адаара были прохладными. Дориан сглотнул.
— Что же, не одетым я вызываю у тебя жажду обладать? — хмыкнул он. Сердце застучало быстрее. Это прикосновение… нет, конечно же, он думал о таком. Сначала чисто с теоретической точки зрения. Потом заиграл практический интерес. Но чтобы всерьез… Дыхание захватывает.
Адаар убрал руки.
— Завтрак в кругу младших, — сухо сказал он. — Если одобрят, то завтра в храм у окраин.
— Наконец-то! — обрадовался Дориан. — Ради такого я даже оденусь…
На завтраке присутствовали три женщины. Они сидели напротив Дориана и молча его разглядывали. Он вежливо улыбался. Потом подошли четыре коссита. Они не ели, только прихлебывали травяной отвар из высоких деревянных стаканов с резными узорами. Адаар на говоре объявил, что чужак может быть допущен к храму на окраине, и спросил согласия. Эти семеро могильщиков были смотрителями окраинного храма, как понял Дориан. Его никто не посещал даже. Самое главное святилище располагалось в сердце поселения, но к нему Дориана подпустят в лучшем случае спустя полгода, с тоской подумал он.
…Косситы все-таки решили, что он заслуживает доверия. К храму его обещался провести Адаар завтра днем. На обратном пути к дому Дориан вздохнул:
— По самой жаре. Это невыносимо, Адаар. У меня не шкура, а кожа. Она нежная и тонкая, и кости через нее прожариваются. Ты знал об этом?
— Нежная? — уточнил Адаар.
— Да, это… — Дориан смешался, ища подходящее определение. — Это… вот так, — и он провел кончиками пальцев по плечу Адаара. — Это нежно. Ласково, осторожно.
Адаар остановился. Деревья бросали на них тень. Дориан поднял голову, глядя на Адаара; тот указательным пальцем коснулся гладко выбритой щеки Дориана.
— Нежно?
— Именно так.
Адаар улыбнулся и пошел дальше. А он хорошо схватывает, в который раз подумал Дориан. Не только слова, но и все остальное…
*
Следующим днем Адаар вел его через душные, влажные заросли и говорил:
— Жара кончится. Скоро. Время года — Кода. После станет не так жарко. Тебе будет хорошо.
— Надеюсь, — заплетающимся от жажды языком ответил Дориан. — Подожди…
Он остановился, чтобы глотнуть воды. Немного выпил и плеснул себе на лицо. На мгновение стало легче дышать, но потом опять в горло посыпался сухой песок вместо воздуха. Адаар с сочувствием смотрел на него.
— Почти пришли.
Идти и вправду осталось недолго. Минут через десять между деревьями и лианами показался серый камень. Храм был небольшим по сравнению с церквями, виденными Дорианом в цивилизованном мире, но от него, в отличие от прочих религиозных сооружений, веяло мощью. Дориан остановился, в шоке разглядывая храм. Да, от него шла сила — прохлада тянулась, будто легкий ветерок… Поразительно. Статуи высотой в три человеческих роста были вырублены грубо, будто взмахами огромного топора, но именно поэтому в них и присутствовала ярость… нет, не ярость. Страсть. Дориан заворожено смотрел на коссита и косситку. Коситка, вцепившись ладонями в голые груди, изгибалась в экстазе. Коссит просто стоял, расправив плечи. Член у него тоже стоял. Огромный каменный член, выполненный явно с большой любовью и с крайней детализацией. Дориан обалдело посмотрел на Адаара.
— Храм, говоришь?..
Адаар кивнул.
— Ты знаешь… у нас есть церкви, и там запрещено даже думать о плотском, не то что изображать это.
— Почему? — удивился Адаар. — Страсть — великая сила. Толчок. Жизнь.
— Да, но… нет, — передумал Дориан. — Ты прав. Это толчок. Но есть еще и любовь. Любовь — это уже результат толчка.
Адаар обдумал его слова и кивнул.
— Искра, страсть, любовь. Союз. Цель всего — союз духа. Он достигает через союз тел.
— Достигается, — поправил Дориан. — Достигается через союз тел.
— Да.
Они вошли внутрь. На стенах были высечены и покрыты почти выцветшей красной и черной краской картины голых косситов. Странно, но порнографией это не выглядело; возможно, потому что фигуры не совокуплялись, все стояли поодаль друг от друга. И позы не выглядели соблазнительными или развратными. Косситы были объяты страстью, в этом сомнения не возникало, но не похотью. Дориан не понимал, как такое возможно… но это было именно так. Адаар стоял за его плечом и ровно, глубоко дышал. Дориан сел на пол, жестом попросил свои вещи, и Адаар протянул ему рюкзак. Дориан начал зарисовывать общее строение храма — простое, даже элементарное. Он уже знал, что не будет перерисовывать картины. Просто не сможет передать их чистое экстатическое состояние.
Адаар ему не мешал. Он, немного понаблюдав за тем, как Дориан рисует, стал обходить храм по кругу. Он остановился у алтаря. Закончив схему, Дориан подхватил карандаш с альбомом и тоже направился к алтарю.
Признаться, таких алтарей он еще не видел. Дориан попросту не понял его назначения.
— Сюда ставят свечи? — предположил он, указывая на небольшой постамент с двумя ложбинками-выемками. За ним стоял постамент повыше и с ложбинками более узкими.
Адаар посмотрел на него, приподняв уголки губ не то в улыбке, не то в усмешке. Он посмотрел на алтарь.
— Сюда ставят колени. А сюда локти. А здесь стоит коссит.
Дориан вскинул брови. Да, так гораздо яснее… Теперь он прекрасно понимал, что нижний и верхний постамент должны прекрасно поддерживать тело косситок, чтобы их было удобнее брать.
— Что это за ритуалы?
— Союз. Знакомство. Скрепление. Все, что предшествует следующему этапу. Внетелесному.
— А можно я попробую сюда встать? Или это богохульство? — выпалил Дориан быстрее, чем успел подумать.
Должно быть, так действуют картины. Должно быть, это сама сила храма. Щекочет, возбуждает… Магия! Это магия, неожиданно понял Дориан. Их, древняя… всеми забытая. Здесь прошло столько ритуалов, здесь столько раз совокуплялись на глазах других, что стены впитали сам дух секса.
— Это… это можно, — ответил Адаар после небольшой паузы. Голос его звучал чуть глуше обычного.
Дориан положил карандаш с альбомом на край верхнего постамента и встал коленями на нижний. Широковато. Он редко раздвигает колени на такую ширину… но все равно, как ни странно, удобно. Скорее всего, на второй постамент косситки могли лечь грудью. Дориан же, уложив локти на положенное место, повис в воздухе, прогнувшись в пояснице. У него перехватило дыхание, совсем как там, на реке, когда его разглядывал Адаар, и совсем как в первый день здесь перед тем, как упасть в обморок от жары… У него запылали щеки. Он поднял взгляд. Перед ним был барельеф, почти повторяющий статую у входа. Да, почти копия, только этот коссит с огромным членом был наполовину закован в стену.
Что ж… он изучил храм со всех сторон, он сможет нарисовать даже то, как проходит ритуал… нет, он должен был забраться на эти постаменты, чтобы понять, его цель — исключительно научная… он застыл здесь, выставив задницу, ради познания, а вовсе не потому, что его это возбуждает… магия, точно магия…
Адаар шумно выдохнул. Дориан повернул голову. Адаар стоял ровно за ним, там, где положено стоять косситу во время ритуала. Губы его были приоткрыты, грудь вздымалась. Похоже, это чувство, этот огонь захлестнул и его. Дориан прижался лбом к камню и лишь тогда понял, что холод, царивший в храме, пропал. Было невыносимо жарко. Пот тек ручьями. Дориан дотянулся до альбома, схватил карандаш и стал не глядя рисовать фигуру коссита, заточенного в камень. Время шло, все тело горело так, словно он был в печи, но Дориан рисовал. Так, как это должно быть. Именно так видят коссита во время ритуала. Из такого положения. С потом, заливающим глаза. Это ведь что-то значит… это должно быть важно…
Когда Дориан закончил, Адаара уже не было: он вышел на улицу. После раскаленного храма, даже камни стали горячими, духота едва щекотала лицо.
— Пошли, — пересохшими губами сказал Дориан.
Адаар молча двинулся вперед, прорубая своим телом дорогу среди ветвей и лиан. Отдышавшись, Дориан спросил:
— Что это было? Отпечаток магии?
— Нет. Это и была магия. Она не должна… жечь, — подобрал он слово. — Но слишком давно никто не приходил в храм. Она разбушевалась.
— Значит, союзы вы больше не скрепляете сексом.
— Скрепляем, — возразил Адаар. Он остановился и повернулся к Дориану: так ему было проще контролировать язык, слова сами приходили ему на ум, как он выражался. — Но мы давно преодолели… перешли?
— Прошли.
— Прошли этот этап. Раньше, во времена моих прадедов, ты искал союзника и находил не сразу, и необходимо было пройти огонь и воду, понять, что вы подходите друг другу. И тогда вы скрепляли сердца. Теперь все находят союзника рано. В детстве. Отрочестве. Храм на окраине стал не нужен. Мы выросли, Дориан.
Кажется, он впервые обратился по имени… Красиво, понял Дориан. То, как Адаар произносит его имя, — красиво и даже интимно.
— Значит, ты тоже уже нашел союзника? — усмехнулся Дориан.
Ему ведь казалось, что между ними что-то вспыхнуло. Особенно там, в храме. Казалось, еще немного — и они союз этот скрепят, хватило бы одного прикосновения, чтобы одежда сгорела и ссыпалась пеплом, и два обнаженных тела слились воедино, склеились.
— Я не нашел. У меня нет союза.
Адаар развернулся и пошел дальше.
— Я не хотел тебя огорчить, — расстроился Дориан. Даже плечи Адаара, кажется, немного опустились. — Там, в храме… все горело.
— Да. Горело.
*
Рисунок вышел достойным, даже более, чем достойным. Учителя говорили, что художником Дориану не стать, полета фантазии не хватает, жизни в его картинах нет, да он и не стремился к живописи, она нужна ему была лишь как путешественнику и первооткрывателю; правда, единственным его открытием пока что являлся Могильник. Но этот рисунок, этот раскаленный, величественный коссит, — он точно был шедевром. Дориан это знал. Он сидел за столом и разглядывал в дрожащем свете лампы изображение. Перспектива чудовищно искажена, но на бумаге словно остался след магии храма, от изображения шли удушающие волны.
Огонь в лампе догорал. Дориан убрал альбом, заточил карандаши и потушил лампу. На улице тьма была синей. Звезды сияли до безумия ярко. Куда ярче, чем в городах. Словно и они горели…
Расстелив на полу ковер — толстый и мягкий, Дориан назвал бы его матрасом, но Адаар упорно звал его ковром, — он лег. Его все посещали видения сегодняшнего дня… эта поза, в которую он добровольно встал. Сейчас, вне храма, это было дико. Варварски.
Но у варваров осталась магия, а у них, цивилизованных людей, — нет. Она уходила постепенно, утекала, заклинания становились слабее… так говорили. Дориан магию уже не застал. Понял лишь, что чем больше машин и механизмов они строили, тем меньше оставалось волшебства. А добил ее, кажется, паровоз. А может, электричество. Они пошли по пути технического прогресса. Это правильно. Это логично. А косситы стали совершенствовать дух. Сначала плоть, а затем дух, и теперь им не надо проходить телесные испытания и удовольствия, чтобы владеть волей достаточной для того, чтобы менять под себя вселенную. Адаар, наверно, тоже немного маг. Его способность учить язык поразительна. Он говорит гораздо лучше, когда смотрит на Дориана, словно черпает знания прямо из его головы. Скорее всего, так оно и есть. Лексикон у него совсем как у Дориана. Некоторые слова звучат вычурно. Очевидно, и у самого Дориана они такие же… вычурные…
Он облизал губы. Как ни нагружай мозг размышлениями, тело все равно просит своего. Там, в храме, член стоял, но вся энергия ушла на рисунок. А потом жар стал таким сильным, что было не до секса. Но сейчас оно возвращается, это нереализованное желание. Дориан думал, что он уже ничего не захочет — после месяца путешествия на корабле и качки, от которой ему было плохо с утра до вечера, после утомительной дороги до ближайшей стоянки миссии… а здесь он закрутился, столько новых впечатлений получал днем, что к ночи отрубался без сновидений.
Сегодня в нем бушевал огонь храма на окраине. Сегодня не заснуть.
Дориан скользнул ладонью от груди к животу, с удовольствием провел по прессу вниз, по дорожке волос… член, и так уже напряженный, отреагировал мгновенно. Прикрыв глаза, Дориан обхватил ствол, неторопливо провел вверх-вниз… а может, Адаар так же касался себя, когда подглядывал?.. Или выбежал из храма, чтобы срочно подрочить. Задница Дориана смотрелась великолепно, он в этом уверен. За своим шумным дыханием Дориан не заметил, как в дом кто-то проник, и понял, что он не один, лишь когда над ним нависло огромное жаркое тело. Дориан распахнул глаза. Рот ему сразу же заткнула грубая ладонь. А на член опустилась другая ладонь, такая же упоительно грубая, большая, и одновременно — нежная…
Дориан выгнулся, подаваясь бедрами вверх. Адаар так и закрывал ему рот. Дориан скользнул языком между губ, лизнул пальцы Адаара. Он мог бы дать их в рот, дать облизать… нет, так и держит, словно боится, что Дориан закричит… или застонет. Адаар ласкал его волшебно — как никто другой из мужчин. Ни у кого больше не было таких рук. Дориан жадно провел по спине Адаара — мускулистая, какая крепкая! Хотел ответить ему на ласку, но не смог. Его пожирала эта страсть, нужно было отдаться ей полностью, иначе погибнешь. Он схватил Адаара за рога, потянул к себе ближе, и Адаар, должно быть, уперся губами в свою же ладонь. Дориан успел мельком подумать, что стоит Адаару перестать затыкать ему рот, и они поцелуются, Дориан вылижет его рот изнутри, или отдастся напору… Он растворился в движениях грубой руки, уверенно обхватывающей член. Было до боли хорошо, и Адаар отдалил для него оргазм, сжав член… Дориан растекся по ковру в неге. Руки исчезли. Исчез и Адаар. Слишком быстро, будто испарился. А был ли он?..
Дориан провел языком по губам. Был, конечно, был. Сбежал. Дориан перекатился на живот. Его клонило в сон. Теперь жажда утолена, теперь можно спать…
*
Утром Адаар, как ни в чем не бывало, пришел за ним и позвал на завтрак. Дориан коснулся его ладони, удерживая в доме. Адаар застыл, как каменный.
— Вчера ночью ты ушел, — сказал Дориан. — Почему?
Адаар отвел взгляд. Дориан настойчиво сжал его руку.
— Я не скоро отсюда уеду, — строго сказал он. — Нам нужно прояснить отношения, чтобы не было неловкости. Ты понимаешь? — на всякий случай уточнил он.
— Да, — нехотя ответил Адаар.
— Мне было хорошо. Я бы сделал так, чтобы тебе тоже понравилось.
Дориан подступил к нему чуть ближе и провел кончиками пальцев по обнаженной груди. Следов от краски не было ни на самом Дориане, ни на ковре. Значит, вчера Адаар пришел уже без ритуального раскраса.
— Я скрепил союз, — едва слышно сказал Адаар. — Потому что в храме было… потому что.
— Разве я против? — усмехнулся Дориан. Ему пришлось встать на цыпочки, чтобы заглянуть Адаару в глаза. — Давай продолжим укреплять союз.
Адаар отстранил его.
— Ты чужой. В одежде, но…
— Потому что я мужчина? — догадался Дориан. — Мы с этим что-нибудь придумаем, я тебя уверяю. У меня есть некоторый опыт.
— А у меня нет, — отрубил Адаар, и прозвучало это так, словно язык был для него родным.
Он вышел из дома. Дориан последовал за ним. Он догнал Адаара и схватил за плечо. Проще было бы остановить паровоз, чем эту громаду.
— Ты девственник? — спросил Дориан в спину, так и не сумев заставить Адаара притормозить.
Ответа не последовало. За завтраком все молчали. Дориан лишь надеялся, что никто не заподозрит Адаара в прелюбодействе. Нужно сначала выяснить, какие у них традиции… вдруг сразу на кол сажают.
От этой мысли Дориану стало не по себе. Он может в любой момент сбежать, вернуться и сказать профессорам, что миссия провалилась, его хотели вульгарно сожрать, облизывались на его сладкое и сочное мясо… Адаар же вряд ли сбежит вместе с ним.
Днем, исследуя храм, Дориан повторял себе, что не соблазнял Адаара. Тот пришел первым. Значит, знал, на что идет. Взял ответственность. На этот раз Дориан был в храме один. Его проводила косситка и оставила, пообещав вернуться. По крайней мере, Дориан так понял. Не исключено, что она сказала, что он умрет в каменной могиле.
Жара больше не было. Храм был ледяным. Обычным. Дориан измерил его, уточнил схему, нашел два небольших помещения неясного назначения… магия не возвращалась.
Зато к вечеру вернулся Адаар. Он проскользнул в дом под покровом ночи, когда Дориан, сидя за столом, уже в одной ночной сорочке, которую, впрочем, снимал, прежде чем лечь спать, и читал. На этот раз он уловил шорох и вовремя обернулся. Адаар вошел, затворил дверь и недовольно поморщился — видимо, рассчитывал на внезапность, как и прошлый раз.
Дориан потушил лампу. Он хотел заговорить… не успел. Адаар вихрем пронесся к нему, развернул вместе со стулом, обрушился на колени и взял член в рот так быстро и глубоко, словно проглотить хотел.
— С… стой, — выдохнул Дориан. Адаар стиснул его бедра, заработал языком, и член налился тяжестью у него во рту.
Ладони Дориана уже привычно легли на рога. Неистовое желание захватило его и без магии храма. Он прикусил губу, чтобы не издать ни стона, хотя хотелось кричать, вбиваясь в эту глотку, в этот горячий рот, кричать и извиваться. Дориан кончил спустя минуты три, ему показалось, что в одно мгновение — его захлестнула волна наслаждения, и он погрузился в нее с головой. Адаар проглотил все и стал отстраняться. Дориан крепче сжал его рога и зашептал:
— Нет… нет, ты останешься… Адаар, стой…
Тот попытался отцепить от себя руки Дориана. Не удалось. Дориан сполз со стула, не позволяя Адаару подняться с коленей, прижался к нему грудью и как-то легко, незаметно повалил его на спину. Потом только сообразил, что это Адаар поддался. Иначе бы не вышло его и с места сдвинуть. Но сейчас Дориан об этом не думал. Он уложил Адаара на спину, держа его за рога, и обхватил бедрами бока. Почувствовал, как в него утыкается большой крепкий член. Дориан потерся о него, и Адаар шумно втянул в себя воздух.
— Хорошо, — прошептал Дориан. — Хорошо, да? Не уходи, не вздумай… ты останешься, никто не узнает…
Продолжая бессвязно шептать, он сделал так, как Адаар прошлой ночью: положил одну ладонь ему на губы, а второй скользнул между ног. Нижнего белья косситы не носили. Член Адаара впечатлял. На статуях храма все-таки не приукрашали размеры, даже, пожалуй, немного приуменьшили… Дориан погрузил пальцы Адаару в рот, позволяя покусывать их, приник губами к его плечу и ласкал его неторопливо. Изучал. Было на удивление спокойно, бешеная, ненормальная страсть схлынула, и спешка была больше не нужна.
Острая кромка зубов Адаара то и дело смыкалась на пальцах Дориана. А когда сосал, то и случайно ни разу не задел… Пальцы он облизывал и прикусывал явно с огромным удовольствием.
— Хорошо, — вновь зашептал Дориан и ускорил движения ладони на члене Адаара. А как он кончит? Так же, как и человек?.. Член в руке стал каменным, кажется, даже стал еще больше, того гляди, лопнет… И огромный, не обхватишь…
Дориан резко выпрямился, вытаскивая пальцы изо рта Адаара, и обхватил его член обоими ладонями. Было темно, так темно, что не разглядишь и блеска глаз, только и было слышно дыхание и влажные звуки. Адаар, кажется, ударил кулаком по полу, и член его выстрелил спермой. Дориан закрыл глаза, весь отдавшись ощущениям. Ствол в его руках терял невыносимую упругость, в еще несколько толчков вышла сперма. Дориан повалился на Адаара и потянулся к его губам. Тот недоуменно попытался отдернуться.
— Стой. Подожди. Ты знаешь, как целоваться?
— Как — что? — хрипло спросил Адаар.
— Ты не знаешь, что такое поцелуй? Я тебе покажу…
Понятие нежности Адаар ведь хорошо усвоил… Дориан мягко прихватил его нижнюю губу, лизнул… Да, Адаар учился быстро. Он все прекрасно понимал. Член его еще долго оставался твердым, словно не бывал в расслабленном состоянии.
Этой ночью Дориан удержал его на несколько часов. Целовался. Скользил членом по животу Адаара и почти кончил. Как в подростковом возрасте, когда в закрытом клубе достаточно было потереться с кем-то в темном углу… Адаар, даже если и понятия не имел об однополом сексе, вел себя уверенно. Сжимал ягодицы, мял их, доводя Дориана до экстаза. Тут тоже быстро научился — понял, где эрогенная зона… Потом Дориан спросил:
— Тебя накажут, если узнают?
— Не знаю.
У них не было запрета на отношения между мужчинами. Просто потому, что раньше такого не случалось. Но Дориан все равно оставался чужаком, и к сердцу Могильника его пустить не могли. Пока не могли, как он надеялся. А значит, и скрепить союз внетелесно нельзя.
— Значит, ты можешь уехать со мной, — мурлыкнул Дориан. — У нас можно…
Адаар промолчал, и Дориан тоже больше ничего не говорил на эту тему. Просто позвать с собой на край света, когда он сжимает ладонью оба их члена и дышит в ухо, прикусывая мочку. А днем, когда вокруг вырастает реальность, это гораздо сложнее. Особенно когда общество людей, не видевших никогда косситов, может оказаться более диким, чем варвары. Особенно когда общество не жалует мужчин, выбирающих мужчин. А уж если эти факторы накладываются друг на друга… Дориан поцеловал Адаара. Всего этого не существует. Ночью — не существует.
*
На третий месяц пребывания в Могильнике Дориан собрал все свои записи и отправился к последней стоянке миссии. Неделя пути, как предполагал он; обратно — быстрее, если ему дадут лошадь. На что он, впрочем, не надеялся. Жара и вправду спала, как обещал Адаар, и долгие прогулки давались куда легче. А может, Дориан просто привык. За это время его допустили еще до двух храмов; храм на границе и храм у последнего дома. В первом уже не было места для ритуального совокупления. Он походил на место для свиданий. Магия была уже не столь агрессивна. Скорее всего, потому, что его изредка посещали косситы и волшебство вгрызалось в них, реализовывало себя через их разум и сердца. Это было место для уединения. А иногда там устраивали танцы. Дориан не видел, но Адаар рассказал ему, и даже попытался научить. Танец был нелепым и целомудренным. Дориан, посмеиваясь, продемонстрировал то, что было последней модой в салонах, пока он не покинул города. Адаар заинтересовался, но из-за его огромного роста и несоответствия габаритов не получилось изобразить ничего даже отдаленно похожего на тщательно выверенные па; Дориану пришлось признать, что он и сам уже разучился.
Во втором храме, храме у последнего дома, царила забота. Дориан почувствовал ее сразу же, едва вошел на первую ступеньку. Его тогда сопровождала одна из женщин (Адаар отправился вместе с остальными косситами на охоту, как раз начался сезон). Чувство, вспыхнувшее было, тут же погасло. Осталось ощущение тепла, словно тлел в груди уголек. Но он быстро прогорел. Придя в храм во второй раз, уже с Адаарам, Дориан забыл, что там делал. Словно он спал. Очнулся в какой-то момент и понял, что сидит за спиной Адаара, обнимая его и уложив щеку ему на левую лопатку, а Адаар едва слышно напевает что-то вроде колыбельной. Вспомнив тот миг сейчас, Дориан улыбнулся. Он остановился, смакуя нежность, разлившуюся по всему телу, постоял немного и пошел дальше.
На стоянке, увидев людей впервые за последние месяцы, Дориан поначалу потерял дар речи. Он и представить не мог, что настолько соскучился. Гаррет, его добрый друг и никудышный ученый, зато специалист по выживанию в дикой природе, загорел дочерна и зарос бородой и волосами, как медведь; заявил, что это для маскировки. Вивьен посочувствовала Дориану: так долго среди варваров!.. И все, все, кого церковь прислала облагораживать этот уголок перед ликом Создателя, все были уверены, что Дориан жил среди неграмотных, грязных и не способных к обучению зверей. Стыдно, но он и сам так думал про косситов, когда плыл сюда…
Он провел на стоянке два дня. Из городов доставляли привычную пищу на кораблях, но случалось это редко, и мало кто озаботился тем, чтобы приберечь для Дориана хотя бы банку консервов; лучше всех проявил себя Гаррет, грохнув перед ним на стол двухлитровую бутыль портвейна, от которого блевали за борт даже бывалые моряки. Язык лился со всех сторон; все слушали его и восторгались образчиками культуры дикарей; про магию не заговаривали. Они ее не почувствовали, сидя на стоянке кто полгода, а кто и больше, и были уверены, что и среди косситов ее нет. Дориан отмалчивался. Он сделает вот как: он принесет им магию. Пока не знает, как, но доставит ее прямо в руки людей. Его имя, скорее всего, сотрут из учебников истории следующим же десятилетием, история всегда забывает своих героев, но он видел себя — видел, как раскроет ладонь, полную огня, и заново научит всех, каждого… Заставит их чувствовать магию так же, как он чувствовал ее в храмах.
Ранним утром третьего дня Дориан, взвалив на спину потяжелевший рюкзак, побрел обратно. Гаррет хотел было навязаться, единственный из всех, поверивший, что дикари не настолько дикие, как они считали, но Дориан не позволил.
— Ты чужак, — сказал он.
— А, то есть ты уже местный! — фыркнул Гаррет с обидой.
Дориан положил руку ему на плечо. Хотел утешить, но не смог. Как объяснить, что он еще не стал своим, но и чужим больше не был? Его пускали все ближе к сердцу острова. Он знакомился все с новыми косситами. Он даже мог поддержать разговор с их женщинами на говоре. Он свыкся с укладом их жизни так крепко, что порой ожидал нащупать у себя на голове рога.
На пятый день пути Дориана встретил Адаар. Он сидел в тени дерева, скрестив ноги, и ждал. Перед ним лежало копье. Настало время миграции диких зверей, вспомнил Дориан.
— Соскучился? — еще издалека позвал он Адаара.
Тот вскинулся, и все смешалось, все стало быстро, знойно; вот еще он только шел, а уже скинул рюкзак, уже лежит на траве и целуется с Адааром, и ему наконец-то хорошо и уютно, такого не было даже на стоянке… Они двинулись в путь, когда село солнце. Отдав рюкзак Адаару, Дориан шагал первым. Поэтому новость застала его врасплох, ударила в спину.
— Старшие жрецы решили, что допустят тебя до храма в сердце.
Дориан остановился.
— Что в этом плохого? — настороженно спросил он, поворачиваясь к Адаару.
Тот насупился.
— Ничего плохого.
— Так почему у тебя такой тон, словно ты мне скорую смерть предрекаешь? — рассердился Дориан.
— Храм в сердце пускает только с союзником.
— И?
— Тебе нашли союзника, — угрюмо сказал Адаар.
— Ты, кажется, позабыл язык. Я тебя не понимаю.
*
Все стало понятно, когда они вернулись в Могильник. Дав Дориану день на отдых, Адаар привел его к костровой яме, возле которой они принимали пищу по вечерам. Скамьи были пусты, лишь на одной сидела женщина.
— Это Катара, — сказал Адаар. — Ее союзник заблудился в Тени семь недель назад.
Дориан внимательно посмотрел на женщину. Он ее не видел ни разу. Вместо красной одежды на ней была черная.
— Заблудился — это значит не проснулся? — вспомнил Дориан местные легенды.
— Да. Жрецы решили, что вы можете попытаться стать союзниками.
Катара сидела неподвижно, хотя наверняка заметила их. Видимо, она решила не мешать их разговору. Не вмешиваться, пока ее не позовут.
— Могу я с тобой поговорить наедине? — вполголоса спросил Дориан.
Адаар мотнул головой. Он уходил от разговоров уже не в первый раз за последние двадцать четыре часа. Отмалчивался, грубо сек словами: старейшины решили, он не вправе, Дориан все скоро узнает сам. А целовал так, словно в последний раз. И от его близости сносило голову, Дориан никак не мог им насытиться, прижимался все ближе и просил больше. Его тоже захлестнула горечь Адаара.
— Что ж, так тому и быть, — сдался Дориан. — Катара, — обратился он к косситке, — ты меня хорошо понимаешь?
Она кивнула. Дориан взглянул в последний раз на Адаара и подсел к женщине. Она была выше его на полторы головы. Красивая, определенно одна из самых красивых косситок, каких он только видел, но печаль проглядывала сквозь все ее существо, просвечивала через фигуру и лилась из глаз.
— Ты грустишь по нему, верно? Все еще грустишь. Я не хочу проходить в храм, если тебе это будет неприятно.
На плечо Дориану опустилась тяжелая рука.
— Это ее решение, — сказал Адаар, отделяя слова чересчур большими паузами. — Не пытайся отказаться. Старейшины приняли ее просьбу. Она хочет попытаться завести нового. Без союзника умираешь. — Он перешел на говор и ласково сказал Катаре: — Все пройдет, сестра.
Дориан смотрел на Катару, ожидая хоть одного слова, но она молчала, отведя взгляд в сторону. Неужели ее собственное решение — попытаться заключить союз с чужаком? Допустим, она готова, ее разум достиг высшей ступени развития, и физическое скрепление ей ни к чему. А он? Он не просветлел, он до сих пор варится в похоти, и думает лишь о том, как забрать Адаара и остаться с ним навсегда, и духовного в этом ничего нет, он хочет любить его во всех доступных смыслах, и особенно — в физическом, потому что секс — лучшее выражение поклонения партнеру. Все это пронеслось в голове в считанные мгновения. Он готов поставить свою миссию под удар, отказавшись от предложенной ему союзницы. Наплевать на магию. Раз не дается она ему — то и не надо, он ее не помнит и по ней не горюет. Но один взгляд на Катару решил все.
Нужно хотя бы попытаться. Она ведь умирает от одиночества. Ему не стать для нее союзником, но, возможно, храм даст ей силы жить дальше. Искать любовь среди косситов.
Почему она не попыталась с Адааром? Ведь он свободен. Он одинок с самого детства, для него не нашлось союзницы. Само собой разумеется, что женщина должна перебрать всех косситов, а потом схватиться за последний шанс — человека-чужака… Он помотал головой. Нет. Ему не угадать их логики. До сих пор мировоззрение косситов, как бы он его ни изучал и ни раскладывал по полочкам, остается для него загадкой. Видимо, нужно и впрямь владеть магией, чтобы понять их.
Набрав воздуха в грудь, Дориан сказал на говоре, обращаясь к Катаре:
— Мы попробуем. Все пройдет, — добавил он, повторяя слова Адаара. — Все пройдет…
Катара подняла на него глаза. В них не было ни надежды, ни благодарности, только бесконечная тоска.
Остаток дня Дориан провел с гнетущим чувством. Его окружили старейшины, косситы с синими узорами на груди, но никто не объяснил, что ждет его в храме сердца острова. Они переговаривались между собой, не обращая на него внимания, но обязали его присутствовать на собрании. Наконец один сказал, что Дориан — гость Могильника, гость вежливый и терпеливый, но они напоминают ему: в сердце острова он должен склониться перед реликвией и выражать почтение, иначе магия накажет его. Если он уверен в себе, если сердце его чисто, то храм не причинит ему вреда.
— Таишь ли ты? — спросил его старейшина.
— Нет, — ответил Дориан, — не утаиваю.
Что ж, они сами не уточнили вопрос, поэтому он не соврал…
После собрания был праздник. Вокруг костра танцевали, много пили и ели. Дориану кусок в горло не лез. Он сидел на гладко обструганном бревне, наблюдая за плясками и весельем, и никак не мог разглядеть среди серокожих косситов Адаара. Он порывался уйти, но его удерживали. Говорили, что он должен остаться до конца, и он остался.
В костер подкидывали дров. Пламя поднималось все выше, и наконец стало выше самого рослого коссита.
— Катара! — позвал кто-то.
Дориан вскинулся. Катара, весь праздник сидевшая поодаль, приблизилась к костру. Она остановилась от пламени в двух шагах и закрыла глаза. Рыжие отблески прыгали по ее телу, и Дориан испугался, что пламя подожжет ей волосы или спалит брови.
— Проведи меня в последний раз, любовь моя, — четко сказала она и вошла в огонь.
Дориан вскочил, давя крик, едва удержался, чтобы не рвануться вперед. Схватить за руку, оттащить прочь, она с ума от горя сошла! Кто-то стиснул его плечи. Не Адаар. Старейшина. Вытаращив глаза, Дориан смотрел, как исчезает в огне фигура Катары. Руки, цепко державшие его за плечи, пропали, и Дориан, точно пьяный, пошел к костру.
И увидел, как Катара, невредимая, без единого ожога, выходит с другой стороны костра. Он подошел к ней. Катара посмотрела на него с убийственным спокойствием. Не веря своим глазам, Дориан протянул к ней руку и спросил на говоре:
— Можно?
— Можно, — ответила она на чистейшем языке.
Дориан коснулся ее руки. Та была прохладной, и лишь легкий запах дыма, исходящий от Катары, напоминал, что она прошла сквозь пламя. Она взглянула на него, и Дориан понял совершенно отчетливо: ничего завтра не получится. Он не может стать союзником женщины, которая в огонь войдет ради воссоединения со своим любимым, он никак ей помочь не сможет, а то, что они делают… это, наверно, решение старейшин, какое-то дурацкое испытание, и ему следовало бы бежать.
Катара улыбнулась, склонив голову. Рога отбрасывали на ее красивое лицо черные тени и сливались с ритуальным рисунком.
Праздник стихал. Огонь потушили, оставили лишь тлеть угли. Большой чан, еще несколько часов назад до краев наполненный выпивкой, опустел, и больше никто не удерживал Дориана. Он побрел к своей хижине. Мысли путались. Не засну, понял он. В эту ночь точно не засну. Что бы косситы ни готовили, мирной экскурсии ждать не приходится. Ему не позволят войти в храм, снять с него мерки, зарисовать узоры… Пусть даже он бы сделал это, но ни на йоту не приблизился бы к разгадке магии. Ему не вернуть ее в мир людей. Не вынести с этого острова. Да что острова!.. Дальше непролазных душных джунглей волшебство не пробивается. Чего уж говорить о том, чтобы пересечь с ним целое море…
У хижины кто-то был: темная фигура. Дориан пригляделся.
Адаар.
Конечно же, кому еще сидеть на земле, склонив голову между коленей.
— Эй, — тихо позвал Дориан и присел рядом с Адааром на корточки. — Подождал бы меня внутри…
Адаар резко поднял лицо, едва не боднув Дориана рогами, и положил ему на шею руку. Словно посомневавшись, секунду он медлил, а потом резко притянул к себе и поцеловал.
В его поцелуе все еще было что-то дикое, неправильное, словно коссит не мог научиться. Нет, скорее, он привносил в поцелуй что-то свое, и странно ожидать от него таких же прикосновений, как от людей мужского пола…
Дориан потянул его за руки вверх, и Адаар поднялся, так и не разорвав поцелуй — склонился низко, удерживая лицо Дориана в ладонях, и застыл. Пришлось тянуть его в хижину, почти уговаривать — пойдем, спрячемся, пойдем, у нас целая ночь впереди.
*
К храму он шел рука об руку с Катарой. Она сменила черную краску на белую, и по ее плечам бежали полосы. Дориан, почти обнаженный, только в юбке, как у косситов, нанесения ритуального рисунка не удостоился. Его распирала неловкость и — чувство стыда, словно он что-то украл. Он подает ложные надежды безутешной женщине и врет племени, принявшему его и по-своему заботившемуся о нем. Дориан оглянулся. За ним с Катарой было целое шествие: косситы двигались в две колонны, в одинаковое одежде, с одинаковыми алыми узорами на телах и лицах. Адаара среди них не было.
Точно, понял Дориан, в этот храм могут войти лишь те, у кого есть союзник, чей дух вознесся высоко над телом.
Так далеко он еще ни разу не заходил. Дома были похожи один на другой, разнились лишь украшения на двери. Сплетенные из шерсти горных коз ремешки и косы, лоскутные одеяла, засушенные цветы. Он запомнил каждую деталь, чтобы позже нанести ее карандашом в альбом, но одновременно не верил, что вернется.
Он ведь соврал старейшинам, когда сказал, что ничего не таит, и он уже чувствовал на себе тяжелую, заволакивающую разум магию храмов. Главный храм, сердце острова, и вовсе убьет его за лживые намерения. Катара взяла его за руку, крепко стиснув пальцы. Дориан сделал глубокий вдох. Дома расходились в стороны, как лучи, и между ними образовывался круг желтого песка. По углам его сидели дети и пололи траву, неподалеку женщины ухаживали за цветами. А песок, значит, натаскали с пляжа у подножья скал. Храма не было и в помине, только пустое место.
— Что это? — вполголоса спросил Дориан у Катары. Он поднял на нее голову. — Я имею право знать, раз меня допустили.
До центра круга оставалось совсем немного. Косситы трубно пели — мелодия была четкая, слова — рваные, и все больше их голоса напоминали удары по коже барабана. Катара замедлила шаг, и Дориан торопливо добавил:
— Здесь ведь должен быть храм, разве не так? Вы все говорили о храме в сердце острова.
— Не так, — ответила Катара. Она говорила тихо, из-за нарастающего шума Дориану приходилось прикладывать все силы, чтобы расслышать ее и понять говор. — Атрибуты не нужны тем, кто вознесся над телесным. Если в тебе есть дар, то он проявит себя и в пустом круге.
— Как это произойдет? — нервно спросил Дориан.
Его неприятно пробрала дрожь от того, что его обман прилюдно раскроется. Еще противней было, что обманывает он женщину, горюющую по своему союзнику, самому близкому человеку. Она ведь не ждет ничего. Она понимает, что у них не выйдет в один миг стать счастливыми и путешествовать по Тени вместе. Она лишилась своего магического дара, когда умер во сне ее любимый.
— Я не хочу, — сказал Дориан. — Катара, я не хочу в этом участвовать. Мой дух точно не воспарил еще над телом.
— Я хочу, — веско ответила Катара.
Они оказались посреди круга. У внешнего радиуса стояли старейшины — синяя краска на сером теле, за ними — мужчины, красные пятна. Они старались встать так, чтобы было видно всех: и женщин, образовавших свой круг, и детей — забавных, большеглазых, и Дориан наконец разглядел Адаара. Он поймал его взгляд, но Адаар тут же опустил глаза. Катара сжала его руку так, что стало больно, и Дориан пробормотал:
— Я не сбегу, раз ты настаиваешь.
Песнь косситов смолкла. Катара отпустила его ладонь и встала напротив, на расстоянии вытянутой руки.
— Что я должен делать? — повторил Дориан.
И тогда заговорил старейшина. Дориан едва мог разобрать, что он имеет в виду. Он использовал древний говор, странный диалект, и лишь некоторые слова были отдаленно похожими на то, что знал Дориан. Кажется, что-то про предназначение, Тень и силу союза. Наконец он закончил, и вдруг вокруг Катары замерцали голубые огни. На искры они не походили, на светлячков — тоже, это были холодные огни. Дориан завороженно потянул к ним руку, ожидая ожога, но его пальцы прошли сквозь огонь, не почувствовав ничего. Катара поймала его ладонь своею, и его окатила такая боль, что Дориан закричал. В тот же миг что-то ударило его в грудь и отбросило к самому краю круга. Он рухнул на спину, застонав, и все же приподнялся на локтях.
Катара сияла белым, стояла, раскинув руки, и как только Дориан разлепил губы, чтобы спросить, не нужна ли ей помощь, как она вспыхнула, взрывная волна разошлась вокруг, и Дориан опять упал на лопатки. В ушах звенело.
Создатель, это был взрыв. Она взорвалась. Он почувствовал кровь во рту, острый металлический привкус, и это помогло вновь открыть слезившиеся от яркости глаза. Катара лежала на песке — неподвижная, серая, больше никаких огней, и о взрыве напоминало лишь почти полное отсутствие звуков. Дориан, покачиваясь, поднялся, подошел к ней и опустился на колени. Проверил пульс — нет, мертва… Что он наделал? Что он сотворил своей ложью? Убил женщину? Он беспомощно обернулся, ища ответов в лицах старейшин. Двое из них совещались между собой, склонив головы друг к другу, и никто, никто не беспокоился о том, что их сестра, их соплеменница бессмысленно и глупо погибла из-за вранья чужеземца. Лица косситов были каменными, дети смотрели на происходящее равнодушно, и Дориан пришел в ужас. Дурак, пытался понять этих зверей…
— Прости, — сказал он Катаре, — прости.
Ее глаза были закрыты, губы застыли в полуулыбке, будто она спит. Он опять оглянулся на старейшин. Один из них, глядя на Адаара, ткнул посохом в Дориана, и Адаар, хмурясь, размашистым шагом пошел к нему.
— Что ты сделаешь? Что тебе приказали? — начал спрашивать Дориан, но не услышал своего голоса. В ушах все еще звенело. — Нет, не трогай! — выкрикнул он, выставив ладонь, и вдруг с нее сорвалось — что-то, что-то прозрачное, исказившее черты Адаара, как кривое зеркало. Адаар легко отмахнулся.
Дориан, все еще не в силах твердо стоять на ногах, пополз назад, неловко перебирая локтями. Адаар наклонился и рывком поднял его, взяв на руки.
— Не надо! — вновь крикнул Дориан. — Что бы они тебе ни сказали… ты хочешь отомстить? Убить меня?
Адаар мрачно прижал его к себе и пошел прочь от круга. Перед ним расступались, молча его провожая. Дориан пытался вырваться, бил кулаками по твердой шкуре, сучил ногами, но Адаар небрежно прижал его к себе, как буянившего ребенка, и Дориан уже не мог драться. Он укусил Адаара за плечо, но тому это было нипочем. Только сейчас пришло осознание, насколько же коссит отличен от человека, и было смешно надеяться, что Адаар встанет на его сторону. И уж тем более глупо пытаться победить его в драке. Да он даже не пытается отразить атаку — он попросту не чувствует ни тычков, ни укусов.
Адаар шел вперед, и чудовищная духота рушилась на Дориана, как каменные плиты. Ему стало сложно дышать, и когда показалось, что он задохнется, повеял легкий бриз, и тут же пробрал ужас: Дориан понял, куда они идут. Это придало ему сил, и он вновь начал извиваться, пытаясь вырваться. В голове бились мысли: разве я заслуживаю смерти? А разве нет, если женщина из-за меня погибла? Но есть правосудие и тюрьмы, а это — расправа, это — казнь! Самое обидное — казнит его тот, кого он любил.
— Я люблю тебя, — взмолился Дориан, перестав вырываться. — Адаар, я люблю тебя, пусть они меня убьют, но смерть от твоей руки — худшее, что может быть. Ты этого не заслуживаешь, ты не должен с этим жить. Отпусти меня. Пожалуйста, отпусти, я сам на эшафот взойду.
Адаар остановился. Дориан вывернул шею, чтобы посмотреть, и потерял дар речи. Они стояли у обрыва, а под ними бушевал океан. Прямо под ними торчали скалы, как черные зубы водной стихии. Он против воли прижался к прохладной коже Адаара, втиснулся в него, точно тот мог его спасти. И тогда Адаар его бросил.
Дориан закричал, его крик унес ветер. В ушах уже не звенело, а свистело. В полете его перевернуло, и Дориан увидел скалы. Они становились все ближе. Он выставил вперед руки, но что он мог сделать, если острый выступ был все ближе к его животу! За миг вспомнились душные объятия, прохлада ночи, поцелуй — и Дориан зажмурился, надеясь, что умрет сразу же, без боли и мучений.
Что-то со стеклянным звоном разбилось, он соскользнул по гладкой поверхности головой в воду, и тут же волна прибила его к каменному выступу. На глаза потекла вода, нет, кровь, она такая теплая по сравнению с волнами, точно кровь… Дориан вцепился в скалу, обнял ее, как спасательный круг, и прижался к ней рассеченным лбом. Отчаянно щипало кожу, и из глаз текли слезы. Он дрожал всем телом, не понимая, что его спасло, и держался за скалу, пытаясь унять отчаянное сердцебиение. Когда перестало трясти, он поднял голову.
На краю обрыва в ряд стояли старейшины. Все они смотрели на него. Между ними протиснулся Адаар, и ему махнули рукой. Он сложил над головой вытянутые руки и, напружинившись, полетел ладонями вниз.
*
— Что это было, что это было, — твердил Дориан, пока Адаар плыл рядом с ним к пологому склону. Зубы стучали друг о друга то ли от холода, то ли от нервов. Адаар вошел в воду ровно между скалами, коснулся дна и вынырнул рядом с ним — дрожащим, пребывающем в полном смятении. После этого Адаар сказал, что нужно выбраться из воды, пока не приплыли хищные рыбы. А Дориан все продолжал: — Объясни мне, сейчас же объясни. Я летел на скалу. Ты бросил меня. Почему? Что все это значит?
В рот залетали брызги, от соленой воды щипало глаза, и постепенно подходил к горлу страх перед смертью, который он не успел испытать в полной мере за свой короткий полет.
— Магия, — коротко ответил Адаар. — Ты прошел через огонь и через воду. Ты вознесся над телесным.
— Когда я успел? — возмутился Дориан, потеряв бдительность, и его захлестнуло волной.
Он откашлялся, отплевался и взял курс к берегу.
Растянувшись на песке, он смотрел в небо. Адаар, сев рядом с ним, выжимал их одежду, и говорил на языке так, словно тот был ему родным:
— Катара спрашивала у сердца острова, что ей делать, искать ли нового союзника. Ей ответили, что она вольна уйти, и теперь она воссоединилась в Тени с любимым. Ты должен был погибнуть, потому что Тень всегда требует жертвы. Если только у тебя нет якоря к этому миру.
Дориан повернул голову. Адаар посмотрел на него, обнаженного, и взгляд его ласкал, точно ладонь.
— Но огонь ты пережил.
Яркий взрыв, подумал Дориан. Значит, не ошибся…
— И воду, — сказал Адаар. — Я бросил тебя в воду, и ты силой духа своего выжил.
— Если уж быть точным, то ты меня бросил на камни, — пробормотал Дориан. — И прошел я огонь и землю…
— Называй, как тебе угодно.
— Все это не имеет никакого смысла.
— Может быть, ты просто стал одним из нас, и испытания действительно тебе не нужны были, — согласился Адаар. Он отложил скрученную в жгуты одежду и провел ладонью по груди Дориана.
— И ты ни на секунду не сомневался, что я выживу, — сказал Дориан. Жгла легкая обида. Адаар мог бы и предупредить, а ему и в голову не пришло, что слабенькое человеческое сердчишко может разорваться от страха… Нет, тут же ответил он себе. Знай он, что его ждет, фокус бы не удался, и Дориан разбился бы о камни в самом расцвете лет.
— Боялся каждую секунду, — коротко ответил Адаар.
Движения его ладони стали размашистыми, и он гладил все тело — грудь и живот, бедра, плечи. От его прикосновений уходило напряжение.
— И что теперь? — спросил Дориан. — Почему они приказали тебе сделать все это? Они догадались, что между нами происходит?
Адаар, обхватив ладонью его колено, провел от него вверх, до самого паха, и Дориан ощутил подступающее возбуждение. От всего пережитого хотелось почувствовать себя живым. А он знал один хороший способ, чтобы убедиться, что его тело все еще функционирует…
— Я думаю, — медленно сказал Адаар, — они знали с самого начала, им ведомо прошлое и будущее, все переплетается в Тени, а они вхожи в нее, как в свой дом. Дай мне руку.
Дориан протянул ладонь. Адаар соединил их пальцы, и что-то кольнуло руку.
— Невероятно! — поразился Дориан. Над кончиками пальцев танцевали молнии — крошечные, едва различимые, но они были. — Я тоже так хочу.
— Сосредоточься, — сказал Адаар. — И ты сможешь гораздо больше.
Творить материю, менять направление невидимых сил, исцелять и сражать светом, точно стрелой, создавать во сне города — все это Адаар показал ему позже, после того, как Дориан вернулся на последнюю стоянку миссии с отчетом, что, хоть у дикарей и есть магия, вывезти ее в города не представляется возможным. Но он самоотверженно вызвался и дальше пребывать в Могильнике… А все остальные уплыли. Пообещали иногда возвращаться. Дориан охотно верил, что некоторые его друзья и вправду снарядят корабль лет этак через пять. Странно было прощаться с людьми и оставаться среди косситов, но ему показалось, что он, найдя с ними общий язык, приобретет и друзей, и семью, и даже жара уже не кажется ему такой удушающей.
Но все это было потом, а пока Адаар касался его своими большими ладонями, и Дориан чувствовал, как его тело поет, как его дух поет, и затапливает абсолютное, до того не ведомое ему счастье.
@темы: фанфик, жанр: слэш, персонаж: Дориан, сеттинг: модерн!АУ, персонаж: м!Инквизитор, фест Двойной удар, рейтинг: NC-17
-
-
22.07.2017 в 20:38Адаар такой неразговорчивый, очень мимишно суровый)) А Дориан как всегда
Спасибо
-
-
23.07.2017 в 12:35-
-
25.07.2017 в 12:26для подробной проработки мира и дженовой составляющей, на мой взгляд, не хватило объема текста - тут еще 8 000 напрашиваются, но не могу не оценить то, что есть и то, что можно додумать по оставленным зацепкам =)
и... Дориан все-таки пожертвует идеей принести магию и останется клубиццо под бочком у Адара?
В ДАИ у меня были оч противоречивые чувства ) Когда Дориан говорит-говорит об обновлении Тевинтера, а потом - в случае романса - ну ок, остаюсь с тобой (вот и хорошо и плохо одновременно, куды бечь!). Впрочем, противоречивые были и потом, когда - сорри, люблю тебя мой котег, но ДОЛГ.
PS
в первом храме канешн огонь сцена, даже без нц (но я рада, что они и с нцой не затягивали *_* )
-
-
27.07.2017 в 04:52Но, атмосфера =3 Горячие пыльные пустоши, серые косситские шкуры. Магия, как нечто очень телесное.
Финт с одеждой - очень изящно.
А добил ее, кажется, паровоз. это вообще пять
-
-
04.08.2017 в 21:02и... Дориан все-таки пожертвует идеей принести магию и останется клубиццо под бочком у Адара?
я думаю, даже если он попытается, то магию не вынесет с острова. к тому же как он бросит своего союзника? умрет же рогатый от горя!
В ДАИ у меня были оч противоречивые чувства ) Когда Дориан говорит-говорит об обновлении Тевинтера, а потом - в случае романса - ну ок, остаюсь с тобой (вот и хорошо и плохо одновременно, куды бечь!). Впрочем, противоречивые были и потом, когда - сорри, люблю тебя мой котег, но ДОЛГ.
но там же вроде "люблю тебя котик и побуду с тобой НО ВСЕ РАВНО СВАЛЮ"? или я путаю варианты концовок? вроде мне помнится, что, если его после окончания игры ткнуть у библиотеки, он как-то скажет, что однажды уедет в Тевинтер... ну или я не помню все-таки)
в любом случае, ящетаю, что Дориан должен уехать, потому что общественное важнее личного.
и я так хорошо эту идею отразил в фике лолспасибо
grasskiller, благодарю
-
-
08.08.2017 в 00:19Дориан нашел свое сердце и душу , похоже, иначе он бы точно свалил
-
-
19.08.2017 в 22:34-
-
03.09.2017 в 20:57спасибо
Ферелденская тварь, благодарю