[Сэр Ланселап]

Название: Vogue Ferelden
Тема: Медиа!АУ, Шоу-бизнес (кто-то из героев - медийная личность)
Персонажи и пейринги: Дориан Павус, Каллен Резерфорд
Рейтинг: G
Жанр: джен, модерн!АУ, медиа!АУ
Размер: 1200 × 700, до 1 263 KB + 682 слова
Исходники: Дориан, Каллен
Краткое содержание: Дориан и Каллен делятся секретами на страницах глянцевого журнала.
Примечания: кликать можно дважды.

На интервью я пригласила Дориана в приятное, но в целом не особо примечательное кафе — в надежде, конечно же, что здесь нам удастся избежать массового нападения поклонников на звезду «Инквизиции», самого успешного сериала последних лет. Мои прогнозы отчасти сбылись: когда актер появился в дверях, моментально приковав к себе всеобщее внимание, кафе наполовину пустовало, так что на автографы и селфи ушла всего лишь треть запланированного для интервью времени. Радуясь малым победам, я все же наконец заполучила актера для личной беседы и тут же приступила к расспросам.

Н.С.: Дориан, вы уже второй год подряд занимаете первое место в нашем рейтинге самых сексуальных мужчин Тедаса. Каково это — ощущать себя настолько привлекательным и желанным?

Д.П.: Закономерно. (Смеется). К хорошему быстро привыкаешь.

Н.С.: Если бы вы могли внести свои коррективы в наш рейтинг, изменили бы в нем что-нибудь?

Д.П.: Нет, зачем же? Прекрасный список! (Снова смеется). Может быть, поменял местами второе и четвертое места.

Н.С.: Знаете, я как раз недавно присутствовала на съемочной площадке в Киркволле и не могу не согласиться. Вживую Каллен Резерфорд еще обаятельнее — абсолютно достоин второго места.

Д.П.: Верите ли, нам еще не доводилось лично встречаться. Но кто знает, может быть, нам удастся заполучить его для нового сезона «Инквизиции». (Ослепительно улыбается).

Я не могу удержаться и ахаю. Дориан тут же имитирует, как закрывает рот на замок.

Д.П.: Упс. Никаких спойлеров. Но да, было бы здорово встретиться с ним на одной площадке, Резерфорд настоящий профессионал, было бы интересно поработать в паре. К тому же после моего утверждения чуть раньше я надеюсь, что смогу рассчитывать на пылкую благодарность.

Я на несколько секунд замираю, просто любуясь безупречным профилем звезды. Потом вспоминаю, что у меня еще уйма вопросов, а время стремительно улетает.

Н.С.: Возвращаясь к вопросам о привлекательности — есть ли у вас какие-то секреты, как всегда оставаться в идеальной форме? Какие-нибудь особенные средства по уходу, может быть?

Д.П.: О-о, я обожаю средства по уходу, у меня их уйма. Иногда мне кажется, что я в них разбираюсь лучше, чем мой личный косметолог. Но в целом я довольно патриотичен, когда дело касается гелей-кремов и всего прочего. Почти все, чем я пользуюсь, произведено в моем родном Тевинтере.

Н.С.: Все дельцы Орлея сейчас дружно горестно вздохнули. Не доверяете ведущим орлейским фирмам?

Д.П.: Ни капли.

Н.С.: И тем не менее, два года назад вы перебрались из солнечного Тевинтера в промозглый Ферелден, чем шокировали немалое число своих поклонников. Не жалеете?

Д.П.: Учитывая, что именно в Ферелдене тогда проводился кастинг в «Инквизицию», и бешеную популярность сериала, сожалеть, пожалуй, было бы глупо. Но на тот момент, уезжая из Тевинтера, я, конечно, не мог представить, чем все для меня обернется. И тем не менее даже без этой роли я не жалел бы об этом решении. В Тевинтере меня душили социальные нормы и предубеждения собственной семьи, приходилось жить втайне, скрывая предпочтения. Я, конечно же, говорю сейчас о компании мужчин — в Тевинтере, в тех кругах, где я вертелся, это было неприемлемо, раскрыться означало немедленный крах карьеры. Но я в конце концов устал жить в страхе и втайне. Побег в Ферелден и публичное признание своей ориентации стали для меня обретением долгожданной свободы.

Н.С.: А роль в «Инквизиции», стало быть, просто стала очень приятным бонусом?

Д.П.: Примерно так. Приятным и закономерным, я бы сказал. (Улыбается). На самом деле я очень благодарен продюсерам и сериалу: поучаствовать в настолько масштабном проекте, играть вместе с лучшими актерами своего поколения — это честь. Никто из нас не ожидал столь бешеного успеха, но, безусловно, каждый из нас гордится своей ролью. И тем не менее свобода для меня первостепенна. Я не согласился бы участвовать в проекте, если мне и дальше приходилось бы прятаться.

В ответ я признаюсь, что искренне им восхищаюсь — его страстью, талантом, жизненными принципами. Дориан бесконечно мил и остроумен и, мне кажется, тронут. Хочется провести с ним еще не один час, продолжая расспрашивать о жизни, работе над сериалом, дальнейших планах. Но отведенное нам на интервью время, увы, утекает слишком быстро, и вскоре Дориан в вихре белоснежного плаща покидает кафе, чтобы вернуться на съемочную площадку, где его наверняка уже заждались. А я неторопливо допиваю кофе и думаю о том, что второй год подряд наши читатели делают правильный выбор. Этот мужчина чертовски хорош.

Нэрия Сурана специально для Vogue Ferelden

@темы: dragon age, коллаж, жанр: джен, персонаж: Каллен, персонаж: Дориан, сеттинг: модерн!АУ, фест Магический Календарь, рейтинг: G

---

День 6. Миди "Все песни о любви (каждая — для тебя)"

[Сэр Ланселап]

Название: Все песни о любви (каждая — для тебя)
Тема: Искусство; Медиа!АУ, Шоу-бизнес
Персонажи и пэйринги: м!Тревельян/Дориан
Рейтинг: NC-17
Жанр: романс, AU
Размер: 28.000 слов
Саммари: Максвелл решил бросить работу в шоу-бизнесе и уехать домой, в провинцию. Он устал раскручивать безголосых певичек и бесталанных юнцов. Но за день до побега из мегаполиса он услышал в баре игру саксофониста и понял: будь что будет, но он покажет этого молодого человека миру. Заставит множество людей услышать его музыку — и непременно его полюбить.
Примечания: небечено; возраст персонажей отличается от канонного;

мб в чем-то спойлерно

возможно, градус истерики несколько завышен, но я художник я так вижу я считаю, что тот, кто дочитает до конца, сочтет все выверты персонажей укладывающимися в характер.

Скачать: .doc | .pdf

– Не ты меня раскрутишь – так кто-нибудь другой, – спокойно сказал Дориан. Его лицо, всегда живое, стало маской, даже блеск в глазах погас, оставив лишь непроницаемую гладь. – Не считай себя уникальным.
Он развернулся, подхватил чехол с саксофоном и был таков – исчез за дверью и, как подозревал Максвелл, исчез из его жизни.

…Эта история началась осенью, когда Максвелл, потеряв последний контракт, решил, что с него довольно. Он долго сотрудничал с крупным лейблом, он долго пытался построить свою империю с нуля, но терпеть творческих людей – превыше его сил. Никакого спокойствия не хватит, чтобы каждый день двадцать четыре часа в сутки быть мишенью для истерик дарований, коими они себя считают. Он видел продукт – и он продвигал его, пускал песни в ротацию на радио, договаривался о концертах и нанимал людей для рекламы в соцсетях; что ж, он осознал свою ошибку – или ты готов иметь дело с подростковыми эмоциями и вести вчерашних детей по извилистой тропинке к славе, или ты уходишь из этого бизнеса. Потому что все взрослые, умные люди уже работают на кого-то другого. Потому что нужны свежие песни. Новые лица. Не готов откапывать их в колледжах и школах – уходи.
Он и ушел. Продал контракт с группой девочек переходного возраста своим бывшим коллегам и остался ни с чем. Сегодня истек срок аренды офиса. Официально последний день его работы менеджером. Дождь заморосил в самый неподходящий момент, сигарета потухла, а смартфон… Да, смартфон он оставил в офисе. Все уже закрыто, возвращаться поздно. Выпить. Нужно выпить. Раньше это помогало. Теперь раз на раз не приходится.
Он толкнул тяжелую дверь паба, нырнул в спертый, тяжелый от кальянного дыма воздух и на мгновение закрыл глаза. Всего одно мгновение, чтобы выбросить из головы невеселые мысли. Ему нужно отдохнуть. Нужно расслабиться. Посидеть в тепле, выпить, переждать дождь. Вернуться домой. Не на съемную квартиру, а в настоящий дом – в провинциальный Вансборо, в родительский дом. Родителей уже нет, а дом стоит. Верно отец говорил: семья всегда тебя примет, даже если ты приползешь на коленях посрамленным. Соседи, правда, будут насмехаться над его амбициями, срубленными под корень, точно топором, ну и пусть. Нервы дороже.
Максвелл снял плащ. Вешая его на плечики, он прислушался. Музыка. Конечно же, музыка. Пабы не могут функционировать в тишине. В них либо вопит телевизор, транслируя игру, либо ревут колонки. Но эта музыка – живая. Максвелл никогда не мог устоять перед нотами, всего семь, а складываются в гипнотические последовательности, вьются, как лиана, и ложатся на шею, как петля. Он всегда шел за музыкой, как одурманенный. Тело утратило вес, исчезло, испарилось, столики, понатыканные друг к другу, словно сами расступались, и он шел к центру, где звук самый полный и сочный, где смыкается над головой океан мелодии и тянет на дно. Ничего не замечая, Максвелл дошел до столика, стоявшего у самой сцены, сел за него и уставился перед собой.
Саксофонист тоже ничего не замечал. Глаза его были закрыты, пальцы касались клапанов инструмента, как кожи любовника, нет, как мышц дикого зверя – видно, что каждый мускул напряжен почти до дрожи, сосредоточение достигло максимума. Максвелл смотрел, и во рту пересохло. Саксофонист словно занимался любовью. Он то склонялся вперед, и Максвелл замечал его сведенные брови и темные ресницы, и тонкую линию черной подводки на веках, то раскручивался назад, как лента, и тогда раструб саксофона смотрел почти в потолок. Тело саксофониста было таким же гибким, как его музыка, таким же волнующим, как его яростная, страстная импровизация, и Максвелл понял: неотделимы. Они – неотделимы. Этот музыкант и его творчество. Одно целое. Как раз то, что он всегда искал.
Саксофонист подходил к кульминации, и звук нарастал, возвышался, бился под потолком. Максвелл вцепился в столешницу до побелевших пальцев, боясь моргнуть. По коже бежали мурашки, волосы на всем теле вставали дыбом. На долю секунды впечатление чуть было не испортил подошедший официант, Максвелл бросил ему:
– Все равно, – и больше не реагировал на внешние раздражители.
Осталась лишь музыка, огромный инструмент размером в человеческое тело, нервные пальцы, вплавленные в желтый металл. Саксофонист выгнулся, запрокинув лицо к потолку, и издал последнюю ноту. В оглушительной тишине Максвелл забил в ладоши до боли, чтобы хоть она вернула его обратно на землю с небесных сфер. Саксофонист опустил инструмент, открыл глаза и обвел взглядом зал. Задержавшись на Максвелле на один миг, он с легкой улыбкой склонил голову, лишь намечая поклон, но не высказывая никакой благодарности слушателям, и исчез за кулисами.
Перед Максвеллом оказался оранжевый коктейль в длинном бокале. Он поднял взгляд на официанта, и тот радостно заявил:
– «Тайное наслаждение» от нашего бармена!
– Пойдет, – смирился Максвелл. – Как зовут саксофониста?
Официант посмотрел на пустую сцену и пожал плечами.
– Где проход за кулисы? – кинул ему в спину Максвелл, но официант, лавируя между столиками, уже удалился.
Максвелл придвинул к себе бокал, принюхался, сделал пробный глоток. Приторно-сладко. Еще раз посмотрев, куда ушел официант, он стрельнул глазами в угол, где прятался охранник, и быстро вскочил на невысокую сцену. Подняв пыльную бордовую кулису, он носом уткнулся в черную дверь (краска с нее слезала, обнажая дешевое тонкое дерево) и толкнул ее. В полутьме шла вниз лестница, проход был таким узким, что стены почти давили на плечи. Максвелл быстро спустился по скрипучим и шатким ступенькам. Он оказался в каморке. Лампы тускло светили желтым у зеркала, еще одна, покачиваясь, свисала на проводе с потолка, и над самой дверью, как кровавое пятно, угрожающе горел багровый плафон.
Саксофонист был у зеркала. Прислонившись к низкому столику, он расстегивал последние пуговицы лиловой шелковой рубашки.
– Каждый раз мокрая насквозь, – пожаловался саксофонист, словно Максвелл был его другом.
– Меня зовут…
– Ты за автографом? – весело спросил саксофонист. Максвелла он не перебивал. Просто не слушал его или не желал услышать. Отлепив влажную рубашку от бронзовой груди, саксофонист стянул ее с плеч и с интересом уставился на гостя.
Максвелл, воспользовавшись паузой, представился и спросил:
– У тебя есть менеджер?
– Кто? – с насмешкой спросил саксофонист. – Такой толстый дядя с золотой цепью на бычьей шее, который берет мои деньги себе и изредка меня потрахивает? Ты про этого менеджера? Или, постой, ты хочешь оспорить авторские права?
– А что, такое уже случалось? – полюбопытствовал Максвелл.
Он уже отчасти жалел, что спустился познакомиться, потому что видел: это очередной творческий человек с полным отсутствием системы и логики в голове. От таких он и бежал. Но одновременно он впитывал все особенности речи, движения, мимику музыканта, пытался уловить из его слов что-то об опыте, машинально прикидывал, сколько можно вложить в него, чтобы показать его всему миру.
– Бывало, – хмыкнул саксофонист. Он хотел добавить что-то еще, но за спиной Максвелла раздался топот, и за плечо его сграбастала огромная потная ладонь, жар которой чувствовался даже через рубашку. – Не трогайте моего друга, – живо заявил саксофонист, – вы в своем уме? Вы сломаете ему плечо. Как он будет носить мой багаж?
Максвелл поспорил бы, кто еще кому сломает плечо, если завяжется потасовка, но благоразумно промолчал: охранник, кунари с отпиленными рогами, имел все шансы отправить его в нокаут.
– Эт… ваш друг? – усомнился охранник.
– Ну разумеется, – нетерпеливо сказал саксофонист, подошел к Максвеллу и дернул его за другое плечо. – Хватит стоять в проходе, Генри, ты действительно больше похож на ошалелого фаната, чем на моего носильщика.
Охранник отпустил Максвелла, потоптался, буркнул что-то вроде «звиняйте» и удалился. Максвелл потер плечо.
– Меня зовут Максвелл, – напомнил он.
– А мне-то какое дело? – весело сказал Дориан. Скомкав рубашку, он бросил ее в пакет. Взяв со стула черную футболку, он надел ее и посмотрел на Максвелла. – Так что? Автограф или пойдешь? Тебе стоит поблагодарить меня. Другой на моем месте сдал бы тебя охране.
– Как тебя зовут?
Максвелл мысленно махнул рукой. Домой, напомнил он себе. Рассчитаться с арендодателем и уехать в глушь.
– Дориан, – сказал саксофонист так, словно это нечто само собой разумеющееся. Золотой узор на его футболке блестел, ловя на себя весь свет. – Ты зашел погреться сюда? На афишу не смотрел? Дориан Павус.
За гонором Дориана выглядывала уязвленная гордость. Максвелл кивнул своим мыслям: да, иметь талант и продавать его в пабах, где никто тебя толком и не слушает, весьма обидно. Копится раздражение на весь мир.
– Значит, менеджера у тебя нет, – заключил Максвелл. – Могу это исправить. Скажи свой… ах, чтоб тебя… – он вспомнил, что остался без смартфона.
– Что, телефон свистнули, менеджер? – догадался Дориан. – Я бы все равно номером не поделился. Но могу взять визитку.
Максвелл едва не хлопнул себя по лбу от досады. Вытащив из заднего кармана бумажник, он извлек из него визитку, его гордость – дизайн, материал, сразу видно, что он потратил на нее целое состояние, – и протянул Дориану. Тот взял визитку. Держа ее на отлете, словно та была ядовита, он прочитал информацию.
– О, – с легким удивлением сказал Дориан, – так ты – тот самый Максвелл? Не просто менеджер Максвелл, а пиар-менеджер Максвелл, акула лейбла «Наследие», слегший с нервным срывом? Что же ты сразу не сказал? – Дориан небрежно кинул визитку себе за плечо, надел кожаную куртку с явно лишним количеством молний и взял футляр с саксофоном. – Подходи к черному входу, – скомандовал он. – Долго ждать тебя не буду.
Дориан скользнул к едва заметной в темном углу двери.
– Ты шутишь? – беспомощно спросил Максвелл, потерявшись в круговерти слов. Он полагал, что его нервный срыв, ознаменовавший конец его карьеры в «Наследии», был давно всеми забыт. Ан нет, какой-то наглец все еще помнит…
– Я похож на шутника? – поднял брови Дориан и выскользнул за дверь.
Максвелл немного постоял, все еще пытаясь понять, стоит ли ему брать плащ и идти за Дорианом, или же его и след простыл. В конце концов он вернулся в зал. За его столиком сидела парочка, оранжевый сладкий коктейль пропал. Что ж, он все равно не собирался продолжать вечер… Максвелл быстрым шагом прошел к выходу, взял плащ и, на ходу надевая его, вышел под дождь. Холодные капли падали за шиворот. Он свернул за угол, к черному входу, и с удивлением обнаружил там Дориана, спрятавшегося под козырек. Надо же. Не шутил. И вправду ждет.
Дориан посмотрел на него.
– Без зонта? Я тоже, – вздохнул он и посмотрел в серое небо. – А ты не слишком-то разговорчивый.
– Просто не хочу прерывать тебя, – пробурчал Максвелл. – Посидим где-нибудь?
– У меня электричка через час. Я здесь проездом.
Дориан замолк. Максвелл не знал, что сказать. Дождь становился все сильнее, и по лицу у него стекали капли. Наконец Дориан закатил глаза:
– Пригласи меня в гости! Раз так настойчиво предлагал свои услуги, то мог бы и здесь инициативу проявить.
– А. Да, пошли, – согласился Максвелл. – Так ты откуда? – на ходу спросил он.
– Отсюда я, из Штатов, откуда же еще. Только квартиры у меня нет в последний месяц, потому что платить нечем, вот и живу в провинции у подруги.
– У девушки? – мельком спросил Максвелл.
– Разве я так сказал? У подруги, сошлись на музыкальных интересах.
На остановке стояла толпа народа. Все места под козырьком были заняты.
– Такси, – кивком указал Дориан. – Далеко ехать? Или ты тоже на мели?
– Ты близок к истине, – буркнул Максвелл.
По щекам Дориана стекала подводка. Усы, завитые кончиками кверху, тоже стремились стечь. Губы изгибались в усмешке. Да, хорош менеджер! Максвелл дернул плечом и пошел к такси. Дориан поспешил за ним, прижимая к себе футляр с саксофоном.
В поездке они молчали. Дориан вытирал платком лицо, сокрушенно качая головой. На белой ткани остались черные пятна. Максвелл провел ладонью по физиономии, только размазав воду. Таксист меланхолично ехал в крайнем ряду, не делая попыток хоть немного ускориться.
– Ты не простудишься? – спросил Максвелл, украдкой посмотрев на Дориана.
– Трогательное беспокойство, – усмехнулся Дориан.
– Просто подумал, что пневмония для духовика нежелательна.
– Она для кого угодно нежелательна, – парировал Дориан.
Таксист прибавил громкость радио. Максвелл поморщился. Пел один из его бывших подопечных. Петь он не умел совершенно, но отчаянно рвался в артисты. Максвелл не взял бы его, не надави босс. Потом оказалось, что это был его двоюродный племянник… Бездарность. Если бы «Наследие» не подсовывало ему с завидной регулярностью людей без капли таланта, но с огромными амбициями, он бы не загремел в больницу с нервным срывом. Хорошо, что юный исполнитель хип-хопа, которому Максвелл, не выдержав, надавал пощечин, не подал на него в суд. Видимо, дарование решило, что оглашение подробностей испортит ему репутацию хулигана…
И «Наследие» оставило бы Максвелла после этого работать и дальше. «Наследие» было в нем заинтересовано до самого конца. Сам ушел. Дурак. Думал, построит империю настоящих музыкантов. Дурак…
– Не спи.
Дориан похлопал его по колену. Такси остановилось. Расплатившись, Максвелл выбрался под дождь.
В подъезде было возмутительно чисто и сухо. На шум вышла консьержка и отказалась пускать их внутрь, пока они не вытрут ноги о коврик со всем тщанием. Дориан, гремя застежками на высоких тяжелых ботинках, чем-то заслужил ее доверие, Максвелла же консьержка удерживала на коврике добрых три минуты. Наконец смилостивившись, она сказала:
– Вам привезли коробки. Проходите.
– Этого еще не хватало…
Максвелл полагал, что грузчики доставят его вещи из офиса завтра, и он спокойно выбросит весь хлам, а оставшееся переправит домой. Теперь же он пытался пробраться к двери, сдвигая коробки на соседскую половину. Дориан наблюдал за этим, как за цирковым представлением.
– Еще один нервный срыв? – веселился он. – «Империя» не построилась?
– Именно, – процедил Максвелл. Добравшись до двери, он повернул ключ в замке и протиснулся внутрь. Дориан прошествовал за ним с куда большим изяществом.
– Мило, – тут же оценил он. – Сам дизайн разрабатывал?
– Это хозяин наворотил. Никто ее снимать не хотел.
Максвелл повесил плащ на крючок, стремящийся к фаллической форме, прошел черно-красный коридор и выдохнул: хоть зал ничем не отличается от нормальных человеческих жилищ, не то что филиал ада у самой двери. Видимо, специально сделано для отпугивания незваных гостей со слабыми нервами. Дориан потрогал кроваво-красную лепнину на стенах прихожей и хмыкнул. Проведя рукой по волосам и поставив их торчком, он сказал:
– Мы можем обсудить наше сотрудничество за ужином. Только для начала вынужден просить у тебя одежду. Сухую.
Максвелл отодвинул дверцы шкафа настолько черного, что того гляди засосет, как черная дыра, и вытащил для Дориана спортивные штаны и футболку. Дориан явно постарался не скривить губы, но выглядело это так, словно у него все лицо свело судорогой. Максвелл посматривал на него украдкой, как на актера. Изучал. Старался как можно скорее просчитать. Сопоставить все движения и мимику с действиями и мыслями. Он поймал себя на том, что слишком долго стоит перед шкафом, и был вынужден оторвать взгляд от Дориана и пройти вперед.
Дориан оглядывал его жилище со смесью любопытства и снисхождения, словно сожалел о вычурной прихожей, приведшей в такую банальную комнату.
– Голоден? – спросил Максвелл.
Дориан с готовностью кивнул. Полное отсутствие стеснения и абсолютная уверенность в собственной уникальности Максвелла отчасти подкупала. Подкупала его как потенциального слушателя, он ставил себя на место фаната и оценивал Дориана, как кумира. Да, такая фигура подходит для объекта массового поклонения. Что он будет собирать? Стадионы? Концертные залы филармонии? Время покажет. Может быть, он способен привязать к себе кого угодно. К тому же он красив, а это немаловажно, когда речь идет о публичной персоне.
– Так чем ты меня угостишь? – Дориан помахал рукой перед лицом Максвелла. – Игра отнимает много энергии, знаешь ли. Где ванная?
Максвелл указал направление.
Он никогда не был гурманом, но жизнь научила его сносно разогревать заказную еду. С этим он справлялся великолепно. Поэтому, когда Дориан, свежий, со смытой с лица краской, сел за стол, брови его взметнулись вверх в приятном удивлении.
– Ты еще и кулинар? – восхитился он, заглядывая в тарелку.
– Почти, – туманно ответил Максвелл, решив не раскрывать все карты сразу.
Он привык обсуждать за обедом и ужином деловые моменты, но Дориан, наслаждаясь каждым кусочком пищи, старательно игнорировал его вопросы об образовании и планах на будущее. Максвелл поставил рядом со стаканами сока два бокала, издающие при соприкосновении звенящий, музыкальный звук, и наполнил их красным вином.
– Так-то лучше, – одобрил Дориан, – это развяжет мне язык. Теперь спрашивай.
Максвелл собрался и забыл про еду. Спустя короткое время ему стало известно, что Дориану девятнадцать, что дает ему право подписывать почти какие угодно контракты, но осложняет работу Максвеллу, потому что ему снова придется связаться с едва вылупившимся дарованием. За плечами у Дориана было шесть лет музыкальной школы с весьма скромным дипломом (Максвелл подозревал, что виной тому норовистый характер, а не отсутствие способностей) и годы практики наедине с собой.
– А из дома меня выгнали, – закончил Дориан, – точнее, я сам ушел, потому что отец счел мое занятие недостойным его фамилии. Фамилию я себе оставил, чтобы он зубами скрежетал от ненависти, когда я ее прославлю музыкой.
Максвелл кивнул. Значит, в расходы следует включить арендную плату за съем жилья. Квартира должна быть со звукоизолирующими стенами, чтобы Дориан мог репетировать в любое время суток. Кредит? Да, кредит ему дадут, у него еще не было задолженностей, хотя для того, чтобы погасить последний, он продал машину. Можно взять небольшую сумму и записать пару-тройку песен, выпускать их с периодичностью раз в два месяца, и обязательно должен быть приставучий мотив… Сэра поставит их в ротацию на своем пиратском радио бесплатно, ну разве что за ящик пива, а Барда можно попросить написать куплетик-другой в счет будущих услуг… Максвелл погрузился в раздумья, едва замечая, как Дориан, подливая себе в бокал вина, вещает о трудностях, подстерегающих уличного музыканта на каждом шагу.
Максвелл встрепенулся.
– Уличного? Ты играешь в пабах.
– Когда мне везет, я играю в пабах, – уточнил Дориан. – А так стою в сквере каждый день с шляпой.
Максвелл моргнул.
– С завтрашнего дня ты это прекращаешь. Я арендую тебе площадку для репетиций, к исходу второго месяца устрою концерт… сколько тебе заплатили? – Не дождавшись ответа, который ему и так был известен, Максвелл пообещал: – За организованный мною концерт ты получишь гонорар. Небольшой, но это только начало. Есть наработки? Кроме того, что ты исполнял? Аранжировки классики? Свое? Пробовал с певцами работать?
– Притормози, – усмехнулся Дориан. – Я еще не решил, доверять ли тебе.
Ты пришел ко мне домой и пьешь мое вино, но все еще не доверяешь, подумал Максвелл. А скорее, лукавишь и набиваешь себе цену. Ладно. Он талантлив. Максвелл кивнул, уважая право Дориана на раздумья.
Он постелил Дориану на диване. Тот заснул быстро — то ли от усталости после выступления, то ли вино сделало свое дело; а скорее, роль сыграли оба фактору. Максвелл остался на кухне и закурил. Было темно, и в окне отражался тлеющий кончик его сигареты. Дым поплыл под потолок. Максвелл закрыл дверь в комнату, чтобы не тревожить спящего запахом дыма, и опять сел напротив окна.
Вместе с ночью пришли и сомнения. Что, если Дориан упорхнет, как только в него будут вложены деньги? Что, если они не сработаются? Что, если… если… если… Варианты крутились в голове, и каждый следующий был хуже предыдущего. Максвелл тоскливо спросил себя: от чего бежишь? От риска? От неудачи? От себя?
Ведь его последний проект не был насквозь провальным. Он бы вытащил девчат и отбил все вложенное в них. Но он разорвал контракт, выплатив им больше причитающегося, и почти сбежал в деревню. Почему?
Потому что.
Потому что не хочет снова потерять кусок памяти, а потом лежать в отделении с другими нервными. Он ведь не вспомнил ничего, кроме пощечины, которую дал своему подопечному. Ему говорили, что он кричал страшные вещи, и даже бросил стул в окно. Хорошо хоть никого из прохожих не убил… А он не помнит. Словно кто-то слизнул с ленты памяти все. Очнулся только в психоневрологическом диспансере, когда ему сделали укол. Больно было так, словно ножом в бедро ткнули и еще внутри покрутили. Хорошо, что его угомонили лекарством, прежде чем он убил кого-то. Нервный срыв. Они сказали, что это просто нервный срыв, а для него это — провал в памяти, помутнение, бешенство. Неистовство. Стыд. Чувствовал, что и этих девчонок ударит, если они и дальше будут качать права, и отпустил их, потому что боялся. Вот и все.
И в этот же день ввязываться в новый контракт? Разве что-то будет по-другому? Он отдаст Дориана «Наследию», когда почувствует, что очередной омут близко, и память постепенно уступает место первобытной ярости.
Максвелл очнулся, только когда в пачке закончились сигареты. Опять почти половину выкурил за раз. Немного меньше. Но все равно много. Надо бросать. Уезжать домой и бросать. Он вздохнул, придвинул к себе ноутбук и открыл стандартный текст договора, чтобы подкорректировать условия. Далеко не такие скрупулезно прописанные правила и суммы, как в «Наследии». И даже не так, как в «Империи». «Империи» больше нет, напомнил себе Максвелл, сегодня закрылась последняя ее страница, неделю назад он рассчитался со всеми коллегами и отпустил своих сладкоголосых птичек. Все. Есть только он. Он один. Снова один. Он закрыл глаза, вновь спрашивая себя, стоит ли оно того. Все еще можно оставить записку, отдать ключи консьержке и исчезнуть.
Нет. Поздно уже. Слишком спать хочется.

*

Будильник разразился непривычно объемным звуком. Даже, пожалуй, приятным, насколько приятным может быть будильник… Максвелл, не открывая глаз, наощупь поискал смартфон. Не нашел. Верно, он же его оставил в офисе, ему не нужно сегодня никуда спозаранку бежать. Но тогда… Он вспомнил. Сел рывком, провел ладонью по коротким волосам и вдруг подумал: Дориан – такой же жгучий брюнет. Только теплый. Как огонь. С бронзовой кожей. Что он забыл в Миннеаполисе? Ему бы на юг Флориды… Максвелл по сравнению с ним снежно-белый. Спальню снова огласил долгий звук. Дориан еще не играл. Просто тянул одну за другой ноты, разогревая инструмент.
Еще немного подождав, Максвелл выбрался из спальни. Было восемь утра.
Дориан стоял спиной к окну, глаза вновь закрыты, полная сосредоточенность, пальцы – как поршни, движения четкие, уверенные, чуткие. Он стал играть, и это был отголосок вчерашней мелодии, но уже с новыми тактами, новыми пиками. Максвелл тихо, чтобы не помешать, прошел к дивану и сел. Так удобнее было смотреть. Дориан был прямо перед ним, до пояса обнаженный, увлеченный игрой так, что слился с саксофоном в единое целое. Они звучали вдвоем. Максвелл чувствовал это каждой клеточкой тела. Видел одну мелодию, один мощный поток звука. Дориан с каждой минутой расходился все больше, и звук становился громче, полнее. По шее его скатилась капля пота. Грудь едва заметно покраснела.
Его хотелось запечатлеть навечно – полуголого, страстного, отдавшегося стихии. Запечатлеть и спрятать, чтобы окунаться в него в самый черный час, – потому что это не просто музыка, это исцеляющая симфония, запечатлеть и растиражировать на весь мир – потому что ни у кого, даже у самого Дориана, нет права скрывать своей талант от людей. К черту все. Будь что будет. Максвелл все сделает, чтобы этого молодого мужчину полюбил каждый человек земного шара.
Дориан оборвал мелодию резко, как разговор на полуслове. Опустив саксофон, он посмотрел на замершего Максвелла.
– Я прочитал договор, – с вызовом сказал Дориан.
– И? – хрипло спросил Максвелл, все еще не придя в себя после концерта для одного зрителя.
– Распечатай. Я покажу его кое-каким людям. Узнаю, где ты меня хочешь обмануть.
– Я не хочу тебя обмануть.
Нет, никогда, ни за что на свете. Тебя обманывать нельзя. Ты не из тех, на ком наживаются. А я – не тот, кто покупает, перепродает и лжет в глаза. Все это Максвелл прокрутил в голове, но так и не произнес. Дориан смотрел на него испытующе, словно ожидал, что Максвелл, сломавшись, признается, в каких пунктах оставил двусмысленности, чтобы обернуть их в переломный момент в свою сторону.
– Тогда тебе нечего бояться. Распечатай. Завтра дам тебе ответ. Как насчет завтрака? – резко сменил Дориан тему и перешел на будничный тон. – Я всегда завтракаю плотно. Обед, ужин – это все можно и пропустить, но без завтрака у меня желудок к спине прилипает и легкие сдуваются, играть не могу.
Пока Дориан болтал, Максвелл вышел из коматозного состояния, вызванного музыкой. Он невпопад улыбнулся. Мальчишка.
– Издеваешься? – оскорбился Дориан.
– Что? Тебе послышалось, – заверил Максвелл. Ему показалось, что он произнес это слово про себя. А он закостенел. Он разумом постарел очень быстро, раз Дориан кажется ему юнцом. Он всего-то на десять лет младше. Максвелл в его возрасте уже пять лет как сбежал из штата Мэн и жил самостоятельно.
К завтраку Дориан был так же внимателен, как и к ужину накануне; он ел, не говоря ни слова. Максвелл с удовольствием заварил для него зеленый чай в тяжелом чугунном чайнике.
Когда с едой было покончено, и Дориан поспешно засобирался, чтобы успеть на автобус, Максвелл спросил его:
– Ты так и не сказал, где именно живешь.
– В безлюдной дыре. Вансборо.
– Вансборо? – поразился Максвелл. – Я тоже оттуда родом.
Дориан скривился, надевая куртку.
– Я в этом мертвом краю пребываю временно и вынужденно. А родом, – он выделил слово особенно презрительной интонацией, – я с Гавайских островов. Ладно, до встречи…
– Стой, – Максвелл поймал его за локоть – так естественно, так легко – и тут же отпустил, покраснев. – Ты не оставил номера.
– У меня же есть твоя визитка.
– Ты ее выкинул, – напомнил Максвелл.
– А, точно, – легкомысленно заявил Дориан. – Бар «На рогах» знаешь? Завтра в шесть тебя буду ждать там. Пойдет?
Он на удивление проворно надел свои огромные тяжелые сапоги со звякающими застежками, выпрямился, улыбнулся Максвеллу и выпорхнул. Вернее, он бы выпорхнул, не окажись за дверью склад коробок; Дориан распахнул ее, и коробки с грохотом повалились на лестничную площадку.
– Ой, как неловко вышло, – без малейшего раскаяния сказал Дориан.
На этот раз он упорхнул. Перепрыгнул через несколько коробок и сбежал вниз по лестнице.
Максвелл даже не злился. Смотрел ему вслед и улыбался. Но радость быстро исчезла. Он схватил Дориана за локоть точно дикарь. А следом он может разозлиться и ударить его. И на этот раз его точно кинут в психушку, а не в отделение для нервных, но в целом адекватных.
Видимо, тоскливо подумал он, мысль о госпитализации его уже никогда не отпустит. Достаточно один раз потерять себя в прорвавшихся эмоциях, отпустить рассудочную деятельность – и все, хоть крест ставь. И тут же: нет, он не для того боролся за место под солнцем, не для того убивался в «Наследии» в погоне за этим трижды клятым неоценимым опытом, чтобы отказываться от невероятно перспективного музыканта. Он вытащит его на первое место в чартах, чего бы это ни стоило нервам…

Бар «На рогах» стоял на самой окраине Миннеаполиса. Он втиснулся между двумя многоэтажками, сверху его придавливали офисные помещения со стеклами, прикрытыми желтоватыми жалюзи, но от вывески бара вверх торчали металлические рога и дерзко подпирали чистенькие, унылые окна офисов. Максвелл зашел внутрь, машинально проверив, на месте ли часы и достаточно ли глубоко в карман засунут бумажник. Контингент бара оправдал его ожидания: сброд. Все вперемешку, все в дешевой одежде, стаканы с пивом – пластиковые. Максвелл обвел душный зал взглядом. В нише, где у столика располагался диван, один из трех в этом баре, сидел Дориан и беседовал с косситом.
Максвелл направился к нему, стараясь не высказать удивления. Он уже отвык видеть рогатых среди людей. Они, как и гномы с эльфами, исчезали, перебирались в малонаселенные края. Пытались не потерять себя среди людей, давивших численным превосходством. Изредка подрабатывали охранниками, но у всех них были отпилены рога. У этого же они были на месте. По размеру почти такие же, как на вывеске. Только настоящие, а не металлические.
– Дориан? – позвал Максвелл, остановившись у их столика.
Дориан поднял на него взгляд. Коссит тоже посмотрел на него, но лишь один его зрачок скользнул вверх. Второй остался на месте. Тогда Максвелл понял, что один глаз у коссита искусственный. При плохом освещении его можно было принять за настоящий, но сейчас, на близком расстоянии, разглядел дешевый мутноватый пластик, почти лишенный блеска.
– На десять минут раньше, – восхитился Дориан. – Настоящий деловой человек. Садись. Это Бычок, – кивком указал он на коссита. – Я ему как раз рассказывал о тебе.
Максвелл опустился на продавленный стул. Коссит вызывал у него смутные опасения. Крупный, с изрезанным шрамами лицом. Одет в костюм, который ему велик. Неожиданно коссит широко улыбнулся и протянул ему через стол руку. Максвелл пожал ее.
– Добро пожаловать к Быку на рога, – добродушно сказал коссит. – Нравится?
Максвелл вежливо ответил:
– Аутентично. Вы…
– Владелец, – с удовлетворением сказал Бык, угадав вопрос. Максвелла подмывало спросить, есть ли у него имя, или он довольствуется прозвищем, но он только навесил на лицо дружелюбное выражение.
– Сыграешь нам, мой мальчик? – обратился Бык к Дориану.
– Конечно, чтобы я старался, а вы все прослушали за разговором, – фыркнул Дориан. – Схожу в заведение, солью излишек пива. Дрянное оно, Бычок, я тебе уже в который раз говорю – смени поставщика.
– Но ты же пьешь, – усмехнулся Бык, наблюдая, как Дориан выбирается из-за стола. Что-то в его взгляде неприятно задело Максвелла и оставило в груди ощущение, как от кулака.
– Исключительно потому, что не могу отказаться, когда мне предлагают выпить, – парировал Дориан. Похлопав по плечу Максвелла, он доверительно сказал: – Несмотря на его устрашающий вид, он безобиден, как новорожденный котенок.
Бык проводил Дориана глазами. Максвелл невольно обернулся, чтобы тоже посмотреть, и в тот же миг себя укорил. Ведь от него только этого и дожидались. И последовавший за этим вопрос Быка лишь подтвердил его предположения.
– Теперь ты будешь выполнять роль его папика?
– А что, кто-то уже пытался? – неприязненно спросил Максвелл.
Бык усмехнулся.
– Ты не думай, я не укоряю. И ничего такого не думаю. Ты составил толковый договор. Но ты ведь мой ровесник? Сколько тебе, к сорока?
– Настолько плохо выгляжу? Тридцать. Что, Дориан соврал, и ему нет и шестнадцати? – Максвелл напустил на себя равнодушный вид.
– Вижу неважнецки, – Бык постучал пальцем себе по виску со стороны искусственного глаза. – Не ерничай. Просто странно это все выглядит. Два дня назад он никому не нужен был, и вдруг появляешься ты и обещаешь гонорар, который ему и не снился. И он соглашается.
– Он еще не согласился.
– Согласился, просто тебе об этом не сказал. Я к чему это веду, – Бык посмотрел Максвеллу через плечо. Видимо, заметил Дориана. О скверном зрении он явно врал. Здоровый глаз у него прекрасно видел, как у кошки в темноте. – Если ты его обманешь, если ты его обидишь – найду тебя и под землю закопаю.
– Понял, – ровно ответил Максвелл, хотя хотелось засветить Быку в чересчур пытливый глаз. – Зря беспокоитесь.
Дориан, вернувшись, оперся о плечо Максвелла и склонился к столу.
– Так что, всем выпивка за счет заведения?
Его повело в сторону, но он удержал равновесие. Лишь тогда Максвелл понял, насколько Дориан пьян.
– У меня есть предложение получше, – быстро сказал Максвелл. – Я покажу тебе квартиру, которую подсмотрел. Неподалеку от студии. Рядом с метро.
– Ха!.. Ладно, – царственно согласился Дориан, – веди на экскурсию. Бычок! – спохватился он. – Договор!
Бык, посмотрев на него со странной, диковатой нежностью, вытащил из-за пазухи скрученные в трубочку листы. Дориан взял их у него и ткнул ими Максвеллу в грудь.
– Все подписано! Сделай меня знаменитым.
– Да уж, ты постарайся, – заметил Бык. – До скорого, Дориан. Пока, – кинул он Максвеллу.
Холодный ветер, гулявший между домов, освежал. Дориан разглагольствовал на тему паршивого алкоголя, по вкусу как ослиная моча, и жаловался, что все равно после второго глотка этого уже не замечаешь, а только пьешь, пьешь… Максвелл, незаметно направляя его легкими прикосновениями к плечам и спине, лавировал между прохожими. Когда они спустились в метро, Дориан замолк, приняв серьезный вид. Сейчас, с блестящими от выпитого глазами, растрепанными волосами он выглядел еще моложе. Максвелл затащил его в вагон, поставил в угол и закрыл собой, чтобы никто не толкнул локтем. Стал сам себе смешон: надо же, как заботливо… и совершенно машинально.
Под стук колес Максвелл наклонился к Дориану ближе и сказал:
– Он называл тебя мальчиком.
– Он заслужил право на эту маленькую слабость, – заверил его Дориан.
Сложив все слагаемые, Максвелл удивился:
– Вы спали с ним?
– А что? – с неожиданной агрессией спросил Дориан. – Ты имеешь что-то против?
– Нет, конечно же. Просто… он же огромный.
Дориан пару секунд смотрел на него, а потом коротко, громко рассмеялся. Почти прижавшись губами к уху Максвелла, он сказал:
– Если тебя это так интересует, я был сверху.
Отстранившись, он опять засмеялся – счастливо, словно ребенок, совершивший шалость. Смех он оборвал так же резко, как обрывал свои мелодии на саксофоне. Посерьезнев, Дориан сказал:
– Знаешь, кто ему глаз выбил? Люди моего отца. Они же и лицо порезали. Не поделили деньги. Бычок решил, что ему проще уйти, чем продолжать борьбу. И правильно. У отца все схвачено. Меня он тоже крепко держал. Но с Бычком я смог исчезнуть с острова. И нет, переспал я с ним значительно позже. Теперь доволен?
– Я же ничего не спросил, – беспомощно сказал Максвелл, хотя Дориан был прав: он доволен. Доволен, что узнал столько подробностей про своего нового подопечного. Нужно будет иметь в виду, что и к нему, Максвеллу, может прийти кто-нибудь и выбить глаз, если папаше Дориана не понравится, что делают с его сыном.
– У тебя все на лице написано, – обвинил Дориан.
На пьяного он уже не походил. Словно весь алкоголь выветрился из него вместе с двумя вспышками смеха.
– Наша станция, – сказал Максвелл.
Расталкивая людей, он пробрался к дверям. Дориан встал за ним, положил руку на поручень – будто случайно ровно на ладонь Максвелла.
– Ой, я опять сделал что-то неловкое, – томно сказал Дориан и спустил руку ниже, больше не касаясь Максвелла.
Впервые в жизни Максвелл пожалел, что не отпустил волосы ниже плеч. Тогда бы они скрыли его пылающие уши.
Дориан ведь играет с ним! Испытывает! Делает пробу на гомофобию, если Максвелл все правильно понял. Что ж, тут ему бояться совершенно нечего… Двери разъехались в стороны. Толпа подхватила их, со всех сторон сыпались слова случайно подслушанных разговоров, запахи женских духов, мелькали плащики, били по ногам мокрые зонты. Максвелл оглянулся на Дориана всего два раза, что они пробирались к эскалатору; Дориан следовал за ним, как приклеенный, абсолютно спокойный. Выбравшись на поверхность, Максвелл мельком спросил:
– Любишь толпы?
– Обожаю. Соберешь мне такую толпу на концерт?
– Обязательно.
Дориан засиял.
Стемнело, но фонари горели ровным желтым светом. Начал накрапывать дождь.
– Холодно, – пожаловался Дориан.
– После Гавайев везде холодно? – подначил Максвелл. – Мы пришли уже. Заходи.
Он отворил дверь, пропуская первым Дориана. На третий этаж они поднялись пешком.
– Ты ее уже снял?
– Нет, – покачал головой Максвелл, отпирая замок. – Ее сдает один мой приятель. Он доверяет мне, поэтому разрешил посмотреть все без его присутствия.
– Экономишь, – шутливо укорил Дориан.
– Если бы, – вздохнул Максвелл, – он с меня больше, чем с чужих людей, требует.
Дориан включил по всей квартире свет. Просторный зал его удовлетворил, белая мебель вызвала легкое недоумение, но он признал, что выглядит достаточно стильно. Ванна, громадина на уродливых позолоченных ножках, напоминающих кривые львиные лапы, привела его в восторг.
– Ты можешь репетировать хоть ночью, – сказал Максвелл, проходя с Дорианом на кухню, – полная звукоизоляция.
– Зачем мне репетировать ночью? – удивился Дориан. – По ночам люди спят. Занимаются любовью. Репетировать лучше утром, на свежую голову.
– Когда ты пишешь музыку? Тоже утром?
– В процессе игры и пишу, – хмыкнул Дориан. Прислонившись к подоконнику, он посмотрел на Максвелла. – Ты же не думаешь, что я с нотной тетрадкой сижу дождливыми вечерами? Все здесь, – он взмахнул рукой, – в этой очаровательной головке. Все, что я придумал за жизнь. С самого детства.
Он откровенно хвастался, но ему это шло.

Дело спорилось; все технические детали были улажены, и уже через неделю Дориан въехал в новую квартиру. Это означало, что двухчасовые беседы по скайпу можно оставить в прошлом и разговаривать с глазу на глаз каждый день.
А поговорить было о чем. Когда Дориан заявил, что все его песни у него в голове, он не шутил. Максвелла это поставило в тупик. Если нет четкого материала, то как можно пускать музыку в ротацию? Как записывать ее в студии? Максвелл поначалу пытался говорить мягко, но либо Дориан его не понимал, либо, что более вероятно, все понимал и разыгрывал дурачка. Это понемногу выводило из себя, но их разделяли километры, и Максвелл успевал выдохнуть, прежде чем начать кричать.
Еще одну две недели они потратили на прослушивание музыкантов. Дориан смотрел на всех претендентов с откровенно скучающим видом, а пару раз и вовсе молча вышел из помещения. Барабанщик, игравший в это время на пределе своих возможностей, остановился, выматерился и, обвинив Максвелла в чрезмерной любви к наглецам, тоже ушел. Максвелл остался сидеть в белом кожаном кресле, глупо смотревшимся в не самой богатой репетиционной точке. Он думал. Считал. Барабанщик – шестой по счету. Гитаристов было три. А он еще планировал разыскать скрипачку или альтистку, чтобы внесла женскую энергетику. И заодно напевала что-нибудь, чтобы музыку Дориана было проще запомнить. Пока что выходило, что Дориан хочет владеть сценой единолично.
Максвелл, повысив голос, позвал его. Дориан вошел в комнату быстро – видимо, стоял под дверью и ждал оклика.
– Садись, – Максвелл указал ему на стул.
– Постою, – ответил Дориан и скрестил руки на груди.
– Это был хороший парень, – Максвелл ткнул пальцем себе за спину. – Лучший из всех. Чем он тебе не понравился?
– Всем, – вспылил Дориан. – Ты хоть слышал, как он колотит по своим тарелкам? Думаешь, он знает, что такое саксофон? Он представляет себе класс духовых инструментов? Моя музыка, – Дориан ударил кулаком себе напротив сердца, – идет отсюда. Ее не будет слышно, если лохматый орангутанг будет бить в литавры. Гитара – еще куда ни шло, так и быть, последнему басисту можно перезвонить, но…
– Последний басист сказал, чтобы я забыл его номер телефона, – перебил Максвелл. – Ты вывел его из себя.
– О, я такой несносный, – ядовито заявил Дориан. – Но – вот проблема! Без меня твой грандиозный проект не сработает.
– А без меня ты раскрутишься? Ты уже понял, как работает этот бизнес? – вопросил Максвелл.
Дориан осекся.
Прием, конечно, был грязный. Некрасиво так говорить. Но юные дарования нужно иногда ставить на место. Странно, но Максвелл сейчас не чувствовал гнева, ни толики ярости не полыхало в его уставшей голове. Дориан стоял напротив него, гордый и неприступный, но с едва уловимым замешательством в глазах.
– Я тебе объяснял, – размеренно заговорил Максвелл, – пабы и бары – не твой уровень. Твой уровень – концертный зал. Но пока что люди не готовы прийти ради одного саксофона. Инструментальная музыка далеко не так популярна, как хип-хоп…
– Отрыжка индустрии.
– Поэтому нужны люди, которые дополняли бы твои мелодии. Понимаешь?
Максвелл видел, что Дориан все понимает. И что он близок, чтобы наступить своим амбициям на горло.
– Ладно, – нехотя бросил Дориан. – Ясно. Будь по-твоему. У меня есть знакомая, которая играет на терменвоксе. Как ты смотришь на терменвокс?
– Петь она умеет? – поинтересовался Максвелл.
Дориан оттаивал. Он обнажил зубы в улыбке.
– Чего-то подвывает. Я обычно не слушаю.
– Зови на прослушивание.

После появления в команде приятельницы Дориана все пошло на лад. Эльфийка была не от мира сего, но ее манипуляции с терменвоксом завораживали. Дориан тут же подстроился под инопланетные звуки. Похоже, они не в первый раз уже играли вместе. Максвелл слушал, как ловко плетут Мэррил с Дорианом сеть из блуждающих огней нот, и впервые всерьез верил: все получится. Зал филармонии на тысячу человек. Он будет полон.
К исходу второго месяца сотрудничества команда была собрана. Басист, поначалу обидевшийся на них, все же вернулся – исключительно потому, что Максвелла он всегда за что-то уважал. Он спелся с Дорианом и явно растрепал лишнего, потому что Дориан то и дело подначивал Максвелла, спрашивая, насколько же близкие у него отношения были с Натом и почему они остались в прошлом. Последним к ним пришел играть на ударных Алистер, достаточно беззаботный и равнодушный, чтобы сносить звездность Дориана.
То, что Дориан уже ведет себя как звезда, никого не удивляло. К счастью, никого это и не коробило.

Максвелл с удивлением обнаружил, что времени у него стало больше, равно как и жажды к жизни; все шло так хорошо, что он перестал бояться срыва. Проводя уже которое утро в спортзале с Дорианом – час тренировок для них был отличным способом помириться, если возникали разногласия, – Максвелл исподтишка завел разговор, страхуя Дориана:
– У вас есть демки? Нат раньше всегда записывал черновики на диктофон.
Дориан, отжав от груди штангу, фыркнул. Говорить ему было не с руки. Максвелл этим пользовался.
– Ребята ждут, когда ты предоставишь им материал для работы. Импровизации – это прекрасно. Но им нужно писать партитуры. Все ждут только тебя.
Добавлять, что первая запись в студии через полторы недели, Максвелл не стал. Он это повторял и так постоянно.
Дориан, вернув штангу на крепления, сел, развернулся к Максвеллу и раздраженно произнес:
– Я, кажется, уже говорил, что не имею никакого желания сидеть и выписывать все ноты одну за другой. Ты хоть представляешь, какая это скрупулезная работа? Пусть пишут партитуры, как им хочется, я подстроюсь. А еще лучше – играют по памяти, точно так же, как я.
– Дориан…
Не дослушав, Дориан встал и пошел на беговую дорожку. Максвелл занял соседнюю.
– И кстати… – между выдохами бросил Дориан. – Пусть Ал… – он рвано вдохнул, – свою установку заберет, надоел.
Максвелл хотел заметить, что Алистер просто старается и готов двадцать четыре часа в сутки репетировать, лишь бы идеально попасть в любую импровизацию Дориана, и он бы с удовольствием забрал свои барабаны, предоставь Дориан ему лист с нотами… Но дыхание сбилось, и Максвелл сосредоточился на беге.
Он с упорством барана возобновил разговор на следующий день. Приехал специально к Дориану, подгадав время, когда тот уже совершил свой утренний ритуал – полчаса импровизации – и перешел к кофе.
– И мне завари, – с деланой жизнерадостностью сказал Максвелл.
Садиться он не стал. Дориан смотрел на него исподлобья. В догадливости ему отказать нельзя было. Прислонившись задом к тумбе, внутри которой крылась посудомоечная машина, Максвелл вкрадчиво сказал:
– У тебя есть два дня, чтобы предоставить партитуры. Нужна помощь – скажи. Но тебе придется диктовать их. Править, если найдешь человека, который запишет ноты под твою игру. Тебе все ясно?
Дориан с грохотом поставил чашку на стол. Максвелл тоже отставил кофе подальше.
– Небеса огненные, от того, что ты повторишь это в тысячный раз, я не смогу ничего сделать! – прошипел Дориан и, тут же встав, вскинул руки, почти закричав: – Как ты не поймешь? Я не знаю этих нот! Пальцы – знают, уши – знают, я – не знаю! Не запишу я их! Я импровизатор, а не композитор!
– Нет, ты запишешь! – рявкнул Максвелл. – Садись и играй мелодию хоть сотню раз, но запиши!
– Зачем я связался с тобой?!
Дориан стиснул зубы.
– Затем, что ты всегда хотел быть звездой! Только для этого работать надо! – заорал Максвелл. Его голос отскочил от потолка и обрушился на него, как водопад – оглушающе, дико.
Но стыда больше не было. Был только гнев, абсолютный, неуправляемый. Он долго пытался по-хорошему. Он умеет и по-плохому. Если придется заставить…
Дориан приблизился к нему на шаг и негромко сказал:
– Успокойся.
– Нет, я не успокоюсь! – прорычал Максвелл. Пальцы сами собой сжались в кулаки. Застучало сердце, последний колокольчик в реве турбин, последнее напоминание – остановись, сорвешься, пожалеешь, остановись. И тут же – выскажи ему все, что думаешь, выскажи, ты долго терпел, давай же!
– У тебя жилка бьется на виске. Тебя удар хватит. Выдыхай. Ну же, Макс, выдыхай. Ты как тряпка для быка красный.
– Ах, я тряпка?
Да, тряпка, раз так долго медлил и стелился под малолетнего выскочку!
Дориан подошел к нему еще на шаг ближе. В глазах – озабоченность, словно и впрямь волнуется, а не пользуется своим очарованием, чтобы вновь оставить ни с чем.
– Я этого не говорил, – медленно, почти по слогам сказал Дориан. Он поднял руки, словно хотел взять лицо Максвелла в ладони, но не дотронулся до него. – Тише. Слушай меня. Слушай голос. Выдохни, выдохни.
Максвелл выдохнул, но лучше не стало. Его била дрожь от ярости.
– Расслабься.
– Я расслаблюсь, когда ты будешь делать, что я говорю! – проорал Максвелл.
Дориан дернул уголком губ, но не отстранился ни на долю дюйма. Он неожиданно тепло улыбнулся.
– Я же вижу, ты уже почти не злишься…
Я не злюсь? Я? – хотел спросить Максвелл. Но подавился словами. Увидел Дориана, как в первый раз. Губы. Глаза. Уверенность. И почувствовал наконец его ладони на своих щеках, его прохладные ладони на своем обжигающе-горячем, как сковорода, лице.
Он положил ладонь Дориану на загривок, притянул к себе и поцеловал.
Зло, жестко. Стукнувшись зубами и тут же запустив язык ему в рот. Дориан от его пылающего жара плавился, как воск, и стекал в руки, стекал на грудь, его тело прижалось так близко, что душило. Запоздало пришло понимание: нет, это не Дориан душит, это ты, старый дурак, забыл вдохнуть. Максвелл разорвал, рассек поцелуй и жадно втянул воздух. Губы Дориана блестели от слюны, выглядели яркими от грубых укусов. Злость испарилась.
Нет, не испарилась. Трансформировалась. Стала тем, от чего бежать следует.
Максвелл похолодел так резко, что в глазах потемнело. Что он…
– Буду теперь знать, как тебя успокоить, – промурлыкал Дориан и провел указательным пальцем по груди Максвелла.
Зрение все еще не вернулось до конца. Максвелл вслепую отстранил руку Дориана.
– Не надо.
Свой голос он не узнал. Глухой, высохший… испуганный.
– Я прошу прощения. Нет, пусти. Дориан. Не надо. Не надо! – повысил голос Максвелл и схватил его за запястья. Дориан, до того распускавший руки, приподнял брови.
И что там, в этих оливковых глазах? Удивление? Обида? Презрение и насмешка. Должно быть, они.
– Почему же? – вызывающе спросил Дориан. – Тебе понравилось. Мне понравилось. В чем проблема? Неужели ты не спишь с подопечными? Какие высокие моральные принципы…
– Да, – рубанул Максвелл. – Я не сплю с подопечными. У меня принципы.
Это все усложнит, подумал он. Это всегда все портит. А ты… к тебе это вспыхнуло внезапно, как будто молнией ударило и раскололо. Я даже обдумать это не успел.
Он в последний раз взглянул на Дориана – лицо темное, глаза мрачные – и ушел.

Желание засело иглой, ныло и нарывало. Остаток дня Максвелл толком не запомнил. Шатался по людным местам, встретил пару знакомых в торговом центре, навешал им лапши на уши про то, что уезжает в Тибет. Что поразительно – ему поверили. К вечеру он вернулся домой. Проверил сообщения – от Дориана ни одного. Даже дежурной жалобы, что все приходят к нему явно не репетировать, а развлекаться и пить. Не то чтобы ему это не нравилось.
Максвелл не пытался проанализировать свои действия. Их подоплека, их предыстория вспыхнула ясно. Никаких засвеченных пленок. Предельная четкость. Да, ему было приятно находиться в компании Дориана. И прикосновения, случайные или нарочитые, ему тоже нравились. Просто он не думал о них. Голова была другим занята. Работой. Всегда есть работа и личное, и они стоят порознь, разделенные бетонной стеной до небес. И он предпочитал не замечать, что не может злиться на причуды Дориана. Предпочитал игнорировать тот факт, что откровенно наслаждается созерцанием Дориана и во время игры, и во время прогулки, и особенно в спортзале, где мокрая от пота белая майка липнет к его груди. Он же не дурак. Он не отрицает, что Дориан чрезвычайно привлекателен. Другое дело, что Максвелл никакого права не имеет пользоваться этим.
Отношения, по большому счету, в принципе не для него. Знаем, плавали, жили вместе, потом долго страдали. Не надо такого. Может быть, в следующей жизни. Но не в этой. И уж точно не сейчас. И уж точно не с Дорианом. Дориан может сделать самым счастливым человеком и одновременно разбить на тысячи осколков. Достаточно только на Быка посмотреть. Всего одна встреча – а по нему видно, что разовый перепих для него был чем-то большим. Чем-то, чего Дориан не заметил.
Максвелл покачал головой, запустил пальцы в волосы. И все же… все же поцелуй возбудил его, вознес на вершины блаженства. Единение тел, импульсы бежали по нейронам синхронно, так быстро, что желание мгновенно находило удовлетворение. Дориан был идеален в этом поцелуе – напорист и податлив одновременно.
Просто ты давно ни с кем не целовался. Лизался, потому что к тебе тянулись, потому что это для многих неотъемлемая прелюдия перед разовым сексом, но не целовался с полной самоотдачей, как если бы сам того хотел. Вот и все. А здесь… здесь действительно хотелось. Именно Дориана.

Вечером следующего дня, когда Максвелл предавался простым радостям жизни, в дверь его квартиры позвонили. Он, взяв с собой почти полную пепельницу, пошел открывать.
Почти не удивился, увидев Дориана – злющего, со сверкающими глазами.
– Вот, – с отвращением плюнул Дориан и бросил ему под ноги папку.
Максвелл пристроил пепельницу на полку, перекатил сигарету в другой угол рта и присел, чтобы собрать разлетевшиеся листы. Ноты.
– Все-таки сделал? – Максвелл поднял голову на Дориана.
Тот поджал губы.
– Нарушил свои принципы. Это две новые. Старые не могу. Пришлось написать для тебя.
– Спасибо.
Максвелл поднялся, положил папку рядом с пепельницей. Сигарету благоразумно оставил при себе. Боялся, что промахнется и подпалит бумаги вместо того, чтобы ткнуть окурком в пепельницу.
Дориан смотрел на него и словно чего-то ждал. Максвелл запоздало спохватился. Алкоголь, гулявший в голове, он не проклинал. Алкоголь помогал ему оставаться спокойным и расслабленным. Помогал забыть, как хорош Дориан.
– Спасибо, – повторил Максвелл. – Но о том поцелуе забудь. Я не тот, кто тебе нужен. Это была случайность. Незачем усложнять все. И так хорошо работаем.
– Ну да, ты случайно упал губами на мои губы, – хмыкнул Дориан. – Так непринужденно меня еще никто не отшивал. Да и, знаешь ли, меня в принципе никто никогда не отшивал.
– Да я так и думал, – сказал Максвелл. Присмотревшись, он все же прицельно отправил окурок к собратьям. – Думал, что ты решаешь, кто будет с тобой, а кто пусть идет на все четыре стороны. Со мной это не выйдет, Дориан. Извини. Не в обиду тебе.
Дориан молча на него смотрел, постукивая пальцами себе по бедру. Лучше бы болтал, пронеслось в голове у Максвелла. Он чувствовал себя глупо. И от этого (хотя, конечно же, виски тоже сыграл свою роль) он говорил еще больше:
– Мне нечего тебе дать. Я поцелую тебя еще раз, и дальше что? Переспим? А потом? Что тогда?
– Ой, – поморщился Дориан, – если бы с тобой еще целоваться хотелось. От тебя несет, как из помойного ведра. Пепельница и то лучше пахнет. Я все понял. Ничего. Ты меня не обидел.
– Правда?
– Абсолютная, – заверил Дориан. – Ведь я продуктивно провел время, написал две песни, а ты сидишь, пьешь и мечтаешь, как бы меня трахнуть. Ты меня хочешь, – усмехнулся он и резко притянул Максвелла к себе, схватив за пояс джинсов. У Максвелла перехватило дыхание. Стало жарко. Дориан скривил губы в очередной ухмылке. – Но ты же принципиальный, вот и дрочи в бутылку.
Он развернулся и ушел.
Максвелл медленно закрыл дверь.
Правда в словах Дориана была. Его отказ раззадорил, подогрел, и он выдал две песни. Новые. Надо срочно отсканировать и отправить ребятам… Максвелл же ничего не сделал за эти два дня.
В одном Дориан ошибается. Максвелл не дрочил на него. Считал это чем-то лицемерным – дрочить на человека, с которым работаешь и которому в лоб заявляешь, что не допустишь никаких отношений.
Но… Максвелл оттянул джинсы так, как сделал Дориан. Но что ему терять…

*

Запись первой песни они решили отпраздновать в ресторане. Завалились сразу же, как только покинули студию, галдели, к вящему неудовольствию официанта, хлопали друг друга по плечам. Расселись и стали пировать. Максвелл воочию видел, как напряжение отпускает ребят: сходит, как лавина снега, и разбивается под ногами. И лица светлеют, в глазах появляется мечтательность, надежда на успех. Мэррил щебетала, что она впервые пела в микрофон. И пусть это было четыре повторяющихся слова (Дориан не позволил сделать припев со смыслом, потому что голос – такой же инструмент, и нечего тянуть на себя одеяло), она была счастлива.
Максвелл тоже был счастлив. Нат и Алистер, бывалые музыканты, старались напустить на себя вид равнодушных ко всему профессионалов, но и в них проскальзывали нотки самодовольства. Больше всего Максвеллу нравилось наблюдать за Дорианом. Глаза у того сияли (и даже не от выпитого), он то и дело крутил кольца, унизывавшие пальцы, и разгоряченно говорил, что ему понравилось вопреки ожиданиям.
И не успел Максвелл порадоваться, что едва уловимая натянутость между ним и Дорианом наконец исчезла, как все было испорчено.
– Нат, – преувеличенно беззаботно позвал Дориан, – ты же уже работал с Максом.
– Было дело, – с готовностью подтвердил Нат и, потянувшись через стол, потряс Максвелла за плечи. – Мастер. Профи. Люблю тебя, мужик.
– И у него тогда еще не было принципа не спать с подопечными? – осведомился Дориан.
Разговоры смолкли. Все уставились на Дориана. Он, ничуть не смущаясь всеобщего внимания, ждал ответа и потягивал вино.
– Тебе хватит, – сказал Максвелл.
Дориан прижал бокал к подбородку.
– Я еще даже не пьян. И ты мне не папочка, чтобы командовать. Так что, Нат?
Нат посмотрел на Максвелла чуть виновато.
– Да был у него принцип… Был, – Нат вздохнул.
– Так вы переспали? – спросил Алистер, обалдев.
– Когда расторгли контракт, – спокойно ответил Максвелл.
Хотелось перевернуть стол. Хотелось что-нибудь сокрушить. Но внешне он оставался спокойным. Монах тибетский. К черту родную провинцию, лучше и вправду в Тибет. Обриться до сверкающей на солнце башки… не выслушивать наглых вопросов. Дориан словно невзначай коснулся под столом его лодыжки своею. Желание, тщательно запрятанное в самую глубь, снова всколыхнулось.
Вечер, замолкший было, словно сняли с паузы, и Алистер опять склонился к Нату, возвращаясь к прерванному разговору, Дориан долил себе вина из бутылки, а Максвелл поднес к губам стакан с виски. Лед, звякавший на дне, почти растаял. Вкуса он не чувствовал. Чувствовал жар и взгляд Дориана. Максвелл посмотрел на него искоса. Едва заметно качнул головой. Нет. Не дразни меня. Не поведусь. Знаешь, сколько таких дразнилок было? Только те, другие, думали, что нужно переспать, чтобы получить контракт, чтобы стать знаменитыми, а ты… ты-то чего хочешь? Неужели просто так, из любви к небритым мужикам, глазки строишь? И какие это глазки, невольно подумал Максвелл. За такие и полруки не жалко отдать.
Он заприметил официанта и сделал ему знак. Пора сворачиваться. Они и так засиделись.

Продолжение в комментариях...

@темы: dragon age, фанфик, жанр: слэш, персонаж: Дориан, персонаж: м!Инквизитор, фест Магический Календарь, рейтинг: NC-17

---

Палка, палка, огуречик

[Сэр Ланселап]

Название: Палка, палка, огуречик
Тема: искусство
Персонажи и пэйринги: ж!Хоук, Андерс, Варрик, Мерриль
Рейтинг: PG
Жанр: джен, юмор
Размер:1240 слов



Хоук уже пару дней ломала голову над странным поведением Андерса. Всегда общительный целитель, радушно принимавший ее в своей клинике, стал запирать двери прямо у нее перед носом. Во время посиделок у Варрика в “Висельнике” маг неотрывно смотрел на Мариан, словно видел впервые, а стоило ей взглянуть на него, делал вид, что умирает от жажды, утыкаясь в кружку с элем.
Поначалу Хоук не придавала этому значения, Андерс и раньше вел себя странно, наверняка у него есть какие-то причины, которые потом все логично объяснят. Но тревога яблочным червем все же проникла в ее сознание, ведь других товарищей Андерс не избегал. Даже Мерриль как-то на днях заходила к нему в клинику, и ее маг не выгнал.

— Мерриль, — начала Хоук, зайдя к эльфийке в гости, — ты вчера была у Андерса…
— Я нарушила какое-то правило? — забеспокоилась долийка. — Я не знала и больше не буду!
— Как же ты не будешь, если все еще не знаешь? — удивилась Мариан. — Но дело не в этом. Я хотела спросить, что там происходит?
— В клинике? Лечение.
Мариан почувствовала, как у нее начинают пылать уши, настолько выразительным был взгляд Мерриль. Кажется, теперь Хоук представляла, как чувствует себя долийка, когда ей объясняют очевидные для других вещи.
— Я не об этом. Понимаешь, Андерс явно от меня что-то скрывает. Я боюсь, что он попадет в беду. Ты не видела у него ничего странного?
— Нет. Пойдем лучше я тебе что-то покажу! Я скрывала, но сил больше нет!

Расспрашивать Фенриса не было смысла, он не бывал в клинике Андерса, не вел с ним дружеских бесед, но если бы Хоук поделилась с ним своими опасениями, наверняка начал бы следить за Андерсом и обнаружилось бы, что он готовит захват если не всего Тедаса, то дворца наместника точно. Изабелла на тот же вопрос лишь усмехнулась, сказав, что у нее еще есть припарки и настои, и что она рада за подругу, раз та решила таки устроить личную жизнь. Хотя в связях все же стоит быть разборчивее. Себастьян посоветовал помолиться да получше, чтобы отогнать от себя греховные мысли обо всяких магах. Еще никогда Хоук не смущалась столько раз за один день.

Стоило сразу же отправиться к Варрику. Уж он-то не стал бы подозревать у Мариан нехорошую болезнь, предлагать помолиться вместо реальной помощи или демонстрировать явно небезопасную штуковину, напоминающую зеркало.
— Андерс? — Варрик внимательно изучил содержимое кружки, прежде чем выпить.
Если бы Хоук не знала гнома, решила бы, что тот от нее что—то скрывает, но Варрик умел врать с непроницаемым лицом, так что Мариан наверняка ошибалась, просто сегодня не слишком удачный эль.
— Андерс не умеет скрывать, — наконец ответил гном.
— Он не пускает меня в клинику уже неделю. На днях я пришла к нему за припаркой от синяков… для Авелин, это она подралась с разбойниками на Рваном берегу, их было не меньше тысячи… — видя усмешку Варрика, Мариан увеличила счет смущений за день на одно. — В общем, он вынес мне эту гребанную припарку, проскользнув в едва приоткрытую дверь. Как мышь, буквально сплюснулся и протек сквозь едва заметную щелочку!
— Может, у него там карантин?
— И при этом он принимает Мерриль? — насмешливо уточнила Хоук.
— Ее не жалко, ты уже видела, что она притащила? Эх, и огребем мы, жо… в общем, интуиция. А пока не тревожься по пустякам. Послушай лучше, что мне рассказали…

Забавные слухи, пересказанные Варриком, отвлекли Хоук от расследования, но ненадолго. Подозревая худшее, Хоук обратилась к Авелин, но та не знала ни об одном происшествии, в котором мог бы оказаться замешан маг. Оставалось только одно — брать клинику штурмом.

Хоук настойчиво постучала в запертую против обыкновения дверь:
— Андерс! Открывай!
— Меня нет! — раздался из-за двери голос, сопровождаемый какой-то возней, напоминающей звуки торопливой уборки.
— Я знаю, что ты там! Потому что больше тебя нигде нет!
На нее уже глазели, не стесняясь, обитатели Клоаки, оказавшиеся поблизости, а она продолжала убеждать говорящую дверь, что она и есть Андерс. Пожалуй, в такой глупой ситуации Мариан бывала лишь однажды, когда ей пришлось доказывать гувернантке, заставшей ее в объятиях садовника, что это совсем не то, чем кажется. Тогда не удалось, а сейчас, кажется, сработало. Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы в нее стал виден глаз мага.
— А, это ты, — сказал Андерс, словно все десять минут общения через дверь подозревал, что его пытается выманить дракон.
— Какой сюрприз, не правда ли? — наиграно изумилась Марина. — Я могу войти?
— Я бы с удовольствием, но у меня… у меня… ветрянка!
В доказательство своих слов маг продемонстрировал какое-то красное пятно на кончике носа и попытался захлопнуть дверь. Но Хоук весьма предусмотрительно просунула носок сапога в щель. Молчаливая борьба за дверь, сопровождающаяся пыхтением обеих сторон, продолжалась недолго. Мариан победила и ворвалась в клинику, едва сдержав победный клич. В клинике не оказалось ничего опасного. Более того, она была пуста. Лишь перевернутые табуреты, косо висящая занавеска да какие-то бурые пятна говорили о том, что все не так буднично, как кажется.
— Кто у тебя тут? Что тут было за побоище? — прищурившись, спросила Мариан.
— Да нет тут никого и никакого побоища не было! — возмутился Андерс, украдкой оттирая что-то с мантии.
— А это что?! — обличающе ткнула Хоук в особо крупное пятно.
— Ничего, — Андерс с интересом изучал носки своих сапог. — Просто краска.
— Краска?! Не ври мне! У тебя тут кого-то убили! Нет, тебя пытались убить и ты убил храмовника!
— Да не убивал я никого! — возмутился Андерс. — Это краска, Джастисом клянусь!
Но Мариан, не желая слушать, вихрем пронеслась по клинике, заглядывая во все уголки, ниши и шкафы в поисках расчлененного храмовника. Не найдя ничего, она отдернула занавеску, отделявшую приемную от уголка, где Андерс спал. Именно там маг и прятал следы своего преступления. Хоук увидела ворох листов, заляпанных такими же пятнами, какие она видела в клинике.
— Что это? — растерянно спросила она.
— Краска, — угрюмо ответил Андерс.
— Ты решил учиться живописи?
— Хотел на твой день рождения преподнести тебе портрет, — буркнул маг. — Не срослось.
— Что не срослось? — все еще растерянно поинтересовалась Хоук, оглядывая масштабы катастрофы.
Вместо слов Андерс полез под кушетку, которая служила ему кроватью, и извлек из хранящегося там хлама холст. Демонстрировать его магу явно не хотелось, но он прекрасно знал, что Хоук не отстанет, пока не выяснит все. Мариан развернула несостоявшийся подарок. На нее взглянуло нечто, отдаленно напоминающее женщину. Черные волосы, обозначенные широкими прямыми мазками, раскосые голубые глаза (один больше другого), странный нос, напомнивший о гарлоках и устрашающая улыбка — пожалуй, действительно не срослось.
— Ну… — не зная, что сказать и чувствуя себя крайне неловко, произнесла Хоук. — Для первого раза неплохо.
— Угу, — буркнул Андерс. — Варрик сказал примерно то же самое, только звучало это как “классическая живопись — это не твое, Блондинчик”.
— Судя по тому, что день рождения мой прошел уже две недели как, а ты свои эксперименты не забросил, есть что-то еще, о чем я не знаю.
— Я теперь богач.
— Тебе начали платить за прием? — усмехнулась Мариан.
— Нет, клиника бесплатна и это не изменится. Мне платят за это, — маг обвел рукой заляпанные листы. — Кроме классической живописи есть еще… эта… как ее? Авангардная! Заказов много. Из Орлея заказывают целыми партиями. Варрик заключил сделку с Ферелденом. Тамошним сыроварам понравилась идея заворачивать головки сыра в художественную упаковку. А Авелин обещала крупный заказ на листовки разыскиваемых преступников.
Хоук, не сдержавшись, хихикнула и тут же постаралась скрыть смех за приступом кашля. Либо Авелин не видела всех граней художественного таланта Андерса, либо не всех преступников стража разыскивала с одинаковым рвением.

репродукция портрета, открывать с осторожностью...

... есть вероятность получить культурный шок

@темы: dragon age, фанфик, жанр: джен, персонаж: Андерс, персонаж: Варрик, персонаж: фем!Хоук, канон: DAII, фест Магический Календарь, рейтинг: PG-13

---

День 6. Мини "Встретимся на ринге"

[Сэр Ланселап]

Название: Встретимся на ринге
Тема: Спорт!АУ
Персонажи и пэйринги: м!Хоук/Андерс
Рейтинг: NC-17
Жанр: AU
Размер: 2800 слов

— Тебе следует заняться чем-то серьезным, Андерс. Ты же не балерун.
Андерс кисло улыбнулся, чтобы не наброситься с кулаками на бородатого наглеца. Хотя, возможно, это и не такая уж плохая идея — он сможет одновременно и выпустить гнев, и доказать, что его занятия спортом помогают ему поддерживать себя в прекрасной форме. Хоук стоял, довольно улыбаясь, а Андерс краснел от ярости. Уже в который раз тренер, по совместительству владелец спортзала, подходил к нему и убеждал, что в группе танцоров Андерс самый рослый, и танцы, пусть даже и энергичные, никогда не сравнятся с боксом. Андерс в первое время отшучивался, потом попытался защитить танцы как вид спорта, а под конец смирился и перестал отвечать.
Но сегодня он так вымотался, что игнорировать бородатую морду не было никаких сил, и Андерс вспылил:
— Иди на ринг, я тебе сейчас же покажу, кто здесь балерун!
— Ого, полегче, — ухмыльнулся Хоук. — Здесь же три десятка зрителей, ты хочешь опозориться перед ними всеми?
— А я не боюсь, — ответил Андерс, — скорее, ты стесняешься, что я тебя на лопатки прилюдно уложу и нос во второй раз сломаю!
Язык несся вперед него, и Андерс всерьез испугался, что сейчас лишится абонемента в самый дешевый спортклуб — да еще и через дорогу от дома. Но Хоук ничуть не обиделся.
— У меня секция, Андерс, меня пятнадцать бойцов ждут, — он кивком указал на мальчишек лет восьми. — Приходи вечером.
— Вечером я занят, — отбрил Андерс, хотя единственным его делом на вечер была, пожалуй, только необходимость поиграть с котом.
— Тогда завтра. В одиннадцать тебя на ринге жду. Сможешь продержаться хоть минуту, не упав на пол, — и я от тебя отстану, — хищно улыбнулся Хоук.
Андерс поджал губы. Ему смутно казалось, что что-то здесь не так, но на попятную было идти поздно.
— Ладно, — нехотя сказал Андерс. — Завтра в одиннадцать. Постой, — опомнился он, — клуб же в десять закрывается!
— Ну не выдаст тебе девушка номерок от шкафчика, делов-то, — хмыкнул Хоук. — До встречи. Стройсь! — гаркнул он, обернувшись к мальчишкам, и те кинулись выстраиваться вдоль стены.
Андерс переодевался с чувством, что только что совершил большую ошибку. Домой он шел, рассуждая, что шансы продержаться минуту у него велики, да что там, он и больше продержится, пока будет эту морду лупить! Но, когда он дошел до дома и сунул ключ в замочную скважину, все воодушевление пропало. А ведь какая хорошая тренировка была! Он почти смог сесть на шпагат! Будет чем похвастаться перед Дорианом, который может в узел морской свернуться и не пискнуть… Принимая душ, Андерс судорожно вспоминал все, что ему известно о Хоуке. Да и о себе самом.
Ладно. Начать нужно с простого — с себя. Так, он гибкий и выносливый. Благодаря часовым разогревам, которые им постоянно устраивает тренер, он еще и сильный. Хорошо. Как сжать кулак? Надо загуглить, чтобы ничего себе не сломать… Впрочем, он может, используя свою растяжку, бить ногами. Так даже лучше.
Мысли о себе не успокаивали. Андерс переключился на Хоука. Это громада из мышц когда-то участвовала в региональных турнирах по боксу и выигрывала, а теперь решила уйти на покой, пока жива. Не очень-то обнадеживает. Кулак у Хоука огромный. Допустим, он будет в перчатках. У него же нет цели покалечить Андерса? И вообще, чего он прицепился? В группе есть и другие парни. Видимо, Андерс и вправду самый рослый, а Хоук решил выбрать более-менее достойного противника.
Андерс покрылся бы холодным потом, не лейся на него из душа горячая вода. Он вспомнил, как однажды наблюдал за показательным поединком Хоука и какого-то его давнего друга, партнера по соревнованиям. Это впечатляло. Они устроили шоу для желающих записаться в секцию боев без правил, и поначалу наносили точные, скупые удары, а потом Хоук резко провел серию выпадов, каждое движение кулаком — все равно что рана шпагой, и повалил соперника. Тот вскочил, но Хоук с рычанием кинулся на него и прижал своим телом к матам. Тот пытался выбраться, но Хоук продолжал бить, и в конце концов заявил, что так и выглядит хорошая драка. Андерс, стоя в толпе, смотрел, разинув рот. Это было не только жестоко, это еще было эротично.
Вот и сейчас он некстати задумался об этой эротичности Хоука, понимая, что обречен на провал с такими мыслями. Никто не будет отрицать, что Хоук чертовски сексуален, от него так и исходит звериная энергия, и Андерс первое время засматривался на него с интересом, пока Хоук не начал высмеивать его занятия танцами. Не то чтобы Андерс был влюблен, в его возрасте не влюбляются, но… Андерс вздохнул, решив прекращать думать и начинать гуглить, какие есть приемы грязного боя.

К назначенному часу он шел в спортклуб — взвинченный и немного злой в равной степени и на Хоука, заколебавшего его придирками, и на себя, не сумевшего вовремя прикусить язык. Ни начни он кидать дешевые понты, сидел бы сейчас дома с котом, а не шел унижаться! А может, мелькнула судорожная мысль, еще есть возможность обратить все в шутку? А может, они поговорят, как мужчина с мужчиной, и разойдутся миром? Нет, придется все-таки вспоминать, как он дрался в детстве. Придется возродить в себе юношеский задор и вспомнить все видео боев, которые он просмотрел в интернете этой ночью. Андерс обреченно вошел в темный холл, миновал пустую стойку администрации и спустился в зал, где располагались четыре ринга.
— Хоук? — окликнул он, хотя и так заметил в дальнем углу знакомую фигуру.
— А! Думал, ты уже не придешь, — оскалился Хоук. — И ты можешь называть меня Гаррет, как все друзья.
— Когда это мы успели подружиться? — удивился Андерс.
Присев на край ринга, он переобулся в кроссовки и снял ветровку. Он решил, что придет в спортивной одежде и не станет тратить время на переодевание. Хоук тоже был во всеоружии: его извечные черные штаны и белая майка. Такую только на груди рвать, издавая устрашающий рык. Андерс постарался сдержать вздох. А жаль, что он не подружился с этим человеком. Жаль. Скрывая досаду, он поднялся на ноги и сказал:
— Я готов. Начнем.
Хоук перемахнул через ограждение ринга, Андерс сделал это с куда меньшей сноровкой, но зато, утешил он себя, он смог со своей великолепной растяжкой просто поднять ногу и перешагнуть препятствие, а не изображать прыжок гепарда.
— Постарайся не отправить меня головой в стену, — опасливо сказал Андерс, заметив, что на стороне ринга, почти примыкающей к бетонной перегородке, отпечатался след крови.
— А, это мальчишки перестарались, — небрежно сказал Хоук. — Скоро сделаю здесь мягкую стену, как в психушке. Перчатки!
Он поднял пару ярко-красных перчаток и кинул их Андерсу. Андерс торопливо сунул в них руки и столкнулся с неразрешимой проблемой: липучки он застегнуть уже не мог. Хоук, усмехнувшись, подошел к нему и помог. Застегивая вторую липучку, он поднял взгляд, застав Андерса за чересчур пристальным разглядыванием Хоуковых ресниц и тонкого шрама на носу. Андерс торопливо посмотрел в сторону.
— У тебя веснушки, — удивился Хоук. — А вроде не рыжий.
— Они не только у рыжих бывают.
— Ну откуда же мне знать такие тонкости, — сказал Хоук, ловко застегивая свои перчатки, — ведь я всего лишь тупой боксер.
Андерс приподнял брови, не зная, как реагировать. Хоук, ухмыляясь, посмотрел на него исподлобья.
— Что, скажешь, не так обо мне думаешь?
— После всех твоих пустых придирок ко мне после каждой тренировки — исключительно так.
Хоук сделал пару шагов назад, к середине ринга.
— Счет до пяти. Уложишь меня на лопатки — ты победил, — сказал он. — Продержишься на ногах… ну, минуту-то ты выдержишь, наверно… Продержишься две — ты победил. Не сможешь — победил я, и ты начнешь ходить ко мне на секцию.
— Мы так не договаривались! — возмутился Андерс. — Ни о какой секции!
— А какой мне резон драться тогда? — Хоук изумился. — Ты в случае победы получаешь приз, а я? Я тоже хочу какой-нибудь стимул.
— Ну ладно, — согласился Андерс, про себя решив, что никуда ходить не будет. И вообще, он проигрывать не собирается.
— Тогда начнем, — оскалился Хоук и замер в напряженной позе.
Андерс ожидал удара, но его не было.
— Ну и?
— Бей, — сказал Хоук. — Давай, попробуй меня ударить.
Андерс сжал кулак, чувствуя себя идиотом, замахнулся… Что было дальше, он не понял, только обнаружил себя на другой стороне ринга повисшим на ограждении. Он лишь смутно вспомнил, что попытался выставить предплечья, как видел в уроках в интернете, но не успел.
— Вставай! — проревел Хоук, оставшийся на том же месте, и принял боевую стойку.
Андерс оттолкнулся от ограждения, пытаясь собрать мозги в кучу. Он кинулся на Хоука, но тот ловко ушел в сторону, и тут же Андерс оказался припечатан лицом в стену. Ограждение впилось в живот и бедра, а Хоук зафиксировал его руки и ноги своим телом.
— И это все? — хрипло произнес Хоук ему в ухо, обдавая горячим дыханием. — Что ты будешь делать, если на тебя в подворотне нападут? Как ты отпор дашь?
— А в подворотне в меня ножом будут тыкать или членом? — возмутился Андерс, вспыхнув, потому что явственно ощутил задницей, что в штанах у Хоука не все мягко.
Но слова о подворотне его задели. Однажды он уже побывал в такой ситуации, и нож ему приставили к горлу. Андерс отдал грабителю и телефон, и кошелек, радуясь, что легко отделался… Но тогда его сковало от ужаса. А сейчас в крови взыграл адреналин, сердце стучало под сотню, и Андерс с неожиданной для себя силой мотнул головой назад, ударяя Хоука по лицу затылком. Тот от неожиданности ослабил хватку, отшатнулся, и Андерс, мигом развернувшись, толкнул его в грудь и врезал ногой в колено. Хоук, припадая на атакованную ногу, отошел на пару шагов назад.
— Неплохо, — восхищенно выдохнул он.
— Я тебе ничего не повредил? — обеспокоился Андерс и подошел чуть ближе, снимая перчатки. В нем взыграл, как любил говорить Дориан, инстинкт врача, а адреналин перетек на свершение мирных дел. — Я силу не рассчитал, извини, если… — Андерс осекся.
У Хоука из носа текла кровь, но он улыбался. Кровь окропила губы, и Андерс понял, что кровавую улыбку забудет не скоро. Он вдруг на миг увидел Хоука на пике славы: окровавленного, избитого, но счастливого, потому что рефери поднимает его руку и объявляет его победителем. Хоук кинулся вперед, и Андерс не успел ничего сделать. Он упал на маты, на мгновение из глаз посыпались искры, кажется, слишком сильно ударился затылком, и Хоук рухнул на него сверху, выбивая из легких воздух. Захрипев, Андерс попытался выбраться, но перед глазами маячило лицо с безумной улыбкой.
— Андерс, это что же, ты тоже в меня членом тычешь?
Хоук ухитрялся одновременно и смеяться, и лишать Андерса подвижности, и стаскивать боксерские перчатки. Стоило дернуться, как Хоук припечатывал своим огромным телом, горьковатым запахом пота, металлическим запахом крови. Андерс почти сдался и расслабился.
— Я просто отвечаю ударом на удар, — защитился Андерс.
Но внизу живота действительно уже сладко тянуло, то бедром, то пахом он чувствовал упругую твердость члена Хоука, и кровавая улыбка завораживала, пробуждая какие-то дикие, первобытные инстинкты.
— Не сопротивляешься? — тихо спросил Хоук. — Тогда… раз… два…
Андерс опять попытался дернуться, но Хоук придавил его ногу своей.
— Три… — он двинул бедрами, проезжаясь по члену Андерса своим. Андерс облизал губы. — Четыре…
«Не проигрывать же», — проскочила паническая мысль, и Андерс подался вперед, снимая последнюю цифру с губ Хоука поцелуем.
Он поцеловал легко, просто прихватил его нижнюю губу своею и слизал кровь, но этого хватило, чтобы Хоук на минуту забылся. Андерс скинул его с себя и кинулся в свободный конец ринга, чтобы перевести дух, обернуться и встретить Хоука кулаком в нос… Андерс полетел опять на маты — Хоук подло схватил его за лодыжку и мигом приземлился сверху. Андерс попытался выползти, но Хоук лег на него, взял шею в захват и прошептал в ухо:
— Любишь играть грязно?
Андерс было дернулся, но Хоук обвел языком его ушную раковину и скользнул кончиком в ее серединку, и Андерс капитулировал. Захват на шее был медвежий, почти ласковый. Андерс, едва отдавая себе отчет, лизнул душащую его руку — солоноватую, сильную. Его повело от горького запаха пота. Хоук грубовато повернул его голову к себе и поцеловал. Рот у него был жесткий, поцелуй — еще жестче. Андерс невольно выгнулся в пояснице, приподнял зад и потерся о член Хоука. Тот скользнул ладонью под Андерса и стиснул его член через штаны. От члена до груди прокатилась волна, и адреналин, уже почти растворившийся, резко ухнул вниз, в пульсирующие яйца и ставшую влажной головку.
Андерс безропотно впустил язык Хоука в свой рот. Ооо, и нужно было прожить чуть больше четверти века, чтобы понять, что ему так нравится грубость… Хватка на горле ослабла, Хоук облокотился о пол, больше не вдавливая Андерса в маты, но бежать Андерс уже не хотел. Хоук просунул ладонь ему в штаны, обхватил член и, не прерывая поцелуя, пару раз провел вверх-вниз. Его большая сухая ладонь лежала на члене по-хозяйски, словно так и должно быть.
— Получается… получается, владелец клуба меня насилует? — выдохнул Андерс, едва Хоук прервал поцелуй.
— Разве тебе не нравится? — бархатным тоном спросил Хоук, стоило Андерсу толкнуться бедрами ему в кулак.
Хоук припал губами к его шее, стиснул кожу острой кромкой зубов и одновременно взял четкий ритм рукой. Он ласкал Андерса отчасти небрежно, словно походя, проводя кулаком даже не по всей длине, а у головки, но Андерс все равно закрыл глаза и глухо простонал. Хоук лизнул искусанную шею и качнул бедрами, потираясь пахом о задницу Андерса.
— Мне кажется, тут есть лишние вещи… — пробормотал Хоук, резко выпрямился, становясь на колени, и дернул Андерса за тазовые косточки вверх.
Андерс подложил руки под голову и выгнулся кошкой, вздергивая зад повыше. Хоук стащил с него штаны вместе с нижним бельем, звонко шлепнул по ягодице и опустился грудью на Андерса. Как выяснилось, свою одежду он тоже успел снять, и его напряженный толстый член лег между ягодиц. Андерс нетерпеливо подался ближе. Хоук мазнул губами его щеку и вновь выпрямился. Он неторопливо задрал футболку Андерса, свез ее к шее, проводя ладонями по бокам, пересчитывая ребра. Пальцы его уткнулись во влажные подмышки. Обратно Хоук вел руки так же медленно: по груди, сжал соски и чуть оттянул, по животу… одна рука приземлилась на член и крепко обхватила его. Вторая гладила ягодицы, рисуя круги.
Андерс зажмурился от удовольствия. Больше Хоук не торопился, он ласкал терпеливо, растягивая процесс. Он облизал ладонь и снова взял член Андерса, большим пальцем размазывая выступившую капельку смазки по гладкой головке. Его член мягко двигался между ягодиц, буквально по доле дюйма, и Андерсу показалось, что он каждую вену чует. Хоук нагнулся и провел языком от поясницы, слизывая пот, до шеи, по каждому позвонку. Через Андерса словно цунами прокатилось, щекоча брызгами каждый нерв, — по всему телу, от кончиков пальцев ног до самой макушки. Он, едва не мурлыкнув, извернулся и поймал губы Хоука. Поцелуй был такой же металлический, как и до этого, только… нежный. Андерс чуть не задохнулся от ласковых касаний, от языка, обводящего его губы. Хоук упоенно целовал его, унося на вершины блаженства.
Андерс почувствовал, что долго не продержится. Хоук водил кулаком по его члену все быстрее, чуял, что Андерс уже жаждет разрядки, и поцелуй становился горячее. Хоук снова ворвался языком в его рот, толкнулся в щеку изнутри, провел по небу. Бедра словно судорогой свело, мышцы напряглись, и Хоук сильнее вжался в задницу Андерса, одновременно увеличивая темп. Он запустил пальцы в волосы Андерса (и когда резинка, стягивающая пряди в хвост, успела пропасть?), стиснул, не позволяя отстраниться, и лишил кислорода, увлекая в поцелуй все глубже. Андерс вздрогнул всем телом, теряя равновесие, себя теряя, и весь разделился на две части: пульсирующий, выплескивающий сперму член — и так сильно натянутые волосы, что он рот не мог закрыть и только язык Хоука и чувствовал.
Колени у него ослабели, и Хоук подхватил его и уложил спиной на маты. Нависнув сверху, Хоук посмотрел ему в глаза. У Андерса в голове мутилось, в ушах звенело, и мелькала кровавая улыбка. Андерс провел пальцем по своим губам, и на пальце осталась кровь Хоука. Он приподнялся, касаясь губ Хоука своими, и опять блаженно растянулся на полу.
Хоук, внимательно глядя на него, быстро огладил Андерса по животу, размазывая сперму, и взял в ладонь свой член. Он двигал рукой быстро, только и слышались прекрасно знакомые каждому мужчине звуки; скользкой крупной головкой Хоук касался кожи Андерса.
— Видел бы ты… себя сейчас, — выдохнул Хоук. — Растрепанный, красный… довольный…
— Очень довольный, — прошептал Андерс. Он коснулся волос Хоука, убрал пряди со лба. — И весь искусанный тобой, да? — он улыбнулся, дотронулся до шеи, где темнел засос, и погрузил указательный палец Хоуку в рот. Тот сжал его губами, лизнул. Движения его руки на члене стали быстрыми, рваными. Не мигая, Хоук уставился на Андерса, словно в последний раз видел, и кончил. Жемчужные капли рассыпались по животу Андерса, по груди, и Хоук лениво водил кулаком по своему члену, пока тот не обмяк.
Хоук развалился рядом с Андерсом, положил руку ему на бедро.
— Мускулистое, — будто бы удивился он и одобрительно погладил.
— Я же говорил, — отозвался Андерс.
— Ты проиграл.
— Ну и что. Все равно я в твою секцию не приду.
— Почему? — Хоук перекатился на бок, подпер голову ладонью и посмотрел на Андерса. Взгляд его был как прикосновение: потрогал лицо, прошелся по груди, полуприкрытой футболкой, остановился на животе… Хоук резко наклонился и лизнул его член.
— Вот поэтому, — сказал Андерс. — Все закончится очень непристойно при десятке свидетелей…
Хоук ухмыльнулся, сжал бедро Андерса с внутренней стороны и рывком сел. Огляделся, обнаружил свои штаны и встал. Пока он одевался, Андерс наблюдал за ним, разглядывал. Красивый мужик, пронеслось в голове. Сильный. Ограничиваться с ним одной дрочкой — преступление.
Хоук кинул Андерсу его штаны.
— Слушай… Андерс… — он через плечо посмотрел на Андерса и отвернулся, стал собирать перчатки. — Ты бы согласился со мной куда-нибудь сходить?
— На свидание приглашаешь?
— Вроде того.
— Тогда место выбираю я… Гаррет, — добавил Андерс.
Тот обернулся к нему с улыбкой от уха до уха.
— Рано радуешься, — предупредил Андерс, — я тебе не друг.
— О, — Хоук приблизился к нему и обнял за талию, — ты гораздо больше, чем друг.
И Андерс поцеловал его, соглашаясь.

@темы: dragon age, фанфик, жанр: слэш, персонаж: Андерс, персонаж: м!Хоук, фест Магический Календарь, рейтинг: NC-17

---

День 5. Мини "Нехоженые тропы и поцелуи в ведьмином кругу"

[Сэр Ланселап]

Название: Нехоженые тропы и поцелуи в ведьмином кругу
Тема: Дикая природа
Бета: Воктер
Персонажи и пэйринги: м!Тревельян/Дориан
Рейтинг: NC-17
Жанр: романс, AU
Размер: 8000 слов
Саммари: Дориан ни за что не пошел бы в поход, не будь в списке любителей диких мест дорогого его сердцу, но такого глухого к намекам Тревельяна.

Поход стал настоящим испытанием на прочность. Нет, не испытанием - пыткой. Самой страшной пыткой со времен инквизиции. Дориан это понял уже в первый час, когда споткнулся и наступил в лужу, претендующую стать болотом. Левая нога мгновенно промокла. Гадкий рыжий детина Тревельян тут же добродушно заухал:
— Ты бы еще штаны свои с подворотами надел.
Дориан только посмотрел на него с ненавистью и потряс ногой. Высокие кеды казались ему достаточно удобной обувью для природы… не надевать же кроссовки, которые стоили ему квартальнойзарплаты! И это было только начало. О, это был только первый час пятидневного мучения…
Дориан уже в который раз проклял свой интерес к Тревельяну— высокому, плечистому, с огненным ежиком волос на голове. Не будь в списке идиотов, любящих дикую природу, Тревельяна, Дориан ни за что бы не вписал под их именами себя. Но сделанного не воротишь, и он в компании Тревельяна, нахалки Сэры и похожего на медведя Блэкволла идет по дремучему лесу, полагаясь даже не на GPS, а на примитивный компас и бумажную карту, побелевшую в местах сгибов. Оставалось надеяться, что Тревельян знает, как с этими допотопными раритетами обращаться.
Машина, подвезшая их к началу маршрута, была уже далеко, и пути к отступлению оказались отрезаны. Поэтому Дориан мужественно шагал за Тревельяном. Тот тащил огромный рюкзак, как пушинку, а на ноги после происшествия, названного Сэрой «Дориан сел в лужу», напялил резиновые сапоги.
Откровенно говоря, в университете, при пиджаке и галстуке, ассистент кафедры философии Тревельян выглядел более чем презентабельно; Дориан не раз заглядывался на него, мечтая, как расстегнет пуговички нежно-голубой рубашки, оголяя покрытую рыжей шерстью грудь, и поступит с Тревельяном в лучших традициях Фрейда. Реальность оказалась такова, что Тревельян, будущий преподаватель философии, заправлял штаны в носки. Дориан надеялся, что Тревельян делает это только в походах. В противном случае Дориан к нему и на пушечный выстрел больше не подойдет.
К обеду (который, как выяснилось, происходит на ходу, и привал никто делать не собирался) Дориан выдохся, но и Тревельян, остановившись, почесал затылок и заявил, что здесь должна быть река.
Реки не было.
— Дай сюда карту, — буркнул Блэкволл и застыл, изучая ее.
Сэра обежала все окрестные кусты в поисках реки. Тревельян пристыжено топтался на месте.
— А ты с какой кафедры? — вдруг спросил он.
Дориан поднял брови.
— Мы работаем вместе полгода, а ты все еще не запомнил? Литературоведения, — снисходительно сказал он.
— А, — кивнул Тревельян. — Я это знаю. Просто ты все время у нас торчишь, вот я и решил, что ты, может, переквалифицировался.
Дориан не нашелся, что на это ответить. От позора не найденного остроумного ответа его спасла Сэра, громогласно возвестившая, что рядом не то что реки, но даже лужи для Дориана нет. Он приложил руку к лицу, демонстрируя все свое презрение.
Эта девчонка ему, в общем-то, нравилась. Нахалка, конечно же, но честная и верная. Лаборантка, постоянно якобы случайно выпускавшая мышей, которые должны были пойти на опыты. А вот Блэкволл, физкультурник, вызывал у Дориана тихую ненависть. В первую очередь — из-за приставшего к нему аромата спортзала. Или конюшни. Воняло, короче говоря, от него знатно. Чуткий нос Дориана страдал и мечтал попасть в парфюмерный отдел магазина, чтобы навсегда забыть амбре Блэкволла.
Тем временемБлэкволл, не подозревавший о мыслях Дориана о том, что его обоняние навсегда уничтожено вонью чужой обуви, уверенно заявил:
— Туда.
Указав рукой направление, он заверил, что река в получасе ходьбы. Дориан сомневался в его способностях к ориентированию на местности, но промолчал, потому что самуправлялся с картой еще хуже. На этот раз шествие возглавил Блэкволл, следом за ним пошла Сэра, потому что якобы не чувствовала, что от него чем-то воняет. Тревельян, как опытный походник, шел последним, следя, чтобы никто не потерялся. Дориан очень хотел съязвить по этому поводу, но он уже натер на избежавшей лужи ноге мозоль, и досадная боль при каждом шаге лишала его воображения.
Реки не появилось, даже когда стемнело.
— Привал, — объявил Тревельян. — Утром сообразим. Дориан, помоги с палаткой.
Колья оказалось вбить не так-то просто, и в результате Дориан имитировал активную деятельность, подбадривая Тревельяна на свершения. Тот ничего не понял и натягивал палатку, то наклоняясь и демонстрируя отличную задницу, то ненароком надувая бицепс. Полюбовавшись, Дориан перешел к Сэре, чтобы проведать, справилась ли она с ужином.
Способности к готовке у Сэры оказались выше среднего, что весьма возвысило ее в глазах Дориана. Печально было лишь то, что в походе никто не пил; Дориан считал, что хорошее вино изрядно скрасило бы события этого бесцельного и полного страданий дня.
После ужина он уже было потянулся к пятилитровке с водой, которую волок Блэкволл, как рядом сразу же нарисовался Тревельян:
— Ты чего это? Там еще чая на две кружки.
— Но я хочу умыться, — возразил Дориан, — а не пить. Тебе тоже не помешало бы, от тебя потом разит до самого города, цивилизацию можно убить этим смрадом…
— Ты что! — Тревельян бесцеремонно схватил его за запястье и оттащил от бутылки. — А если мы завтра воду не найдем? Ты не дома, чтобы в ванне плескаться.
— Как это воду не найдем? — Дориан сузил глаза. Рыжая морда смотрела на него с щенячьей честностью. — Ты же обещал, что завтра к реке выведешь.
— Ну я постараюсь.
Ничтожество, подумал Дориан. Я влюбился в ничтожество.
Ничтожество тем временем пристально посмотрело на Дориана и отошло за палатку. Как впоследствии оказалось, слова о вони, не так уж сильно соответствующие действительности, Тревельяна все-таки задели, и он потратил личную бутылку воды на то, чтобы сполоснуть лицо, шею и подмышки. Все это Дориан понял по мокрой щетине и красноречивым влажным кругам на салатовой футболке, оголявшей накачанные плечи. Но это случилось спустя полчаса, когда Тревельян тушил костер, а пока что Дориан достал из собственного рюкзака свою любимую бутылку из прозрачного пластика с цветным узором и, намочив платок, освежил лицо. Для всего остального он предусмотрительно взял огромную упаковку влажных салфеток. Как знал, что наглая рыжая морда будет заявлять свои права на их общее имущество…
К ночи Сэра, гыгыкая, смутила Блэкволла до того, что бедняга покраснел и закатался в спальный мешок так, что без посторонней помощи из него наутро не выбраться; Дориан посмеивался. Похоже, Блэкволл был единственным, кто пребывал в неведении относительно ориентации Сэры, и шутница воспользовалась этим на всю катушку.
Вторая палатка пустовала. Дориан огляделся и прислушался, не раздирают ли волки тело Тревельяна неподалеку. Но тишина стояла кристальная, ветра не было, и лишь изредка потрескивали деревья.
— Макс? — негромко позвал Дориан и все-таки озвучил догадку: — Тобой волки поужинали?
— Здесь нет волков, — голос раздался из-за спины, словно Тревельян все это время стоял у Дориана за плечом.
Дориан резко обернулся, вздрогнув от неожиданности.
— Значит, есть медведи. Что ж, рад, что ты жив и не потерялся.
— Пойдем, покажу кое-что, — велел Тревельян и, сунув руки в карманы разношенных черных штанов, двинулся по тропинке, им же недавно и вытоптанной.
— С такими словами мальчики в школе познакомили меня с элементами собственной анатомии, — пробормотал Дориан и пошел за Тревельяном, рассеянно думая, что резинка у его спортивных штанов так растянута, что странно, как она еще держится чуть пониже талии, а не сползает вниз. Стоит ее потянуть — и все, Тревельян голый. Стараясь отделаться от этой навязчивой мысли, Дориан отвел взгляд.
— Смотри, — сказал Тревельян и задрал голову.
Они стояли на поляне: такой ровной, словно кто-то специально с циркулем отмерял радиус и вырубал деревья по кругу. Дориан, встав у плеча Максвелла, с подозрением поднял голову и остолбенел. Все это время, что они занимались палатками и ужином, тушили костер и лениво переругивались, над ними покачивались деревья и скрывали небо, и Дориан был уверен, что оно точно такое же, как и в городе. Но сейчас он смотрел в безумное полотнище, полное белых сияющих точек, и у него дыхание перехватывало от их яркости. Тревельян тем временем негромко заговорил:
— Слева. От розоватой точки. Это планета. Видишь? Созвездие совы.
— Не вижу. Они же все сияют белым…
Тревельян встал за спиной Дориана, взял ручищами его голову — пальцами за подбородок, на удивление мягко, но с кошачьей цепкостью, а вторую ладонь положил на затылок. Дориан расслабил шею. Тревельян осторожно повернул его голову чуть влево и вниз.
— Теперь смотри прямо. Розоватая точка.
Теперь Дориан увидел тусклое, маленькое пятнышко.
— Нашел.
— От нее направо — самая яркая звезда, люцида созвездия. Рядом с ней почти такая же, только тусклее, и под ними еще две по сторонам. Как трапеция. Видишь? И голова над ней.
— Разве ж в этой геометрии есть сова… — пробормотал Дориан. Голова его покоилась в широкой ладони Тревельяна, как в чаше. Теплой и мягкой чаше… В таком положении Дориан мог смотреть на звезды сколько угодно. Да хоть на солнце! Только бы и дальше нежиться в больших теплых руках.
— А ты представь. Древние же увидели в этом сову.
Дориан качнулся назад — хватило всего дюйма, чтобы лечь спиной Тревельяну на грудь. Тот стал каменным, замер. Откровенно наслаждаясь, Дориан устроился удобнее и крепче оперся о землю. Тревельян, словно опомнившись, медленно разжал пальцы, до сих пор сжимавшие подбородок Дориана, и неуверенно спустил ладонь ниже, на шею.
— Дориан? — чуть хриплом спросил он.
— Ты можешь продолжать лекцию по астрономии, я весь внимание. Мне так удобнее воспринимать информацию, — мурлыкнул Дориан.
Тревельян, похоже, потерял дар речи. Он шумно дышал над ухом. Ладонь его, лежащая на шее Дориана, становилась влажной. Дориан сглотнул, чтобы Тревельян почувствовал скакнувший кадык, — из чистого озорства, чтобы посмотреть, что рыжий предпримет. Тревельян руку с горла не убрал, зато вторая его ладонь исчезла с затылка Дориана. Не успел Дориан расстроиться и обеспокоиться, не задушит ли его Тревельян за инициативу, как горячая рука легла на живот.
О, а Тревельян, похоже, не только смелый (ведь только храбрый пойдет в поход, не умея пользоваться картой и найти по ней реку, обрекая тем самым всех на смерть от жажды), но и догадливый. В принципе, Дориан рассчитывал, что будущий профессор философии должен обладать тонким умом, но за полгода, что Дориан крутился на кафедре и вежливо предлагал вместе попить кофе, его начали терзать сомнения в способностях Тревельяна.
— Я могу тебе показать еще несколько созвездий, — прошептал Тревельян, склонившись к уху Дориана.
Роста он был как раз такого, как любил Дориан — на пару дюймов выше его самого. Идеально подходит, чтобы шептать в ухо непристойности, и при этом не требуется задирать голову для поцелуя. И, что немаловажно, горбиться, чтобы поцеловать его, тоже не надо. Да что говорить, Тревельян удовлетворял Дориана по всем параметрам, особенно сейчас ему нравились ручищи, обнимающие крепко и тесно; правой рукой Тревельян уверенно держал за горло, и Дориан уже знал, как это будет в постели, когда Макс возьмет его сзади, а левая рука обвивала талию и прижимала к твердому животу.
— Эти созвездия будут вспыхивать у меня в глазах? — томно спросил Дориан. — Или ты все еще о небе говоришь?
Он приподнял голову, чтобы видеть лицо Тревельяна. Тот усмехнулся и, зафиксировав голову Дориана, поцеловал его.
Целовался Тревельян упоительно, с полной самоотдачей. Дориан, закинув руки вверх, вцепился в плечи Тревельяна, чтобы не рухнуть от его бешеного напора. Язык Тревельяна был одновременно везде: во рту, на губах, даже, кажется, в глотке, и воздуха отчаянно не хватало, а пальцы его держали горло так крепко, что все вокруг темнело. Словно чувствуя, что Дориан падает, Тревельян крепче обхватил его за талию, просунув руку под водолазку, припечатывая к себе, и точек опоры стало две. Повеситься можно, подумал Дориан. Расслабиться и повиснуть в руке, стальной хваткой обвившей горло.
Почему они остановились и когда это случилось, Дориан не знал. Ноги, что поразительно, все еще его держали, но в ушах звенело, как после удара по голове. Он обнаружил, что уже стоит лицом к Тревельяну и обнимает его за шею, а тот, поглаживая его по спине и особенно нежно и внимательно — по пояснице, водит губами по его щекам, скулам, губам… Свет — звездный ли, лунный ли — падает и подсвечивает глаза словно изнутри, и кажется, что напротив стоит нечеловеческое существо — красоты такой же нечеловеческой. Сознавая себя безнадежно и постыдно влюбленным, Дориан прижался ближе, ощущая под мешковатыми штанами твердость, и прошептал:
— Преподашь мне еще пару уроков астрономии в палатке?
— Я думал, в ведьмином круге увлекательнее, — ухмыльнулся Тревельян и порывисто поцеловал Дориана — засунул язык по самые гланды, впечатался грудью в грудь и тут же отстранился с сияющими совсем как звезды глазами.
— Ведьмин круг? — насторожился Дориан.
— Ну да, вот этот круг, — Тревельян обвел поляну рукой, — зовут ведьминым, на них ничего не растет, даже трава.
— А я-то думал, это просто притоптали люди.
— Нет, — довольно сказал Тревельян, — это оно само по себе такое.
Вдалеке заухала сова.
— У меня есть высшее образование, и я не верю в подобную чушь, — отрезал Дориан. — Глупые суеверия.
Лес наполнился звуками. От порыва ветра зашелестели листья, захлопали где-то птичьи крылья, и по коже пробежали мурашки, хотя ночь была теплая.
— А почему тут ничего не растет? — упорствовал Тревельян.
— Я похож на биолога, чтобы тебе ответить? — возмутился Дориан.
— Они тоже не знают ответа, — таинственно заявил Тревельян. —Просто есть ведьмины круги, и…
Налетел еще один порыв ветра, и ветка дерева скрипнула оглушительно.
— И я люблю травить байки, — сознался Тревельян. — Поэтому и пошел в философию. Я совсем пал в твоих глазах?
— Да нет, не очень, — фыркнул Дориан, умолчав, что и так временами был не лучшего мнения о Тревельяне. — Холодно.
— Пошли, согрею, — хищно сказал Тревельян.
Потянув Дориана за руку, он потащил его к палатке, на ходу разглагольствуя:
— А еще есть мнение, что поцелуй в ведьмином кругу — все равно что приворот.
— Если не прекратишь, то получишь отворот, — пригрозил Дориан, и Тревельян смолк.
Открыв молнию на палатке, Тревельян скинул сапоги, наклонился и полез внутрь. Не удержавшись, Дориан подтолкнул его под круглые ягодицы, обозначившиеся под штанами, и забрался следом за ним. Тревельян раскатал две туристические пенки, бросил на них мешки и сел.
— Иди ко мне, — позвал он.
Дориан закрыл молнию палатки, лишая их лунного света, и в кромешной темноте пошел на голос Тревельяна.
— Я тут. Ага, вытяни руку…
Тревельян поймал его за ладонь, тут же другой рукой вцепился в край водолазки и потянул на себя. Дориан осторожно опустился напротив него, устроив ноги за спиной Тревельяна. Лицом он чувствовал его дыхание. Горячая рука Тревельяна скользнула под тонкую ткань водолазки, щекотно проводя по животу вверх. Складками собрав водолазку у горла Дориана, Тревельян прошептал:
— Я хочу тебя раздеть.
— Ты разрешения спрашиваешь?
— Нет, — рыкнул Тревельян и рывком стянул водолазку с Дориана.
Дориан снял футболку с Тревельяна и прижался к нему ближе, кожа к коже. Скользнул пальцами по бокам вверх, под мышки, и пожалел, что не может в полной тьме увидеть, какого цвета у него там отросшие за день волосы — тоже рыжие или темнее. Тревельян подался вперед, ловя губы Дориана своими. Он провел по спине Дориана ладонями, рисуя круги, узоры и созвездия. Легкий холодок пробежал между лопаток, но Тревельян, словно почувствовав это, притянул Дориана к себе, согревая. Он коснулся губами плеча Дориана, оставил легкие, как крылья бабочек, поцелуи на шее и мягко повалил его на спину, подставив ладонь ему под голову.
— Вообще-то земля холодная, — заметил Дориан, лежа верхней частью тела на тонком полу палатки, а нижней — на спальных мешках.
— Зато я теплый.
Тревельян перекатился на спину и затащил Дориана на себя. Он и вправду был обжигающим, словно температура окружающей среды на него не оказывала никакого воздействия. Дориан, устав от прелюдии, которая лично для негодлилась полгода, скользнул ладонью Тревельяну в штаны. От живота у него бежала дорожка волос и заканчивалась в паху хоть и подстриженным, но все равно густым газоном. Дориан улыбнулся в губы Тревельяну и обхватил его член.
Тревельян, даже лежа снизу, все равно ухитрялся вести. Он двинул бедрами, вбиваясь в кулак Дориана, и положил ладонь ему на загривок, не позволяя отстраниться даже для того, чтобы сделать вдох. Дориан перестал пытаться удержаться на локтях — Тревельян тянул его на себя так активно, что мог сломать, — и лег на него сверху, выдернув руку, зажатую между их телами. Длинный член Тревельяна мазнул головкой по животу Дориана.
Тревельян в последний раз прикусил губу Дориана и перекатил его на бок, быстро расстегнул ширинку и выругался:
— Как ты в этих трубочках ходить ухитряешься?! Не снять же…
Дориан хмыкнул, позволяя Тревельяну и дальше пыхтеть, пытаясь освободить его от джинсов. Между прочим, это самые старые и растянутые, а то, что Тревельян не может их снять, — исключительно его проблемы. Наконец Тревельян дернул брюки за шлевки и стащил к коленям, оцарапав бедра грубой тканью. Но Дориан не успел возмутиться, как задохнулся: Тревельян взял его член, уже до боли вставший, еще там, в ведьмином кругу, в ладонь и провел так хорошо, что все мысли из головы выбило.
— Ты красивый, — пробормотал Тревельян ему в плечо и придвинулся ближе.
— Ты это в темноте разглядел?
— Я это руками чувствую…
Дориан уткнулся лицом Тревельяну в изгиб, где соединяется плечо и шея, и обнял его за плечи. Тревельян жадно провел ладонью по гладкому лобку Дориана, облапал яйца и внутреннюю сторону бедер. Обдало жаром. Дориан выдохнул, подставился под поцелуй, и мягкие губы — такие мягкие по сравнению с колючей щетиной — коснулись его. Тревельян подкатился еще ближе и толкнулся бедрами вперед, чтобы соприкоснуться членами. Дориан закинул одну ногу на талию Тревельяна, и тот, вжавшись губами в шею Дориана, взял оба их члена в руку, быстро провел, словно на пробу, примериваясь, и уже не сбавлял ритм, пока Дориан не стиснул его плечи, не сжал зубы, не зажмурил глаза, содрогаясь в судороге удовольствия.
Тревельян почти не отстал. Он провел рукой по животу Дориана, размазывая сперму, и поцеловал его — снова глубоко, как в ведьмином круге, жадно, лишая возможности дышать, и голова вновь закружилась от наслаждения.
Откатившись в сторону, Тревельян растянулся на полу, раскинув руки и ноги. Дориан понял это, потому что пара конечностей приземлилась на него. Повисла тишина, и показалось, что нужно что-то сказать, но слов не было, по крайней мере, подходящих слов. Наверно, не время начинать называть его про себя Максом или хотя бы Максвеллом, пусть лучше и остается рыжей детиной Тревельяном, так будет безопаснее для своих же чувств и нервов. Дориан стянул узкие джинсы, стреножившие его, и потянулся к Тревельяну. Поцеловать можно. Поцелуй ничего не значит. Это просто приятно. Это в благодарность. И, наверно, не время напоминать, как Дориан приглашал его выпить кофе в обед, как-нибудь поужинать, и намекал, что не против познакомиться поближе, а Тревельян то был занят, то вспоминал о приезде семьи как раз в тот вечер, когда они договорились встретиться, то просто ничего не понимал — или делал вид, что не понимает. К чему это… Дориан прижался к прохладному и мокрому от пота телу Тревельяна и поцеловал его — легко, почти невесомо, прикосновение, а не поцелуй.
— Надо вытереться… подожди, воды кружку принесу, — сказал Тревельян.
— Ты что же, мыться ею будешь? А если не найдешь воду завтра? Может, ты ванну принять собрался? — съязвил Дориан и хлопнул Тревельяна по бедру. — Расслабься. У меня есть влажные салфетки.
Тревельян фыркнул, но от салфетки не отказался. После этого он прочитал лекцию, что по ночам бывает очень холодно, на что Дориан ответил, что терпеть не может спать в одежде и забрался в мешок, обнажившись до трусов.
— Ты не подготовлен к походу, — категорично сказал Тревельян и застегнул молнию на его мешке. — Конечно, это у нас не настоящий поход, потому что несем с собой полным-полно провизии и идем по протоптанному туристическому маршруту. Для тебя это так, увеселительная прогулка.
— О да, ты совершенно прав. Я развлекаюсь здесь каждую минуту. Необременительное путешествие.
— Вот одиночный поход, — мечтательно сказал Тревельян, забираясь в свой мешок, — это действительно проверка на прочность. Я ходил. Неделю подножным кормом питался. Опоздал на электричку и еще день на вокзале без денег сидел, грязный и заросший.
— Я устал, — сказал Дориан и повернулся к Тревельяну спиной. Как оказалось, в мешке можно и поворачиваться набок, хотя поначалу Дориан предполагал перекатиться. — Спокойной ночи.
— Спокойной, — эхом отозвался Тревельян.
Сначала ничего не происходило, только слышалось его дыхание, а потом он неуверенно, словно опасаясь, что Дориан на него рявкнет, погладил его по спине и тихо сказал:
— Добрых тебе снов.

Утром Дориан подумал, что лучше бы и не просыпался. После вчерашнего марафона гудели ноги, будто он и не спал целую ночь, а в плечах от тяжелого рюкзака поселилась ноющая боль. Тревельяна рядом не было, и из мешка пришлось выпутываться самому. С непривычки на освобождение ушло минут пять, потом Дориан вспомнил, что на мешке есть молния, которую можно расстегнуть, и проклял все на свете. Одевшись, он взял из рюкзака зубную щетку и решил, что, если кто-то воспрепятствует его попытке взять воду из общего котла, он опустится до милосердного и быстрого убийства, но свое получит. Мрачный, как тысяча туч, он выбрался из палатки.
Тут же в лицо ударило солнце. Неподалеку Сэра весело болтала с Тревельяном и уговаривала его подложить Дориану в рюкзак ужа или хотя бы ящерицу, пока он спит, чтобы потом послушать, как он завизжит. К чести Тревельяна, затею Сэры он назвал глупой. Все хорошее впечатление стерлось, когда Тревельян заявил, что послушать, как визжит Дориан, ему все же было быинтересно. Дориан прошел к пятилитровке и наклонил ее к ладоням, подставленным ковшиком.
— Эй! — донесся до него голос Тревельяна. — Ну-ка стой!
Дориан злорадно вылил воду себе в ладони и с наслаждением брызнул ею на лицо.
— Я тебе в кружке теплой приготовил! — обиделся Тревельян. — Давай полью.
Дориан подозрительно прищурился, но в руках у Тревельяна действительно была кружка, полная воды.
— Там ящерица или паук? — спросил Дориан, заглядывая в кружку.
— Что?.. Да нет там никого.
Дориан принял помощь. Настроение улучшилось. Еще приятней было обнаружить, что завтрак уже готов, а из маленького котелка идет аромат чая с листьями земляники. Оттаяв, Дориан счел этот поход не такой уж плохой затеей.
— Вот! — заявил Тревельян и продемонстрировал Дориану ромашку. — Цветочек.
Он засунул стебель Дориану за ухо. Цветок держался. С укором посмотрев на Тревельяна с его детскими выходками, Дориан налил себе еще чая, вспоминая славные деньки, когда он варил по утрам крепкий кофе с пенкой. Всего-то позавчера это было…
Тревельян вел себя как ни в чем не бывало. Дориан расслабился, но все же донимал себя вопросами. Что будет в палатке в следующую ночь? Что будет после похода? Или не будет ничего? Можно его поцеловать, или при свидетелях Тревельян устроит сцену? Дориан не знал и поэтому ничего не делал.
Они выдвинулись в путь, и стало не до разговоров. Намозоленная нога дала о себе знать, солнце пекло так, что пот стекал на глаза, и идти было гораздо сложнее, чем день назад. Дориан переоделся на ходу в легкую майку без рукавов и заметил, что Тревельян смотрит на него весьма заинтересованно. Значит, ночь еще будет. Да, точно будет. Отчасти это радовало и давало силы идти вперед. Но одновременно становилось и грустно: допустим, поход предоставил именно то, что Дориан хотел, но раз трофей получен, то не пора ли идти дальше? Тревельян внесен в список побед, и самое время его сменить новой целью… Только почему его отпускать не хочется? Дориан поднял глаза на широкую спину впереди, на рыжий ежик волос. Тревельян обернулся, словно взгляд Дориана был ножом:
— Ты в порядке? Неважно выглядишь.
— Я? Неважно? Ты, должно быть, шутишь. Я выгляжу неотразимо.
— Да в порядке все с ним, раз выделывается, — проскрипел с конца процессии Блэкволл.
Тревельян шел с головой набок, продолжая смотреть на Дориана, пока не споткнулся и едва не полетел носом вперед. Дориан хохотнул, поправил ромашку за ухом и подумал: так тебе и надо, обормот рыжий.
Солнце, столь любимое Дорианом, перешло в наступление и делало из них поджаристые котлетки, Дориан на своей шкуре прочувствовал, как скверно себя ощущает еда в духовке; Тревельян то и дело стирал пот с лица предплечьем.
— Где вода? — угрожающе спросила Сэра. — Слышь, философ, если эта твоя река не появится… Река! — вдруг завопила она, сбросила рюкзак с плеч и рванула вперед, перескакивая через пни и препятствия легко, как козочка. На ходу она снимала с себя футболку, оголяя тонкие девичьи плечи и широкую полоску алого спортивного лифчика.
Дориан оглянулся на Блэкволла. Тот, красный то ли от вида лифчика, то ли от жары, отвернулся в сторону.
— Неси ее рюкзак теперь, как честный человек, — сказал Дориан. — Девочки прямо, мальчики… ну, давайте налево, — предложил он, решив, что слева бурьян не такой густой.
— Я с ней не…
— Ты с ней в одной палатке спал, и я слышал подозрительные звуки, — не дал Дориан Блэкволлу сказать и слова.
Первым пустили Тревельяна, как самого высокого и плечистого. Тот протаптывал дорогу. Радостные повизгивания Сэры доносились до их ушей. Но стоило спуститься по крутой тропинке к реке, как оказалось, они зря старались: ни один куст не отделял их от Сэры, и разделение на мальчиков и девочек оказалось совершенно условным. Сэра, заметив их, завопила:
— Да хватит яйца мять, пофиг мне!
Дориан, и так уверенный, что ему-то можно было и рядом с Сэрой купаться, стал быстро раздеваться. Тревельян последовал его примеру. Одежду он скинул так же быстро, как солдат одевается к бою, только рыжая грудь мелькнула. Тревельян бросился в воду, как мальчишка, сея вокруг себя брызги. Дориан даже шнурки перестал развязывать, заглядевшись на спину и ягодицы. Потом Тревельян нырнул, скрывшись из виду, и Дориан вернулся к шнуркам.
Как оказалось, единственным, кто озаботился шампунем, был Дориан. Остальные, похватав бруски мыла с выражением полного счастья на лицах, как у умалишенных, решили, что и этого достаточно. В результате все уже сидели на траве и сохли на солнышке, а Дориан, приверженец чистоты и гигиены, все еще торчал по пояс в воде, скоблил бритвой щеки и готовился перейти к подмышкам.
— Смотри усы не сбрей! — завопила Сэра. — Максу ты без усов меньше нравишься!
Дориан показал ей средний палец. Макс его без усов никогда и не видел. А Сэре следует прикусить язык и перестать совать длинный нос в чужие дела.
День клонился к вечеру, и было решено устроить привал на берегу, а в следующие дни совершить марш-бросок, нагоняя упущенные за сегодня километры. Блэкволл с видом знатока отправился ловить рыбу сетью и котлом, и Дориан пожелал ему удачи совершенно искренне: он еще ни разу не видел, чтобы получилось что-то дельное из говна и палок, и поэтому заранее сочувствовал Блэкволлу. Сэра, вооружившись корзинкой, ушла собирать землянику. Тревельян было потянулся за ней, но Сэра заявила, что он своими лапищами все ягоды перетопчет.
— А ручищами раздавит те, которые соберет, — подхватил Дориан.
Сэра гыгыкнула и была такова.
— Можно подумать, я монстр какой, — буркнул Тревельян.
— Вовсе не монстр, просто я не хотел оставаться один, — весело сказал Дориан.
Тревельян подкатил к реке бревно и уселся на него. Дориан сел рядом.
— Где ромашка? — вдруг спросил Тревельян.
Дориан машинально провел за ухом.
— Не знаю. Наверно, выпала, пока я мылся.
— Ты очень тщательно мылся, — одобрил Тревельян, — мне понравилось.
Дориан фыркнул.
— Я так и думал, что ты от меня глаз не отводишь. Ты бы подал знак, я медленнее пену смывалбы.
Он посмотрел на Тревельяна. Тот улыбался и ничего не говорил. Вдруг он обхватил Дориана за плечи и притиснул к себе, увлекая в поцелуй. Дориан, задохнувшись от неожиданности, стукнулся зубами о зубы Тревельяна, но замешкался лишь на секунду: уже привычно открыл рот, впуская наглый язык, и отдался напору. Они не одевались, остались после купания в чистом нижнем белье, и проблема с одеждой была решена в мгновение ока.
Тревельян, не отпуская Дориана из объятий, сказал:
— Пошли в воду.
— Пошли…
Не размыкая рук, Дориан слепо пошел за Тревельяном. Трава закончилась, обнажая мелкий песок, и вскоре прохладная чистая вода захлестнула нагретые на солнце тела. От контраста по коже побежали мурашки. Тревельян положил руку на изгиб поясницы Дориана, надавил, заставляя прижаться ближе, и губами соскользнул на подбородок, влажно поцеловал в шею.
— У меня засос останется… чем я его объясню? — задыхаясь, заговорил Дориан. — На ветку напоролся?
Тревельян прикусил тонкую кожу и оттянул ее зубами, увлекая Дориана в глубину.
— Из мешка выпал, пока спал, — хмыкнул Тревельян.
Его рука нагло скользнула ниже спины, пальцы вклинились между ягодиц. Дориан, не задумываясь, оперся о плечи Тревельяна и легко подпрыгнул в подхватившей его воде и обвил бедра вокруг талии Тревельяна. Тот довольно улыбнулся и подсадил его поудобнее, схватив под зад. Обнимая Дориана, Тревельян лизнул его в грудь, обхватил губами твердый темный сосок и пощекотал его кончиком языка. Дориан надавил Тревельяну на затылок, чтобы не вздумал отстраниться и прекратить. От его прикосновений приятно тянуло в паху, острая кромка зубов, касающаяся соска, словно посылала электрические разряды по всему телу. Член мгновенно встал и уперся Тревельяну в живот. Тот заходил все глубже в воду и остановился, лишь когда та стала мешать ему ласкать грудь Дориана.
— Ну? И что дальше? — спросил Дориан. На лицо вылезла восторженная улыбка, и он никак не мог от нее избавиться.
Тревельян, мокрый, весь рыжий — весь! наконец-то удалось разглядеть! — смотрел на него с обожанием. Видимо, не врал, когда называл красивым. Дориан обхватил его колючее лицо ладонями, любуясь, и впервые рассмотрел блеклые, едва заметные веснушки. Захотел поцеловать каждую из них. Тревельян закрыл глаза и доверчиво подставил лицо. Дориан коснулся губами его век, мягко провел по щекам и скулам. Стоило шесть месяцев вздыхать по новичку кафедры философии, чтобы наконец получить егои наслаждаться. Тревельян водил по позвоночнику Дориана большим пальцем, пересчитывая позвонки, вверх-вниз, вверх-вниз… Дориан нетерпеливо потерся членом о его живот и завел руку за спину. Взяв член Тревельяна в ладонь, Дориан положил его себе между ягодиц. Нежная тонкая кожица коснулась колечка мышц, и Дориан шумно выдохнул, подумав, что они хорошо проведут время, когда вернутся в город. Если все сложится так, как хочет он. Если Тревельян хочет того же, чего желает он сам.
Тревельян провел кончиком языка от груди Дориана к ямке между ключицами, к шее, пока не добрался до губ. Дориан пару раз скользнул кулаком по члену Тревельяна, прижимая его к себе, и тогда Тревельян, одной рукой зафиксировав голову Дориана, проник языком к нему в рот грубо, резко, тут же вытащил, и снова — внутрь, обратно, и внутрь, словно отыгрываясь за то, что не может трахнуть его в задницу. Дориан крепче прижался к Тревельяну, чтобы зажать член между животами. Удовольствие танцевало на кончиках пальцев, и хотелось освободить руки, чтобы одной касаться члена, а второй — направить пальцы в себя, хотя бы один… Тревельян опустил одну ладонь и сам прижал свой член к ягодицам Дориана.
Дориан тут же просунул руку между их животами. Язык Тревельяна насиловал его рот: влажно, так, что слюна уже стекала по подбородку, и скользить по члену в том же ритме, чувствуя, как ануса касается головка чужого члена, было восхитительно. Он, зажатый между руками Тревельяна — одна под задницей, другая на затылке, между его членом и языком, закрыл глаза и отпустил себя, увеличил ритм в погоне за удовольствием, весь отдался инстинкту — и кончил, запрокинув голову. Краем сознания уловил, как Тревельян вылизывает его горло и гладит по пояснице. Ждал, пока Дориан вернется на землю.
— Держись крепче, ладно? Вот так… да, вот так, — тихо сказал Тревельян, когда Дориан пришел в себя и крепко обхватил его за шею прямыми руками. Он откинулся назад, позволяя Тревельяну не поддерживать его и предоставляя полную свободу действий. — Хочу смотреть на тебя.
Дориан облизал губы. Тревельян провел по своему члену — медленно, словно не был взвинчен в последние минуты — сколько их было? Десять? Больше? Еще больше? Дориан потерялся во времени. Тревельян смотрел на него с жаждой, с похотью, и свободной ладонью водил по телу. По груди и животу, бокам, по бедрам. Он дрочил все быстрее, и Дориан вдруг понял: вот каково это, когда кто-то дрочит на тебя. Когда кто-то представляет тебя, лежа в кровати или стоя в душе. Представляет, что касается тебя, что занимается сексом, и сжимает член, представляя твои руки или губы. Не то чтобы он раньше не был в курсе, как все это работает… Но ни один любовник еще не смотрел на него так, как Тревельян сейчас.
— Макс, — прошептал Дориан. — Мне хорошо с тобой. Мне сейчас с тобой хорошо.
Он наклонился к губам Максвелла, и целовал его долго, безумно долго, пока они оба не замерзли до дрожи.

На следующий день Дориан то и дело тер виски. Голова болела. Что предвещает именно такая боль, он знал, и даже попытался об этом заикнуться, но был немедленно подвергнут остракизму.
— У тебя голова болит с непривычки, — пробухтел Блэкволл. — Слишком много кислорода для твоей хорошенькой прически.
— Не завидуй. Посмотрим, как ты запоешь, когда накроет ливень, — буркнул Дориан. Прическа была уже не такой хорошенькой, как в начале похода, и просила укладки. Успокаивало лишь то, что уже один раз он голову вымыл, и осталось перетерпеть еще три дня…
При мысли о времени Дориан загрустил. Три дня — и они вернутся. Максвелл не сказал, что ему тоже хорошо с Дорианом. Когда они оставались вдвоем, казалось, что он тоже влюблен, но потом это впечатление пропадало. Дориан не знал, стоит ли на что-то надеяться, и достоин ли рыжий лис стать в его мыслях Максвеллом, а не Тревельяном. Но сделанного не воротишь, тоскливо думал Дориан, и теперь Макс для него навсегда останется страстным любовником, нежным любовником, и его сияющие глаза и мягкие прикосновения Дориан уже не забудет. Даже если через его постель пройдет череда мужчин (что, очевидно, так и будет), Максвелл для него все равно останется легкой рыжей мечтой, утренней грезой. Потому что сегодня Дориан проснулся первым, увидел перед собой безмятежно спящего Максвелла и понял, что не прочь видеть его лицо при каждом пробуждении. Максвеллу он ничего не сказал об этом, просто стал вести себя, как и в предыдущие дни. Но при воспоминании о том, что случилось в реке, в паху тяжелело. И о том, как они ночью в палатке ласкали друг друга, все еще руками, но Максвелл целовал его везде, облизывал бедра, и по члену тоже провел языком, чтобы увлажнить и легче скользить по нему ладонью.
Дориан порадовался, что Максвелл идет позади и не может видеть, как Дориан облизывает губы и сглатывает, а глаза его лихорадочно горят.
После обеда в небе прогремел гром, и Дориан торжествовал. Головная боль никогда не обманывает. Она приходит ровно в тот день, когда ясная и хорошая погода сменяется на нечто, очень напоминающее конец света.
Все ускорили шаг, но бежать было некуда. Раскаты грома крепли и повторялись чаще, молния сверкнула совсем близко, и наконец грянул ливень. Хлесткие струи били по лицу кнутами, видимость сократилась, и дальше одного шага невозможно было что-либо различить за белой пеленой дождя.
— Найдем место и поставим одну палатку на всех! — крикнул Блэкволл.
По скользкой траве не выходило идти быстро, и они вскоре промокли до нитки. Сэра посинела и стучала зубами от холода. Дориан, жалея ее, дал ей свою куртку. Максвелл подхватил было эстафету и вознамерился отдать Дориану свою, но тот отказался.
— Смотрите! — крикнул Блэкволл. — Попросимся переждать ливень!
Он указал на дом, стоящий поодаль от тропинки.
— Мой кинематографический опыт говорит, что в таком домике нас как минимум расчленят, — пробормотал Дориан, но спорить не стал. Дождь бил по макушке кувалдой.
Они подобрались к серому бревенчатому дому. За белыми занавесками стояла темень. Блэкволл постучал, но ему никто не ответил. Тогда он дернул ручку и объявил:
— Не заперто.
Он уверенно зашел внутрь. Сэра вбежала следом. Дориану стало не по себе. Он сразу же уловил запах пыли и специфический аромат опустелости. Максвелл закрыл дверь, отрезая звуки дождя.
— Здесь давно никто не живет, — сказал Дориан.
Он сбросил рюкзак. Все повторили за ним. Максвелл оглушительно чихнул.
— Аллергия на пыль? — спросил Дориан, оборачиваясь к нему.
— Не… — Максвелл помотал головой, как большой мокрый пес.
Нахмурившись, Дориан коснулся ладонью его лба.
— У тебя температура.
— Нет у меня никакой температуры, просто у тебя руки холодные. Давайте посмотрим, что тут есть…
В доме не было ничего. Если здесь кто-то и жил, то минимум половину века назад. Из утвари обнаружился горшок, покрытый черной копотью. Печь не внушала доверия, но все равно Блэкволл попытался развести в ней огонь — вязанка прутьев лежала неподалеку от печки. Мебель отсутствовала.
— И это к лучшему, — заключил Блэкволл, — у нас будет, где мешки разложить.
Какое-то время он принюхивался, не чадит ли печь. В конце концов заключил, что дым идет на улицу, и им не грозит смерть от удушья. Дориан слушал его вполуха. Он наблюдал, как Максвелл, дрожа, раздевается и устраивает одежду поближе к огню.
— Давайте ляжем спать, — сказал Дориан. — Не будем готовить еду. У нас ведь есть консервы.
— Это на чрезвычайный случай, — сварливо сказал Блэкволл.
— Ну так считай, что он наступил, — разозлился Дориан. — Мы все замерзли и промокли. Или ты Сэру заставишь готовить?
— Сперва попробуй вытащи меня! — звонко сказала она и с головой нырнула в спальный мешок.
— Ладно, — нехотя согласился Блэкволл.
Дориан переоделся в сухое. Максвелл уже дрожал в мешке. Опустившись возле него на колени, Дориан вновь потрогал его лоб.
— Не убегай от меня, — попросил Дориан. — Я же вижу, что ты заболел.
— И что? — буркнул Максвелл. — Посплю и все нормально будет. Все равно ничего не сделаешь…
— Дориан, ты не приспособлен к походу! — передразнил его недавние слова Дориан. — Только у меня, в отличие от вас, с собой аптечка, чтобы вы все не умерли от поноса, рвоты и боли. Лежи, я тебя вылечу.
Дождь явно намеревался идти вечность. Уже стемнело, а по крыше все еще барабанило. Где-то на кухне мерно капала вода. Дориан сидел у окна, таращась в серую пелену. Смутно казалось, что они заняли чужое место, и хозяин придет, чтобы выгнать их. Остальных такие мысли не тревожили. Сэра отрубилась с банкой консервов в руке. Блэкволл храпел — негромко, но досадно. Дориан таращился в окно. За его спиной зашуршал Максвелл, подошел и тихо спросил:
— Чего не спишь?
— Под храп заснуть не могу. Как ты себя чувствуешь?
— От скоропостижной кончины ты меня спас, — жизнерадостно заявил Максвелл и положил ладони Дориану на спину. — Спасибо. Беру свои слова обратно. Ты подготовлен к походу больше, чем все мы.
— Я рад, — хмыкнул Дориан.
Максвелл положил подбородок ему на плечо и обвил талию руками.
— Не боишься, что они?.. — Дориан мотнул головой назад.
— Нет. Я же должен отблагодарить своего спасителя.
Максвелл прижался к нему и поцеловал в изгиб шеи. Дориан потрогал лоб Максвелла. Вроде бы теплый. Вроде доживет до черты города.
Максвелл положил ладонь Дориану на пах, сжимая член через ткань.
— Ты всерьез? — шикнул Дориан. — Я думал, ты шутишь! С ума сошел?
— Угу. Схожу. Постарайся потише.
— Не взду…
Максвелл грубовато повернул его голову к себе и заткнул рот поцелуем. Дориан сдался. Нервы щекотало, что их могут застать. Максвелл держал его за челюсть и целовал осторожно, беззвучно, а другой рукой тер и массировал член. Расстегнув ширинку джинсов — хоть и других, но таких же узких — он запустил ладонь в трусы к Дориану. Дориан сглотнул — как ему показалось, оглушительно громко. Максвелл успокаивающе погладил его большим пальцем по щеке.
— Будешь вести себя хорошо? — прошептал он.
— Да, — сдавленно ответил Дориан. Максвелл обладал магическим даром чувствовать его и трогал так, что удовольствие затапливало с головой.
Максвелл отпустил его голову, разрешая смотреть вперед. Освободившейся рукой он залез под футболку Дориана, провел по животу вверх. Перекатывая между пальцами вмиг ставший твердым, как леденец, сосок, он прикусил мочку уха Дориана. Зажав член между большим и указательным пальцами, он дотянулся другими до яичек, чуть надавливая. Дориан шумно выдохнул. Максвелл, больше не экспериментируя, обхватил его член и провел быстро, жестко. В задницу уперся его член — такой же твердый, жаждущий. Дориан двинул бедрами, и Максвелл подтолкнул его к подоконнику, прижал собою крепко-накрепко. Он ласкал резкими движениями, в четком ритме, уверенно подводя к оргазму, и притирался сзади, тоже наверняка наслаждаясь ситуацией. Дориан завел руки назад, положил их на ягодицы Максвелла и направил его вперед, чтобы он тоже двигался в такт. Пришлось прикусить губу, чтобы не издать ни звука. Трусы сползли, и грубоватая ткань штанов Максвелла касалась ягодиц при каждом движении. Дориану остро захотелось, чтобы этот большой, хороший член проник в него, заполнил собой, и кончить захотелось только от него, без прикосновений… Дориан весь сжался в остром спазме, в судороге от удовольствия. Максвелл не прекратил движений, так и водил кулаком по его члену, пока не выдавил последние капли спермы. Дориан обмяк. Максвелл неторопливо достал свой член, пару раз ударил им по ягодицам Дориана и в пару быстрых движений довел себя до разрядки. Дориан вздрогнул, когда теплая сперма оказалась на его коже.
— Не на меня же, — прошипел он. В основном для того, чтобы Максвелл не думал, что ему позволено все.
Тот провел широкой ладонью по ягодицам Дориана, размазывая сперму.
— Где твои волшебные салфетки?
Дориан кивком указал на рюкзак. Максвелл вернулся с пачкой быстро, словно знал, где искать. Вытащив салфетку, он, целуя Дориана в шею, ликвидировал следы содеянного и прошептал:
— Извини. Не удержался. Можешь в ответ тоже…
— Иди спать, — фыркнул Дориан. — Ты вообще сегодня пациент, а ведешь себя нагло, как доктор.
Максвелл поцеловал его опять и широко улыбнулся. Дориан, сменив гнев на милость, погладил его кончиками пальцев по заросшей медной щетиной щеке.
— Блэкволл перестал храпеть. Ложись тоже, — сказал Максвелл и поймал губами палец Дориана.
— Уговорил…
Они легли рядом, лицом друг к другу. Максвелл взял Дориана за руку. Так они и заснули.

Дождь смолк к утру. Под перестук капель по крыше, становящийся все тише, все дальше, Дориан заснул, но вскоре уже пришлось вставать. Они не успевали выполнить задуманный километраж за пять дней, и это означало, что на сон и еду времени отводится меньше. Дориан задумался, в чем же цель похода, если они просто бегут вперед. Он задал этот вопрос Максвеллу, пока тот сворачивал свой мешок.
— Доказать себе, что ты не изнеженный городской житель, — пожал плечами Максвелл. — Отрешиться от проблем и суеты. Почувствовать природу — не так, как ты чувствуешь ее в парке, а по-настоящему. О чем ты вспоминал в последние дни?
— О горячей ванне и кофе, — вздохнул Дориан.
Они последними вышли из приютившего их дома и отправились по лужам в путь. Максвелл благородно хотел отдать свои резиновые сапоги Дориану. Пришлось напомнить, кто здесь ухитрился под дождичком подхватить температуру.
— И еще о теплых сухих носках, — добавил Дориан, шевеля пальцами в мигом промокших кедах. Ну, хоть мозоль огрубела и больше не беспокоит. Девушка, которая делает ему педикюр, должно быть, придет в ужас, когда увидит его изуродованные походом ноги.
— Все это я могу тебе обеспечить, когда вернемся, — улыбнулся Максвелл. — Зато о проверке тыне вспоминал, а вся твоя кафедра сейчас на ушах стоит.
Дориан усмехнулся. Да, после скандала со взятками в университете стало непросто работать… Было еще множество мелких проблем: отец и его идиотская кампания, с помощью которой он хотел выбраться в мэры города, его квартиросъемщики, с которыми должен был ругаться Дориан, Максвелл, не обращающий на него внимания… А, последнее можно вычеркнуть. Точнее, поставить под вопрос. Может, эта проблема еще останется.
— Ну вот, — сказал Максвелл, глядя на Дориана. — Они страдают, а ты отдыхаешь.
— Так себе отдых, — заметил Дориан, — у меня плечи пятый день болят. Массаж тоже ты мне обеспечишь, когда вернемся?
— Это тоже несложно, — сказал Максвелл. — Давай нагонять их.
Блэкволл и Сэра были уже у кромки леса и в нетерпении переходили с места на место. Дождавшись, пока Максвелл с Дорианом подойдут, они отправились в путь.
Удача улыбнулась им. Они преодолели положенную часть пути и нагнали потерянные километры. Это означало, что завтра они вовремя выйдут к дороге, где их будет ждать машина, и отправятся домой — в прекрасную, полную комфорта цивилизацию. Пожалуй, все ее проблемы — честная плата за физическое благополучие. Дориан содрогнулся, представив, что походные условия могли бы быть его или чьей-то еще жизнью с рождения и до самой смерти. К концу дня он вымотался и не чувствовал ног. Его хватило лишь на то, чтобы всунуть в себя ужин, быстро и небрежно почистить зубы и забраться в палатку. Максвелл залез следом за ним. За день земля нагрелась, и Дориан не торопился лезть в спальный мешок, хотя понимал, что ночью замерзнет, если заснет на одной только пенке. Максвелл лег рядом с ним и обнял со спины. Он поцеловал Дориана в затылок.
Они недолго так пролежали. Максвелл гладил по животу, возбуждая его и распаляясь сам, и скоро уже полез к ширинке.
— Мы же три дня не мылись, — поморщился Дориан. — Грязно.
— Ну и что. Так даже интереснее.
И Дориан не протестовал, потому что, может быть, это его последний шанс побыть вместе с Максвеллом. А потом придется выбросить его из головы. Они ведь даже толком не беседовали. Кто знает, вдруг Максвелла дома ждет парень или девушка? Он скрытный, про него никому ничего не известно. Дориан знает лишь, что Максвелл живет в верхней части города и ходит в университет пешком, поэтому никогда не опаздывает, — и только.
Дориан, не удержав вздоха, повернулся к Максвеллу лицом, прижался лбом к его лбу и обхватил его член — как будто всю жизнь это делал. Как будто они тысячу лет уже вместе и знают реакции друг друга, привычки и особенности. Потом они лежали в обнимку. Как только стал одолевать сон, они расползлись по спальным мешкам, но Максвелл все равно подкатился к его спине и всю ночь дышал рядом.

Вопреки своим ожиданиям, Дориан не чувствовал облегчения или счастья, что поход подошел к концу. Они вышли к дороге, пройдя еще несколько километров почти без приключений, только Блэкволл налетел на ветку и теперь выглядел так, словно ему кто-то глаз подбил. Как показалось Дориану, Блэкволл с заплывшим глазом ничем не отличался от обычного Блэкволла, но Максвелл заверил, что Дориан просто плохо их физкультурника знает и мало на него смотрит.
Они сидели на обочине в ожидании машины. Дориан подыскивал сначала нужные слова, потом нужный момент, а потом хоть какой-нибудь момент, чтобы сказать эти самые слова Максвеллу. Ничего не выходило. Они постоянно торчали вчетвером, и не было возможности даже шепнуть что-нибудь на ухо. В конце концов Дориан смирился, что все его романы обречены на скоротечность, и перестал искать возможность поговорить. На что он, собственно, надеялся? Что в этом треклятом походе Максвелл прозреет, увидит, что Дориан полгода за ним вьется, и признается в любви? Смешно. Они хорошо провели время, гораздо приятнее, чем если бы просто спали в мешках каждую ночь. А если между ними и было что-то больше… Что ж, просто померещилось. От перегрева на солнце и избытка кислорода и не такое бывает.
Издалека послышался шум мотора. Максвелл, легко оттолкнувшись ладонями от земли, встал.
— Наш едет, — сказал он, приложив ладони козырьком к лицу. — Дорога длинная, всем рекомендую отлить.
— Уже был, — буркнул Блэкволл, все еще жалевший себя и свой заплывший глаз.
— А я пойду, — поделился Максвелл и зашел за деревья.
Дориан пошел за ним и понял, что идет, только когда было поздно, и Максвелл его заметил. Глупо, подумал он. Промолчать бы сейчас. Но слова вырвались сами:
— То, что между нами было, — это развлечение в походе?
— Ну… если и развлечение, то очень цепляющее, — сказал Максвелл и расстегнул ширинку. — Ты извини, что я прерываю журчанием, но…
— Никаких проблем, — фыркнул Дориан. — Это твой способ закрыть тему?
— Нет. А ты хочешь, чтобы это было развлечением?
— Все должен я решать? — взвился Дориан. Он резко разозлился. Он уже все сказал от себя. В первый же вечер, когда сделал первый шаг навстречу. Разве он многого просит? Всего лишь ясности.
Он пошел к дороге. Ладно. Он никогда не умел разговаривать о чувствах и строить отношения. Либо партнер сам молил его не уходить и всегда быть вместе, либо Дориан, не дождавшись этого, уходил сам. Он не из тех, кто наводит мосты. Он гордый, навязываться не станет. Было приятно, было очень хорошо, но раз Максвеллу это не нужно, то Дориан не станет висеть у него на шее. И на кофе звать тоже.
Машин вместо одной было две. Знакомый им по первой поездке водитель развел руками:
— Я в прошлый раз еле вас загрузил с вашими пожитками.
— Так мы теперь налегке! — возмутилась Сэра. — Без еды и воды! Совсем двинутый?
Водитель открыл было рот, чтобы возразить нахалке, но махнул на нее рукой и стал помогать грузить вещи в багажник.
Так получилось, что Максвелл и Дориан ехали в разных машинах.

Возвращение в родную квартиру сгладило все разочарования. Дориан бросил рюкзак у двери, тут же снял всю одежду, ногой запихнул ее в угол, чтобы сегодня больше этой грязи не видеть, и на цыпочках, дабы уменьшить площадь соприкосновения грязных ног с полом, прошел в ванную.
Горячий душ, а следом за ним теплая пенная ванна примирили его с действительностью. Бокал вина сделал его почти счастливым человеком. Шелковый халат, привезенный из путешествий, дал необходимое любому человеку чувство защищенности и уюта. Дориан опустился в кресле, самое удобное кресло на свете, и понял, что для удовлетворения действительностью не так-то много и надо… Он торжественно закрыл глаза, приготовившись допить вино и заснуть в своей мягкой и чистой кровати, как раздался звонок в дверь. Дориан скрипнул зубами и решил не открывать.
Звонок повторился. Потом еще раз и еще. В конце концов незваный и нежеланный гость надавил на кнопку звонка и больше ее не отпускал.
— Да сколько можно! — прокричал Дориан и, мигом потеряв всю благостность, пошел открывать.
Он рванул дверь на себя, не посмотрев в глазок, и уже открыл рот, чтобы все высказать наглецу, как осекся. На пороге стоял Максвелл, немного смущенный. В руке у него был пакет с бантиком. Все бы ничего, но пакет был полиэтиленовый из соседнего супермаркета.
— Это носки, банка кофе и соль для ванн, — сказал он и протянул пакет. — И я еще массаж тебе обещал.
— Мало кто в наше время сдерживает обещания с такой точностью и скоростью, — удивился Дориан и посторонился. — Похвально. А где масло для массажа? Ты собрался меня на сухую терзать?
— Мы все еще говорим о массаже? — осведомился Максвелл и закрыл за собой дверь.
Дориан поставил пакет с обещанными дарами на пол и скрестил руки на груди.
— А теперь давай серьезно. Зачем ты пришел?
Максвелл, залипая взглядом на шелковом халате цвета сливок, оголяющем грудь, помедлил и сказал:
— Просто показалось, что засыпать без тебя как-то неправильно. Извини. Я пойду.
— Нет уж, стой, — велел Дориан. — Что это означает? Мы потрахаемся и наутро сделаем вид, что ничего такого не было?
Максвелл взъерошил волосы.
— Ну, я просто намылся и побрился везде…
— Везде? — ужаснулся Дориан. — И шерсть на груди?
Руки его сами метнулись расстегивать пуговицы на рубашке Максвелла.
— Нет, конечно, я же не маньяк. Так вот, и я надеялся, что сначала мы проведем ночь любви не в палатке, а потом уже, удовлетворенные и добрые, обсудим что-нибудь про долго и счастливо.
Дориан машинально погладил Максвелла по груди, но опомнился и строго спросил:
— Ты почему полгода мои намеки игнорировал?
— Какие намеки? — искренне удивился Максвелл. — Я думал, ты меня игнорируешь, только хвостом крутишь.
— Я кофе тебе предлагал попить, — оскорбился Дориан.
— А, то есть «ребята, я пошел пить кофе» — это был намек? — фыркнул Максвелл. — Я тебе попозже расскажу, как звучат нормальные намеки.
— После массажа и после ночи любви.
— Да. Когда наступит долго и счастливо, у нас будет достаточно времени.
Дориан посмотрел на честные глаза Максвелла и снял халат. Пожалуй, он ему не нужен, чтобы почувствовать уют.

@темы: dragon age, фанфик, жанр: слэш, персонаж: Дориан, персонаж: м!Инквизитор, фест Магический Календарь, рейтинг: NC-17

---

День 4. Мини "Не существует параллельных миров"

[Сэр Ланселап]

Название: Не существует параллельных миров
Тема: Свадьба, Доместик блисс
Персонажи и пэйринги: м!Тревельян/Дориан
Рейтинг: NC-17
Жанр: романс, ER
Размер: 1500 слов
Предупреждение: пост DLC "Чужак"


— Итак, ты меня не дождался, — Максвелл остановился в дверях, напустив на себя самый суровый вид. Впрочем, бесполезно, Дориан даже головы не поднял. Он сидел на их огромной кровати, скрестив ноги, в ворохе бантов, смятых упаковок и ярких лент, и методично потрошил коробочки.
— Итак, — передразнил его Дориан, — это была твоя со всех сторон замечательная идея — не составлять списка подарков, пусть дарят что хотят. “Будет сюрприз, Дориан, разве ты не любишь сюрпризы, Дориан?” Так вот, довожу до тебя вербально, словами через рот, Максвелл Тревельян. Дориан не любит сюрпризы!
— Но ты согласился! — Максвелл беспомощно развёл руки в стороны.
— Мой член был в твоём рту! Я бы и не на такое согласился! — прошипел Дориан, в ужасе отшвырнув одну из коробок в сторону. — Наручники, блокирующие магию? От Фенриса? Кто такой, демоны его подери, этот Фенрис? И откуда он узнал о нашей свадьбе?
— Друг Хоука. Наверное, это он ему рассказал.
Максвелл осторожно двинулся в сторону кровати, потому что он устал, он хотел лечь, может даже немножко пообниматься с Дорианом, если тот, конечно, разрешит. Судя по боевому настрою последнего, секса сегодня не дождёшься. В его сторону полетела очередная коробка, Максвелл уклонился с траектории и одним скачком преодолел оставшееся расстояние до кровати.
— Не бузи, — сказал он, пристроившись сзади своего новоиспечённого мужа и обняв его здоровой рукой. — Вот смотри, какая красивая книга, с порнографическими картинками. В кожаном переплёте!
— От Сэры, — мрачно заключил Дориан.
— И?
— И то, что на картинках изображены только обнажённые дамы. Не пойми меня превратно, Максвелл, я не оспариваю красоту женского тела, но и держать эту книгу в своей библиотеке тоже не собираюсь.
— Ладно, вот, — Максвелл потянулся через Дориана, чтобы достать фигурку лошади. Или, может, грифона. Или орла. В общем, у вытесанного из дерева животного были копыта и крылья. — Смотри, какое стильное украшение для нашей спальни.
— Через мой труп, — заявил Дориан тоном, не терпящим возражений. — Или через твой, — добавил он кровожадно, выщелкивая из пальцев фиолетовый сгусток своей проклятой некромантской энергии. — И, возможно, стоит отправить Блэкволла обучиться искусству резки по дереву куда-нибудь к авварам. Это ж сколько он древесины перевёл впустую, с ума можно сойти.
— Ладно, — Максвелл осторожно сжал пальцы Дориана, гася энергию. — Фигурку отдадим Быку, он любит странные вещи.
— Кстати, о Быке, — Дориан поднял голову вверх. — Ты не заметил, аматус, новой люстры? Ума не приложу, когда они успели её закрепить?
Сверху висел, покачиваясь на шести толстенных цепях, огромный череп дракона. Судя по форме, это была Ферелденская Морозница. Максвелл почти прослезился.
— Это любимый дракон Быка, — сообщил он доверительно Дориану. — Как же всё-таки искренне и сильно он нас любит и ценит!
— Я тоже его люблю и ценю, — немного смягчился Дориан, — поэтому надо придумать, как потактичней вернуть череп обратно.
Дориан раскрыл новую коробку и достал оттуда монструозный механизм — меньше металла, больше рун, наверное, это даже можно будет носить.
— Дагна смастерила очередной протез. Попробуем?
Максвелл скривился. Протезы Дагны напоминали больше орудия пыток, их было совершенно невозможно носить. Однажды она сделала протез из цельного куска веридия, и Максвелла так перекосило на левую сторону, что понадобилось десять сеансов массажа, чтобы выпрямиться обратно. Массаж Дориан делал лично, поэтому ничего удивительного, что тот очень быстро переходил из лечебного в эротический со всеми вытекающими, так что в конце концов Максвелл даже отблагодарил Дагну, подарив очень красивый браслет с редкими рунами (который та тут же разобрала на составляющие, чтобы выяснить, как же эти руны работают).
— Завтра. Сегодня я устал. — Максвелл состроил жалобную гримасу. — Мне нужно немного любви, нежности и внимания.
Он даже потыкал Дориана в спину культей для усиления эффекта.
Дориан аккуратно опустил протез на пол, развернулся к Максвеллу лицом и ткнул его пальцем в грудь, роняя на спину.
— Что я слышу? Максвелл Тревельян пытается давить на жалость? Мнишь себя тонким манипулятором, аматус? Напомни мне, когда это в последний раз со мной срабатывало.
Никогда. В том-то и дело: никогда. Максвелл разухмылялся. Вот за что ещё он обожал Дориана. Тот никогда его не жалел. Ни в тот момент, когда Максвелл вышел из Тени только с одной здоровой рукой вместо двух, ни тогда, когда он по привычке потянулся за щитом, и ему понадобилась пара неловких болезненных мгновений, чтобы осознать — руки больше нет. Ни когда он просыпался ночью от собственного крика, чувствуя фантомную невыносимую боль в несуществующей руке.
— Всегда есть надежда. — Максвелл протянул здоровую руку, ловко расстёгивая все клёпки и застёжки на камзоле Дориана. О, да, он научился! Это почти первое, чему он научился, потеряв одну руку — расправляться со всеми ремнями и сложными креплениями на замысловатых одеждах Дориана.
— Ужасно предсказуем, — качнул головой Дориан. Свадебная тиара слетела с его головы и укатилась куда-то под кровать, он только рукой махнул, мол, завтра поищем.
Дориан раздевался медленно, явно красуясь. Максвелл огладил взглядом сильные плечи, грудные мышцы, подтянутый живот. У Дориана не было волос на теле, не росли абсолютно, он весь был гладкий, как скульптура, высеченная из цельного куска мрамора. Максвелл обожал его целовать — каждый дюйм отливающей золотом кожи. Он мог бы делать это часами, если бы Дориану хватало терпения.
Максвелл кое-как стянул с себя штаны. Рубашку оставил, она не мешала; если Дориан захочет, сам её снимет.
— Лентяй, — улыбнулся Дориан, склоняясь к его лицу. — Какой же ты всё-таки… — выдохнул прямо в губы, Максвелл не дал ему договорить, обнял одной рукой, притянул, наконец, для поцелуя. Хватит уже болтать, серьёзно. Неужели за весь этот долгий день не наболтался с гостями?
У Дориана были мягкие губы, чуткие руки. Он наизусть знал все нужные точки на теле Максвелла и беззастенчиво этим пользовался. Его прикосновения посылали искры по всему телу, одно время Максвелл так силился их разглядеть, уверенный, что Дориан использует магию, что чуть шею себе не вывернул. Дориан потом долго смеялся, разминая многострадальные мышцы на шее. “Когда-нибудь, — говорил Дориан, — ты себя точно покалечишь, Максвелл Тревельян”.
Ну, он оказался неплохим предсказателем.
Словно почувствовав, о чём он думает, Дориан стащил с него рубашку и коснулся губами уродливого шрама на обрубке. Кожа там до сих пор оставалась красной, будто воспалённой, и очень-очень чувствительной, хотя прошёл уже год.
Максвелл давно перестал стесняться своего увечья. Ну да, грёбаная культя его совсем не красила, но у него осталась правая рука, две ноги, он не ослеп, не оглох, так чего жаловаться? Дориан тоже так считал. “На той стадии отношений, на которой находимся мы, аматус, — говорил он, когда они сидели в огромной ванной сразу после проклятого Совета в Халамширалле, и Дориан намыливал ему голову, — уже не играют роли такие мелочи”. Максвелл не назвал бы потерю руки “мелочью”, но с Дорианом спорить не хотелось, к тому же — ну не реветь же теперь, правда?
“И ты же не думаешь, что я отложу свою поездку в Тевинтер, чтобы остаться с тобой?”
Ну, если честно, он думал. Хорошо, что вслух не произнёс. Вслух он произнёс совсем другое. Во всём была виновата Кассандра, её странные идеи и шутки Варрика. “Поженимся?”— спросил Максвелл. Он так и лежал на груди Дориана, и вся его голова была в мыльной пене, и он не видел его лица, а у Дориана даже рука, которой он массировал его макушку, не дрогнула. “Когда вернусь, почему бы нет”, — ответил он.
Романтика определённо не их стиль.
Максвелл взял Дориана за шею, снова притянул к своему лицу.
— Давай.
Дориан хищно оскалился, выпрямился, взял в руки его член и направил в себя. Максвелл приподнял бёдра, выдохнул. Обожал этот момент проникновения, когда узко, жарко, так здорово, что и словами не выразить. Дориан заскользил по члену вверх—вниз, откинувшись назад, запрокинув голову. Максвелл не отрывал от него глаз, любовался. В такие моменты ему казалось, что Дориан не с ним. Что он где-то там, в другом мире наслаждается близостью с другим Максвеллом Тревельяном. Такой бред, если честно, но он не отпускал, заполняя все мысли. Максвелл протянул руку к груди Дориана, провёл от шеи до паха, стирая капли пота, потом облизнул собственные пальцы, просто чтобы почувствовать вкус и запах. Солоно и пахнет апельсинами — это точно его Дориан, а он — его Максвелл, ничего не изменилось и не существует параллельных миров.
Дориан опустился особенно низко, глубоко в себя впуская член, застонал, весь напрягся, Максвелл обхватил рукою его плоть. Они словно на волнах качались, таких, которые всё сильнее и сильнее с каждым разом, могут достать до неба, до солнца, а потом упасть вниз, разбиться о скалы, взорваться шапкой пены и уйти обратно в море. Максвелл сейчас смотрел во все глаза, даже моргать старался реже. Он никогда не устанет наблюдать за Дорианом. Когда Дориан кончал, то прогибался в спине так, что Максвелл первое время боялся, как бы он не сломал позвоночник. Если бы Солас вместо руки лишил его глаз — вот это было бы ужасно.
Дориан кончал красиво. Если бы Максвелл умел рисовать, он бы нарисовал его в это мгновение — выгнувшегося аркой, с закрытыми глазами, запрокинутой головой, приоткрытым ртом, когда каждая мышца в теле напряжена до предела. Сам он кончал долго, короткими сильными вспышками, теми самыми разрядами через всё тело, которые он раньше считал магическими, потому что не верил, что такое сильное наслаждение вообще возможно без магии. Никогда и ни с кем такого не было, как с ним.
Дориан соскользнул с него и лёг рядом, Максвелл снова потянулся к нему с поцелуем.
— Ты моя любовь, аматус, — прошептал Дориан.
Максвелл честно ответил:
—Ты моё всё.

@темы: dragon age, фанфик, персонаж: Дориан, персонаж: м!Инквизитор, фест Магический Календарь, рейтинг: NC-17

---

День 3. Мини "Я возвращаюсь к тебе"

[Сэр Ланселап]

Название: Я возвращаюсь к тебе (даже если ты меня не примешь)
Тема: Модерн!АУ, детектив, криминал (перестрелки, экшн, полиция, ограбления). Но всё это только фон для романса
Персонажи и пэйринги: Каллен/Дориан
Рейтинг: NC-17
Жанр: романс
Размер: 2700 слов
Предупреждение: полицейское АУ. Повествование от первого лица. Ненормативная лексика

— Нам надо опросить четырех свидетелей, двое из них живут через три квартала, очень удобно, не находишь? По отпечаткам пока ничего нет, результаты ДНК будут только завтра, я запросил распечатку телефонных звонков жертвы за последние пару суток, и…
Дориан говорит, говорит, он просто не затыкается ни на секунду, он занимает слишком много места в этой машине, в этом городе, в этой вселенной.
В моей вселенной уж точно.
Я упрямо смотрю вперёд, на дорогу, не произношу ни звука, крепко держу руль. По правде говоря, я вцепился в этот руль, как в спасательный круг.
— Ты меня вообще слышишь?
Возмущённый голос Дориана доносится издалека, будто пробирается через слои ваты.
Слышу, слышу, как же тебя не услышать-то.
— Да, — соглашаюсь я. — Так и сделаем.
Мне не надо даже смотреть на Дориана, чтобы знать — тот улыбается удовлетворённо, потому что всё прошло так, как он хотел, и всегда будет идти так, как он того захочет, отныне и во веки веков, потому что он — грёбаный Дориан-само-совершенство-Павус. Полгода назад он захотел Каллена, он получил Каллена — в баре на рождественской вечеринке копов, прямо посреди танцпола, где он меня поцеловал, а я сдуру ответил. Не надо было столько пить. И продолжили в квартире Дориана: у стены рядом с дверью, в душе, на обеденном столе (цельная гранитная плита, холодная, как смерть). Кромка стола больно впивалась в спину, я до сих пор могу ощущать эту фантомную боль и фантомное наслаждение. И на кровати, огромной, невероятного размера. Сколько ещё таких же безнадёжно влюблённых, как я, придурков приходило сюда? Неизвестное число, знак бесконечности. И перед скольки Дориан также раздвигал ноги — невозможно длинные, умопомрачительные, с тонкими изящными щиколотками, как у девчонки. Почему-то больше всего мне запомнились его ноги, колени, которые я целовал, пока двигался, дергающийся кадык и капли пота, стекающие по виску. Мы заснули под утро, я проснулся через час, подскочил, как ошпаренный, корка засохшей спермы стягивала кожу на животе, задница ныла, и вот это было неправильно, всё это было неправильным: Дориан, раскинувшийся на кровати, весь на показ, не прикрытый даже простынью; я сам, так и не разобравшийся в себе до конца; мягкий утренний свет, придающий ирреальность всей мизансцене — словно не со мной всё это, словно я попал сюда по ошибке. Я никогда не испытывал желания к мужчине. Да ладно, будем честными, с женщинами у меня тоже не то чтобы получалось.
Я встал, оделся, вышел из чужой квартиры, аккуратно прикрыв дверь.
Будь что будет.
Грёбаный господь бог, пусть будет то, что будет!
Я помню зимнее утро, и как я шёл по набережной; холодный ветер бил в лицо — здорово прочищал мозги, упорядочивал мысли. Они текли плавно, как воды реки, и, может, также, как это река, стоило двигаться по течению, приняв неизбежное.
Дориан проснётся, позвонит, мы встретимся и всё выясним, и Дориан снова получит всё, что хочет, и ладно, я согласен пойти на это. Хочешь меня, бери, я весь твой, с потрохами.
И это было простое решение, возможно, самое лёгкое решение в моей жизни, только вот вся беда в том, что Дориан не хотел. Он не позвонил и на работе вёл себя, как обычно, парировал, если кто-то шутил насчёт наших с ним отношений, ловко уходил от вопросов и продолжал работать. Я продолжал работать тоже, а что ещё мне оставалось делать? А потом и шутки сошли на нет. В конце концов, мы оба — профессионалы, и Дориан — лучший напарник из тех, что когда-либо у меня были. По крайней мере лучше Самсона, которого взяли за распространение наркотиков, а мне чудом удалось избежать понижения до патрульного (ладно, это было не чудо, а упёртость Лавеллан, которая выцарапала обратно “своего лучшего детектива из инквизиторских лап службы внутреннего расследования”). И лучше Амелл, которая была настолько сумасшедшей, что буквально лезла под пули, а потом перешла в контрразведку и исчезла с любых радаров (“и слава богу, - сказала тогда Лавеллан, - ты был сам не свой, ты потерял голову, мне не нужны детективы без мозгов и тормозов”). Ну да, в Амелл я был влюблён.
Вот как сейчас.
Разве что Дориан отличается от Амелл, как солнце от кометы. Амелл сносила всё на своём пути, а Дориан греет и освещает всё вокруг своим великолепием.
— Каллен, тормози, — говорит это солнце, вырывая меня из потока собственных мыслей. — Вернись обратно, я не понимаю, что они там делают.
Я тоже не понимаю, что Дориан имеет ввиду, но послушно даю задний ход, что, вообще-то, запрещено на данном участке дороге — это жилой район с кучей магазинчиков, занявших все первые этажи зданий. Но дорога сзади пуста: ни автомобилей, ни пешеходов, все застряли на светофоре, а у меня, если что, есть значок и начальник отделения Лавеллан, которая не даёт своих в обиду, но и спуску нам тоже не даёт.
Я замечаю странное движение внутри ювелирной лавки: через стекло не разглядеть, но, кажется, там три или четыре человека в звериных масках. Тачка ещё не остановилась, а Дориан уже выскакивает из машины, на ходу вынимая пистолет из заплечной кобуры. Состроив матерную конструкцию на два этажа вверх и три этажа вниз, я глушу мотор и выскакиваю следом.
В магазине трое подростков с пушками со спиленными стволами (где они только их взяли — надо будет выяснить и этот вопрос тоже). Они агрессивны и обкурены, судя по резкому запаху травки, дёрганым движениями и лаящим крикам.
— Тише, детишки, тише, — уговаривает их Дориан, держа пистолет так, чтобы показать “я не причиню вам вреда, видите?” — Зачем вам разбойное нападение с отягчающими, да ещё в столь юном возрасте? Положите стволы, и мы поговорим.
Его голос, спокойный и мягкий, профессиональный, вызывающий доверие, но в этот раз он ни черта не работает.
— Хрена с два, — вопит подросток в маске волка, стоявший ближе всех к кассе и к Дориану и держащий на мушке до смерти напуганную продавщицу. Девица достаточно молода, и это, несомненно плюс: сводит риск сердечного приступа где-то к нулю.
Я не люблю подростков. Я их просто ненавижу. Все эти грёбаные гормональные взрывы делают их совершенно неуправляемыми, как частицы в броуновском движении — носятся туда-сюда, и хрен поймёшь, что им вообще надо и как на них воздействовать. Закон? Какой закон? Закон им не писан, они подростки, они ничего не боятся, они пытаются прогнуть этот мир, который их давит и выплёвывает обратно покалеченными.
Подросток в маске свиньи хихикает и не переставая повторяет “детишки. Он назвал нас детишками. Старый мудозвон!” У него совершенно шалые глаза, которые блестят даже через прорези в маске, и визгливый голос, так удачно смахивающий на поросячье верещание.
Я держу свинью на прицеле, та кажется особенно нестабильной. Она размахивает руками, и я боюсь, что она может в любой момент чисто случайно нажать на спусковой курок или специально начать палить во все стороны, задевая и чужих, и своих. Третий подросток в маске совы бочком-бочком двигается к выходу, и Дориан переводит руку с всё ещё висящим на пальце пистолетом в его сторону.
— Я бы на вашем месте обдумал моё предложение, — голос Дориана проникает в сознание, обволакивает, словно он применяет технику гипноза, НЛП или что-то ещё такое же сомнительное. Я бы ничему не удивился. Дориан всё время чему-то учится, читает книги, даже посещает семинары, которые сам же и оплачивает; неймётся ему. “Надо совершенствовать не только тело, Каллен, но и разум”, — говорил он мне, когда я в очередной раз убивал грушу на тренировке. Каждому своё, Дориан. Каждому своё. Но я бы точно не смог так спокойно говорить с подростками, за переговоры у нас всегда отвечает Дориан, он вообще не дурак поболтать. Я не агрессивный, я вообще весьма спокойный, но это же подростки. Они кого угодно выведут из себя. А мне, честно, хотелось бы обойтись без крови, лишней отчётности и очередного внутреннего расследования.
— Подкрепление вот-вот прибудет, а они не будут такими добрыми, как я, — продолжает увещевать Дориан. Он всё хочет решить мирно, но даже я понимаю, что мирно уже ничего не получится. Девица молча плачет; крупные капли слёз текут по её лицу, тушь некрасиво размазана. Волк отводит пушку от её лица, целясь теперь в нос Дориана. Это было было смешно, если бы не было так страшно.
— Пошёл ты, — огрызается волк. — Мне нужны деньги и не нужные твои дебильные советы.
— Детишки, — вторит ему свинья. — Мы всего лишь детишки, что нам будет-то.
Всё это больше походит на комедию абсурда, чем на ограбление, и заканчивается всё так же абсурдно.
Сова делает рывок к выходу, одновременно раздаётся вой сирен, я бросаюсь вперёд и роняю сову на пол, заламываю руки, сжимаю запястья так, что тот вынужден бросить ствол. Раздаются выстрелы, и у меня холодеет кровь, шумит в ушах, я за секунду защелкиваю наручники на сове, подсекаю ногой мчащуюся к выходу свинью и та тоже валится на пол.
“Дориан, — стучит в висках. — Что там с Дорианом”.
В магазин врываются полицейские, я отползаю от своих незадачливых грабителей, слышу, как кто-то говорит по рации “ранен полицейский”, и это всё, как чёртово замедленное кино.
Дориан сидит, прислонившись к прилавку, и у него всё лицо залито кровью, словно, блядь, ему выстрелили в переносицу. Я отчётливо понимаю, что означает фраза “накрыло вселенским ужасом”, которую так часто любит употреблять наш хренов аналитик Солас. Я подползаю к Дориану, бережно обхватываю скулы. У меня, мать твою, сердце сейчас выскочит из груди от страха.
— Ты меня слышишь? — спрашиваю. Голос дрожит, руки дрожат. Я пачкаю их в крови. И это, блядь, кровь Дориана. — Ты можешь говорить? Держись, пожалуйста, помощь уже в пути. Ты сможешь продержаться и не подохнуть прямо сейчас? Ты обязан, ты просто обязан, Дориан! Не поступай так со мной!
Дрожащими пальцами я аккуратно стираю кровь с его лица. У него закрыты глаза, дрожат ресницы и плечи трясутся, будто он беззвучно плачет.
— Надо же, какие сантименты, — говорит Дориан, — из-за рассечённой-то брови. А что же будет, если я, допустим, сломаю палец?
Дориан ржёт теперь не скрываясь, откинув голову, сотрясаясь всем телом. Меня накрывает волной облегчения, кажется, что из меня вынули все кости. Я оседаю рядом, плечом к плечу, бедро к бедру. Губы сами собой расплываются в улыбке. Вот сейчас уже ничего не страшно, я могу поцеловать Дориана, могу прижать его к себе, могу признаться в любви без надежды на взаимность, но всё, что я делаю — это беру его за руку.
— Дети, — качает головой Дориан. — Пуля прошла по касательной, и, господи, надеюсь, у меня не останется шрама на лице.
— Кто ж тебя такого замуж возьмёт, — шучу я. Взял эту фразу из какого-то кино, даже не помню, какого. Но мужик там был дюже на меня похож, только без шрама, и красивей, конечно.
— Был один кандидат. Я думал, у нас всё серьёзно, а он смылся рано утром, не прощаясь.
Дориан вынимает руку из моей руки и поднимается. Я чувствую странную пустоту в груди, и ещё не даёт покоя мысль, что я что-то упускаю, вот бы знать ещё, что. Но пора доложиться Лавеллан, дать показания, написать отчёт, и нас никто не снимал с текущего расследования. Мы освобождаемся далеко за полночь, а утром снова на работу, и я всерьёз раздумываю над тем, чтобы лечь на диванчике в комнате отдыха.
— Я домой, — бросает Дориан, надевая пиджак. — До завтра.
Я слышу топот удаляющихся шагов, слышу, как рычит его байк, срываясь с места.
Мне требуется целых пятнадцать минут на то, чтобы решиться — я всегда был немножечко тормоз. Я еду к Дориану, как есть, грязный и потный после целого трудового дня — уже плевать, если честно, это не свидание, нам просто нужно выяснить всё до конца. Дориан открывает дверь сразу, рывком, словно знает, кто за ней стоит, и он в одном намотанном на бёдра полотенце, господи, блядь, боже! и я моментально забываю, зачем пришёл. Я впечатываю Дориана в стену, раздвигаю его бёдра ногой и веду ладонями вниз, очерчивая рёбра. Дориан облизывает верхнюю губу и откидывает голову назад, продевая пальцы в петли на поясе моих джинсов. Полотенце падает, не удержавшись от всех этих рывков и бросков, и Дориан остаётся совершенно обнажённый, беззащитный, с трогательным пластырем, закрывающим бровь. Я немного отодвигаюсь, и Дориан тянется за мной, как привязанный, губами, руками, всем телом.
— Мне надо в душ, — предупреждаю я.
— Не надо.
О`кей, я умею расставлять приоритеты (ну или мне нравится о себе так думать, потому что на самом деле временами я просто непроходимый болван). Я подхватываю Дориана под ягодицы и несу в знакомую спальню. С той памятной ночи тут, кажется ничего не изменилось; я спиной включает свет и падаю на кровать вместе сним, и он с такой готовностью раздвигает ноги, словно ждал только меня. Это сводит с ума. Я задыхаюсь, когда вижу Дориана голым, все эти стальные мышцы, и тонкую плёнку пота, и гладко выбритую смуглую кожу, и твёрдый член. Мне не хватает воздуха. Я наклоняюсь и прихватываю губами его сосок, Дориан молча выгибается, как под разрядом. Быстро выбираюсь из джинсов, швыряю их на пол, следом летит рубашка. Ни о каких прелюдиях речи уже не идёт. Прелюдии — это потом, второй или третий раз, сначала надо удовлетворить сжирающий изнутри голод, грёбаный пожар в крови. Дориан протягивает мне смазку и презерватив, и я мысленно корю себя за то, что совсем забыл о подготовке. Дориан дрожит от нетерпения, я сам дрожу от нетерпения, я еле сдерживаюсь, лаская Дориана пальцами, целуя бёдра, пах, яички, проходясь языком по члену.
— Ты тугой, — замечаю я. Сил терпеть почти не осталось.
— Что поделать, у меня полгода никого не было.
— У меня тоже, — я, наконец, готов признать и признаться. Почему-то сейчас это легко: — я был неправ.
Мои пальцы двигаются туда-сюда, сначала два, потом три, и Дориан стонет всё громче и всё отчаянней насаживается.
— Господи, Каллен, ты действительно хочешь говорить об это прямо сейчас?
Прямо сейчас я хочу Дориана, всё равно мысли в моей голове не складываются в нужные и правильные слова, ограничиваясь романтичным “люблю” и животным “хочу”.
Я раздвигаю его ягодицы, упираюсь во вход членом, толкаюсь медленно, аккуратно, осторожно, бережно. Ноги, снова эти ноги на моих плечах, и колени под губами. Я целую гладкую кожу, двигаюсь быстрее, ловлю ритм. Глаза Дориана широко распахнуты, смотрят прямо в душу — не отвертеться больше, не уйти. Я попал, как же я попал — давно утонул в этих серебристых глазах, ещё в тот момент, когда десять месяцев назад Дориан вошёл в наш офис и Лавеллан представила моего нового напарника.
Я сгибаю Дориана почти пополам, какой же он гибкий, господи! Теперь можно целовать его лицо, слизывать капли пота, ласкать языком язык, покусывать губы. Можно всё это и многое другое, например, толкнуться вот так глубоко, вырывая у Дориана судорожный вздох сквозь сжатые зубы, лихорадочное “да, да, пожалуйста!” Чувствую разрастающийся огонь в паху, я так близок к разрядке, потому что я охренеть как влюблён в этого мужчину, я скучал и готов признать все свои ошибки прямо сейчас и готов признаться. Дориан, должно быть, тоже близок, потому что просто перестаёт сдерживать себя, выгибается и кричит, и чёртова кровать раз за разом ударяется об стену. Наслаждение накатывает волнами, всё сильнее и сильнее, я содрогаюсь всем телом, кончая, а потом долго лежу на Дориане, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Чувствую теплую сперму, растекающуюся между нашими животами, чувствую, как ворочается подо мной Дориан, пытаясь выбраться. Чувствую резкий запах пота и спермы.
— Теперь мне точно нужен душ.
А ещё это помещение срочно нужно проветрить. Здесь настолько сильно пахнет сексом, что кружится голова. Уверен, что Дориан ко мне присоединится, но тот всё не приходит и не приходит, и больше нет никакого желания долго торчать под струями воды. А ещё немного страшно, потому что Дориан непредсказуем, и с него станется выставить меня прямо сейчас, сунув в руки скомканную одежду и ботинки (не то чтобы я этого не заслужил).
Я быстро моюсь, наскоро вытираюсь и возвращаюсь в спальню. Дориан стоит у раскрытого окна, не потрудившись натянуть хотя бы трусы и это так… словно мне снова пятнадцать — член дёргается от одного вида голой задницы.
— Не смею больше задерживать, — говорит Дориан, не оборачиваясь.
Это как удар под дых, я замираю на секунду, пытаясь упорядочить взбесившиеся мысли в своей голове. Дориан напряжён, натянут, как струна, это видно по твёрдой линии плеч, неестественно прямой спине, поджатым ягодицам. Думаю: “Ты всё ещё обижен”. Потом думаю, что Дориан не такой, он не умеет обижаться, обиды — это для слабых и неуверенных. Дориан честный, честнее всех, кого я знал. И он действительно считает, что я собираюсь сейчас свалить. “Как же ты, — думаю, — при всех своих способностях разбираться в людях, так и не понял…”
Подхожу к нему со спины, обнимаю, прижимаю к себе: Дориан жёсткий и не поддающийся, как дерево; кажется невероятным, что пять минут назад он гнулся как ивовый прут. Прошу:
— Не надо так. Я…
Не нахожу слов, не знаю, как описать всё, что сейчас чувствую, вместо этого крепче прижимаю к себе Дориана и начинаю выцеловывать его затылок и плечи. Мои руки скользят по его животу, и я понимаю, что он даже не вытерся, вытираю его сам — руками. Он откидывается мне на грудь и закрывает глаза, он кажется спокойнее и расслабленнее, чем был ещё секунду назад, а я понимаю, что могу так простоять целую вечность, прижимая его к себе и глядя на ночной город.

@темы: dragon age, фанфик, персонаж: Каллен, персонаж: Дориан, фест Магический Календарь, рейтинг: NC-17

---

День 3

[Сэр Ланселап]

Название: Серьезно?
Тема: Ювелирные страсти
Персонажи и пейринги: Дориан Павус/Каллен Стентон Резерфорд
Рейтинг: PG-13
Жанр: флафф
Размер: 800x1280
Предупреждения: пост-ДАИ
Краткое содержание: Дориан дорвался получил свой новогодний подарок

@темы: dragon age, жанр: слэш, персонаж: Каллен, фан-арт, персонаж: Дориан, канон: DA:I, фест Магический Календарь, рейтинг: PG-13

---

Высокое искусство ножа и топора

[Сэр Ланселап]

Название: Высокое искусство ножа и топора
Тема: кулинария
Персонажи и пэйринги: Дориан, Железный Бык, Крэм
Рейтинг: G
Жанр: джен, юмор
Размер: драббл
Предупреждение: источник вдохновения Regular Ordinary Swedish Time


Дориан уже не помнил, с чего начался этот спор с Быком, закончившийся на кухне. Кажется, рассказывая в таверне о некоторых блюдах своей родины, упомянул, что приготовление некоторых — целый ритуал. Бык, кажется, недоверчиво хмыкнул. Дориан, кажется, мимоходом на это бросил, что у кунари вообще нет никаких особых блюд и не Быку судить о ритуалах приготовления. Теперь маг вынужден был находиться в тесной кухне Скайхолда, наблюдая, как Бык изучает запасы. Откровенно говоря, кухня не была тесной до того, как у нее ввалился кунари, толкая перед собой тевинтерца и обещая ему раскрыть один секрет кунарийской кухни.

— Зелень! — громогласно провозгласил Бык, кидая на деревянный стол укроп, который повар выращивал прямо на подоконнике в деревянных ящичках.

— Может, хоть выдернешь его? — изогнув бровь, поинтересовался Дориан.

— Нельзя! Это древний ритуал, который соблюдается веками. Я и так раскрываю тебе тайну, за которую меня могут того, — кунари сделал выразительный жест, проведя рукой по горлу. — Значит, зелень. Рубим!

Бык перехватил поудобнее свой огромный топор, отчего кухня стала еще теснее. Дориан на всякий случай сделал шаг назад и прислонился к буфету, скрестив руки на груди. Бык же увлеченно готовил. Лишь нарубив зелень вместе с корнями, землей, ящичком и частью стола, он удовлетворенно крякнул и потребовал:
— Блюдо!

Дориан пожал плечами, открыл дверцы буфета, нашел самую большую посудину и бросил Быку. Кунари поймал блюдо, смахнул туда порубленную смесь и высыпал на ее место мешок лука.

— Почистить? — догадываясь, каков будет ответ, все же уточнил Дориан.

— Это древний ритуал, — выдал сокращенную версию Бык и поудобнее перехватил топор.

Когда в блюде уже лежала фантастическая смесь из земли, зелени, щепок, шелухи, нечищенных овощей и осколков глиняной плошки, которую Бык порубил вместе с сыром, кунари скомандовал:
— Масло!

Дориан пожал плечами и достал с холодника кусочек масла, завернутый в белую ткань. Предвкушая то, как Бык будет рубить масло вместе с тканью, маг бросил его рогатому повару. Однако на сей раз продукт был развернут и положен на доску. Стол опасно зашатался, но Быка это не смутило.

— Нужно его растопить! — заявил кунари. — Давай! Прикоснись к древнему ритуалу.

Дориан с готовностью подбросил на ладони маленький файербол.

— Масло нужно растопить криком! Его нужно унизить. Оно должно понять кто тут главный.

— Я не буду орать на масло, — категорически отказался Дориан. — Думаю, оно будет достаточно унижено, если я брошу в него маленькую искру, а не целый файербол.

Бык нахмурился, помотал головой, высекая рогами искрами из каменного потолка и сам заорал, наклонившись к комку масла.

***

— И что вы делаете потом с этим изыском? — скептически поинтересовался Дориан. — Неужели едите?

— Это ж ритуал, кто ж это есть будет, — хмыкнул Бык. — Это следует преподнести Аришоку, а он обязан съесть. Думаешь, почему он вечно недовольный?

— Шеф! Шеф, Инквизитор зовет! — в кухню с грохотом ворвался Крэм.

Его слова едва не заглушил шум развалившегося-таки стола.

— Ритуал? — уточнил Крэм, обводя взглядом беспорядок и останавливаясь на блюде. — Тушеные вентиляторы?

— Они самые, — подтвердил Бык. — Что нужно Инквизитору?

— Вентиляторы? — переспросил Дориан. — Что это?

— Не знаю. Просто слово красивое, — усмехнулся Бык, покидая поле ритуальной битвы.

Дориан внимательно посмотрел на Крэма, пытаясь понять, надули его или это действительно ритуал. Однако как бы там ни было, в голове его уже начал зреть план мести, включающий вентиляторы и другие непонятные, но красивые слова.

@темы: фанфик, жанр: джен, персонаж: Дориан, канон: DA:I, персонаж: Железный Бык, фест Магический Календарь, рейтинг: G

---

[Сэр Ланселап]

Название: Издержки профессии
Тема: Кофейня!АУ
Персонажи и пэйринги: Хоук, Андерс, Дориан, Тревельян
Рейтинг: G
Жанр: флафф
Предупреждения: фсегеи

@темы: жанр: слэш, персонаж: Андерс, персонаж: м!Хоук, фан-арт, персонаж: Дориан, сеттинг: модерн!АУ, персонаж: м!Инквизитор, фест Магический Календарь, рейтинг: G

---

День 2: драббл "Зарисовка из кофейни"

[Сэр Ланселап]

Название:Зарисовка из кофейни (автор не то чтобы силён в названиях)
Размер: ~1000 слов
Персонажи: Кассандра, Жозефина, фоном Каллен/Дориан
Рейтинг: PG
Жанр: лёгкая зарисовка
Тема: Кофейня!АУ, модерн!АУ
От автора: Идея не моя. Не канонный возраст героев


— Хорошо, я начинаю понимать, почему в этой кофейне так много народу. — Жозефина аккуратно повесила шубку на стойку с одеждой и присела рядом с Кассандрой. Пропахшее корицей и ванилью помещение было битком набито студентами, даже парочка преподавателей затесалась и небольшая группа “белых воротничков”. Жозефина разгладила складки на пышной юбке, поправила в волосах заколку в виде огромного цветка и только убедившись, что выглядит идеально, продолжила: — Ты так и будешь издалека любоваться на красавчика-баристу или, может, подойдёшь, сделаешь заказ, пригласишь на свидание?
— Не могу, — Кассандра страдальчески заломила брови и не менее страдальчески вздохнула. — Я совершенно уверена, что не в его вкусе. Ему скорее нравятся девушки, подобные тебе: красивые, романтичные, такие… — Кассандра обрисовала в воздухе волнительные изгибы, — фигуристые, — закончила она и уронила голову на стол, пребольно стукнувшись лбом.
— Ну-ну, — Жозефина утешающе похлопала подругу по спине. — Ты же знаешь, накачанные блондины — не мой тип. Предпочитаю смуглокожих брюнетов, вон как тот красавчик, который только что зашёл в двери.
Кассандра подняла голову.
Бариста, объект её желаний, куда-то скрылся, скорее всего, ушёл в подсобку за порциями сливок, сиропа или ещё какой-нибудь ерунды, которой требовательные покупатели просят испортить свой кофе. Сама Кассандра предпочитала двойной эспрессо без всяких добавок — бодрит и горчит на языке — идеально.
Объект желаний Жозефины встал в конец очереди, достал из кармана телефон и стал что-то там писать. Это был красивый мужчина, с идеально уложенными волосами, идеально же уложенными усами, в идеально сидящих невозможно узких брюках и даже длинный шарф был намотан на нём идеально.
— О, дорогая, — Кассандра покачала головой. — Этот парень бесспорно гей, так что давай поищем тебе другого брюнета, может, не такого смуглого, может даже бородатого. Как насчёт моего старого друга Тома, он определённо в тебе заинтересован?
— Только если он сбреет свою ужасную-ужасную бороду! — Жозефина подпёрла кулачком голову. — Я и сама вижу, что парень гей, но это не мешает мне немного помечтать. А ты давай, принеси мне карамельный латте, и не забудь вручить баристе номер телефона.
Жозефина буквально силком выволокла подругу из-за стола, расстегнула пару верхних пуговиц на её клетчатой рубашке и подтолкнула в сторону прилавка.
— Попытка не пытка! — напутствовала она её добрым слово. — За спрос денег не берут!
— Ты что, начиталась сборник пословиц и поговорок? — пробурчала Кассандра, немножко растрепала на голове волосы, чтобы придать им “мальчишеский дерзкий вид”, как говорила Жози, и решительным шагом двинулась в конец очереди.
Объект её желаний, на бейджике которого значилось “Каллен”, тем временем вышел из подсобки с полным подносом кексиков. Кассандра встала сразу за красивым геем, который всё ещё не отрывал взгляда от телефона. Каллен поднял взгляд от подноса, улыбнулся ей так лучезарно, что у Кассандры сердце буквально пустилось вскачь. Очередь пока обслуживала вторая бариста — милая девушка с ушами, как у эльфа, и речью, как у портового грузчика. Наверное, её держали тут для колорита. Для себя Кассандра твёрдо решила, что дождётся, когда Каллен вернётся к своим прямым обязанностям, и попросит у него кофе, номер телефона и первое свидание.
Меж тем Каллен почему-то нахмурился, поставил кексы в стеклянную витрину, отставив в сторону только один, подошёл к кофейному автомату и намутил там такой мудрёный кофе, что у Кассандры от количества ингредиентов голова пошла кругом — молоко, сливки, мятный сироп, карамельный топпинг, кардамон, корица и какой-то ликёр — название на этикетке Кассандра не разглядела, она не то чтобы была сильна в алкоголе. Впрочем, убойная смесь в стакане, который сейчас держал Каллен, могла бы свалить с ног даже Железного Быка, тафгая университетской хоккейной команды, что уж говорить об обычной девушке.
Каллен двинулся в сторону Кассандры, и она тут же вся подобралась, мысленно приготовившись смело выпить ту бурду, которой он явно собирался её угостить. К счастью (или к сожалению, это как посмотреть) ей не пришлось идти на такие жертвы, Каллен остановился в шаге от неё и уставился на телефонного красавчика рядом.
— Дориан, — позвал Каллен таким голосом, что Кассандра тут же распрощалась с планами на первое свидание и на все последующие тоже. В этом голосе было слишком много призыва, если вы понимаете, что Кассандра имела ввиду. Ну и как-то сразу стало понятно, что улыбался Каллен вовсе не ей.
Красавчик оторвался, наконец, от своего телефона и помахал баристе рукой.
— А я тебе пишу. Не увидел тебя на рабочем месте. Где мой кофе?
— Я ходил за твоими любимыми кексами. Только испекли.
Каллен протянул ему кофе и тут же отвёл руку в сторону, когда Дориан попытался его забрать.
— Каллен!
— Сначала поцелуй, — ухмыльнулся Каллен, всё ещё держа кофе на вытянутой в сторону руке.
Дориан закатил глаза, но перегнулся через витрину, схватил Каллена за отвороты форменной рубашки и притянул к себе для поцелуя. Слишком долгого и очень грязного поцелуя, если вы хотите знать мнение Кассандры. У Каллена была отменная балансировка, раз он не пролил ни капли кофе, пока Дориан вылизывал его гланды.
Пожалуй, стоило ходить сюда почаще, чтобы наблюдать столь волнительные поцелуи, раз уж на собственной личной жизни можно в очередной раз поставить крест. Серьёзно, она даже не разочаровалась.
Кассандра бочком-бочком обошла целующуюся парочку и заказала кофе у ругающейся эльфийки. Получив свой двойной эспрессо и карамельный латте для Жози, Кассандра вернулась к ней за стол.
— Я нашла! — сообщила Жозефина, как только Кассандра села рядом. Она протянула ей телефон с открытой страницей социальной сети. — Каллен Резерфорд, полузащитник, пятый курс, учится, работает и вот уже два года официально встречается с блоггером-тысячником, местной звездой, третьекурсником, некромантом Дорианом Павусом.
— И скажи пожалуйста, почему ты этого не знала, ты же знаешь всё, — проворчала Кассандра, влив в себя порцию бодрящего напитка. Горечь тут же осела на языке, возвращая ясность сознания, слегка затуманенного до этого чужим умопомрачительным поцелуем.
— Просто не сопоставила, — пожала плечами Жозефина. — Университет огромный, а я никогда не встречала их воочию. Мы всего лишь на первом курсе, дорогая. У нас не то что аудитории, у нас корпуса разные!
— Такой облом, — Кассандра уныло помешивала ложечкой кофе. Сахара там отродясь не водилось, но руки чем-то надо было занять.
Её телефон оповестил о входящем сообщении.
“Хэй, красавица, не хочешь сегодня прогуляться по набережной? Послушаем скрипки на воде, заглянем в ресторанчик с морскими гадами?”
— Что там? — Жозефина заглянула через плечо, пытаясь рассмотреть сообщение.
— Варрик зовёт погулять вечером.
— Это называется свиданием, моя дорогая.
— Это называется “просто погулять”, — фыркнула Кассандра, набирая на телефоне “заезжай за мной в 7”.
Жозефина тяжело вздохнула и покачала головой. На её взгляд, у Варрика просто бездна терпения, а Кассандра иногда была непроходимо ту… упряма.

@темы: dragon age, фанфик, персонаж: Каллен, персонаж: Дориан, персонаж: Кассандра, сеттинг: модерн!АУ, персонаж: Жозефина, фест Магический Календарь, рейтинг: PG-13

---

[Сэр Ланселап]

Название: Тимбилдинг
Тема: Офисный роман
Персонажи и пейринги: Гаррет Хоук/Андерс
Рейтинг: R
Жанр: ПВП
Размер:1200х940
Предупреждения: использована гуглофотка города
Краткое содержание: Хоук занимается тимбилдингом как умеет

Возможно НСФВ

@темы: жанр: слэш, персонаж: Андерс, персонаж: м!Хоук, фан-арт, канон: DAII, сеттинг: модерн!АУ, фест Магический Календарь, рейтинг: R

---

[Сэр Ланселап]

Название: Праздник в кругу семьи
Тема: Новый год или его тедасский аналог
Персонажи и пэйринги: Хоук/Андерс
Рейтинг: G
Жанр: флафф
Предупреждения: сопли в сахаре

@темы: персонаж: Андерс, персонаж: м!Хоук, фан-арт, канон: DAII, фест Магический Календарь, рейтинг: G

---

Мечты сбываются

[Сэр Ланселап]

Название: Пятьдесят второй
Тема: Ретеллинг сказок
Персонажи и пейринги: Дориан Павус/Железный Бык, Кассандра, Лелиана, Жозефина
Рейтинг: PG
Жанр: ретеллинг
Размер:1200х1024
Предупреждения: стеб, скетчевость, анатомия, чю авторское
Краткое содержание: как ни старался принц, а туфелька подошла только Золушке

@темы: dragon age, фан-арт, персонаж: Дориан, канон: DA:I, персонаж: Железный Бык, фест Магический Календарь, рейтинг: G

---

День 1: драббл "Ты и проклятые дыры в небе"

[Сэр Ланселап]

Название:Ты и проклятые дыры в небе
Размер: ~1200 слова
Персонажи: м!Лавеллан/Дориан
Рейтинг: R (очень мягкий)
Жанр: слэш, романтика
Тема: Новый год или его тедасский аналог


Это праздник Первого Дня, и Алларос понятия не имеет, что он должен сейчас делать. Все вокруг веселятся, танцуют, наряженная ель у стены сверкает магическими огнями; стол ломится от еды и вина — блюда простые, без изысков, но их много, чтобы каждый на этом празднике смог наесться досыта.
Алларос сидит за столом, крутит в руках бокал и развлекается тем, что замораживает и размораживает вино. Которое, конечно, потеряло теперь всякий вкус.

Он признателен, честно, признателен: Жозефине за устройство праздника, Каллену — за помощь с провизией, Железному Быку и его отчаянным головорезам — за количество дров, достаточное для обогрева всего Убежища, не то что одного храма, временно превращённого в бальный зал. Людям нужен был этот праздник — немного мира во время войны. Немного радости.
Играет самодеятельный оркестр, как ни странно, достаточно сносно. В храме пыль стоит до потолка от скачущих, пляшущих, топающих ног. Сэра выкидывает коленца, как молодая козочка, Блэкволл уверенно подхватывает Жозефину за талию, бережно держит за руку и кружит, кружит, кружит… Кто бы мог ожидать от вояки такой галантности и умения танцевать? Железный Бык выбрал в пару Дориана, или Дориан выбрал в пару Быка, тут уже не разберёшь, и Алларос отворачивается в другую сторону, просто чтобы их не видеть.

Если бы он умел танцевать, как Блэкволл, он пригласил бы Дориана.
Если бы он был красив, как Каллен, он пригласил бы Дориана.

Но Алларос уродлив по меркам людей, гномов и эльфов — он слишком длинный, слишком худой, он почти ростом с Быка, только не имеет размаха плеч с побережье Амарантайнского Океана. Его кожа такая белая, что отсвечивает голубым, и красные глаза, которые пугают людей, гномов и эльфов, и длинные белые волосы, которые он заплетает в косу. Правда, сейчас волосы распущены и тщательно расчёсаны — Сэра настояла, а Алларос никогда не мог отказать Сэре. Она, как младшая сестрёнка, которую он потерял три года назад — смешная, непоседливая, откровенная. Сэра распустила его волосы, причесала гребнем. “У тебя глазёнки, как у снежного волка в ночи, — сказала Сэра. — Спрячем их за волосами, пока ты не перепугал всех гостей”.
Алларос думает, что пришёл в этот мир не для любви, дружбы, семьи. Он пришёл в этот мир, чтобы его спасти — так решили эльфийские боги, не он. Сам бы он не хотел для себя такой чести. У него есть способность закрывать дыры в небе, а больше миру ничего от него не нужно. А что нужно самому Алларосу никого не интересует.

Он ловит взгляд Дориана, тот улыбается ему радостно, искренне, потом что-то шепчет наклонившемуся Быку, и Бык гогочет, заглушая хохотом даже оркестр. Алларос смущённо отводит взгляд. Он смешон, знает, что смешон с этой своей влюблённостью, зелёной рукой и грёбаной “избранностью”, будто он какой-то особенный. Он простой, проще не бывает, и ему совершенно не нравится, с каким почтением теперь перед ним расступались простые люди.

Дориан отрывается от Быка (или это Бык отрывается от Дориана — у них не разберёшь, и, если честно, великолепный Бык с великолепным торсом и великолепными рогами гораздо больше подходит прекрасному Дориану, чем Алларос), Дориан идёт к нему той самой танцующей походкой, от которой замирает сердце. Алларос опускает голову, чтобы волосы упали на глаза, и украдкой наблюдает за Дорианом, оглаживает взглядом линию шеи, плеч, сильный торс, затянутый в кожу, крепкие бёдра, длинные ноги. Он бы мог, о, он действительно мог бы подарить ему наслаждение — целовать каждый сантиметр идеальной смуглой кожи, обласканной тевинтерским солнцем, проникнуть языком в самое сокровенное, раскинуться перед ним, отдать всего себя, накрыть собой, оплести всеми своими длинными конечностями — из него вышла бы прекрасная лиана, он не шутит. Он бы мог, но у него не хватает смелости даже пригласить Дориана на танец.

— Алларос, — Дориан садится рядом, вытягивает ноги, неодобрительно смотрит на испорченное в бокале вино, — общественность интересуется, почему ты не танцуешь?
— Общественность — это ты? — улыбается Алларос и отставляет бокал с многострадальным вином в сторону.
— Один из, — уточняет Дориан. — Сидишь здесь, как статуя одиночества.
— Нет таких статуй, — Алларос качает головой. Он не может перестать улыбаться, он всегда улыбается, когда Дориан рядом. Это чувство лёгкости несравнимо ни с чем, словно его накачали пузыриками игристого вина и он сейчас взлетит.
— Если бы были, их определённо лепили бы с тебя. Но вернёмся к нашей проблеме. Почему ты не идёшь танцевать?
— Разве это проблема? — Алларос разводит в стороны руки. — Я не умею танцевать, Дориан, это же очевидно.
— Ах, какая ерунда, — Дориан встаёт и протягивает руку. Конечно, Алларос не может ему противится, никогда не мог. Даже если знает, что выставит сейчас себя на посмешище перед всем Убежищем. Он кое-как к двадцати пяти годам научился управляться со своими конечностями — не путаться и не спотыкаться на ровном месте. Но он всё ещё не умеет танцевать. — Посмотри, Алларос, — продолжает Дориан, ведя его к центру зала. — Все настолько пьяны, что даже не замечают, как я иду мимо них, держа за руку самого великого и ужасного Белого Демона.
Алларос спотыкается на этих словах и чуть не пропахивает носом пол. Дориан успевает его подхватить и даже утащить за огромную разлапистую ель, наряженную всем, что попалось под руку, при этом не воняло и имело отличный от чёрного цвет.
— Что значит “Белый Демон”? — переспрашивает он, заняв устойчивое положение возле стены. Он спрятан, укрыт от чужих глаз и чувствует себя сейчас намного уверенней, чем обычно.
— О, а ты не знал? — Дориан удивлённо вскидывает брови. — Тебя так прозвали враги, солдаты подхватили, и даже наш бравый командор, ум, честь и совесть, нередко угрожает нерадивым бойцам скормить их печень Белому Демону, если не будут стараться.
Алларос не знает, как на это реагировать, серьёзно, не знает.
— Я не ем печень людей. — Это звучит почти жалко, и Алларос снова отводит взгляд. Он не любит смотреть людям в глаза, его прямой взгляд вгоняет всех в ступор и намертво запирает рот, словно теряются все слова в мире. — Я знаю, что выгляжу пугающе, но я не думал, что настолько.
Он закрывает глаза, чтобы не видеть озабоченного лица Дориана, а ещё, чтобы сам Дориан не видел его глаз, красных с огненными вспышками от свечей в отражении зрачков.
— О чём ты? — в голосе Дориан — сплошное недоумение. — Посмотри на меня. — Дориан берёт его за подбородок двумя пальцами, поворачивает к себе. — Посмотри на меня!
Алларос нехотя открывает глаза.
— Ты не пугающий, ты — устрашающий, — уверенно говорит Дориан. Честно, Алларос не видит разницы, но он не хочет возражать. — И это возбуждает.
Алларос открывает рот. Он хочет попросить Дориана заткнуться, хочет попросить его поцеловать, хочет сказать ему: “Не ври, пожалуйста, не ври мне, только не ты!”. Он не успевает сделать ничего из этого, потому что Дориана наклоняет его к себе — сильно, властно, почти больно. Алларосу приходится согнуться в три погибели, но он еще и не так готов закрутиться, лишь бы Дориан продолжал его целовать.
Это длится долго, но все равно слишком быстро, Алларос фиксирует краем сознания, что оркестр закончил играть одну песню, и начал другую. Дориан отстраняется, и Алларос тянется к его губам “пожалуйста, не останавливайся, не сейчас!”
— Я устал ждать, пока ты решишься, — шепчет Дориан между поцелуями. — А потом я понял, что ты не решишься никогда. А я не из тех, кто будет ждать вечность. Что творится в твоей бедной голове?
— Ты, — отвечает Алларос уверенно. — В моей голове ты и проклятые дыры в небе. Такой расклад.
— Какое совпадение, в моей тоже, — смеётся Дориан. — Ты и проклятые дыры в небе.

@темы: фанфик, персонаж: Дориан, персонаж: м!Инквизитор, фест Магический Календарь, рейтинг: R

---

Арты: Андерс, Андерс и Хоук

[gerty_me]

Х

И в профиль

смотреть

Х

Очень красивый и очень трагичный стилизованный арт. Так что под кат лезть осторожно

смотреть

Х

А этот наоборот, очень чувственный

смотреть

Х

@темы: жанр: слэш, жанр: джен, персонаж: Андерс, персонаж: м!Хоук, фан-арт, рейтинг: PG-13, рейтинг: G

---

[MFMages]

Логин для анонимной публикации работ на фест:
user: Сэр Ланселап
pwd: fuckyeahmages

Логин предназначен для использования только в данном сообществе.

Напоминаем, что в сообществе проводится праздничный фест «Магический Календарь» : )



список тем Календаря

Всех с наступающими праздниками! Присоединяйтесь!

@темы: фест Магический Календарь, организационное

---

Дориан

[Ernst Wolff]

/с/

@темы: фан-арт, персонаж: Дориан

---

Андерс (и Хоук)

[Ernst Wolff]

/с/

+3 м!Хоук/Андерс

/c/

вроде как это не фем!Андерс, но...

/с/

/с/

@темы: dragon age, персонаж: Андерс, персонаж: м!Хоук, фан-арт, рейтинг: PG-13

---

Дориан от Tamarandom

[Ernst Wolff]

небольшая подборка артов Tamarandom - Дориан в гордом одиночестве, Дориан с ее инквизитором (и просто ее инквизитор, гляньте, какой классный!) и бонус с уродливым свитером, который не так уродлив, если его наденет демон желания
по клику картинки становятся больше.

+немного

@темы: dragon age, жанр: слэш, жанр: джен, фан-арт, персонаж: Дориан, персонаж: м!Инквизитор, рейтинг: PG-13, рейтинг: G